«Впрочем, — не слушая ни себя, ни Роберта, продолжал ломать голову Банге, и эта новая мысль и успокаивала и объясняла поведение Дорна, — все дело в том, что он простак. Они все, Дорны, испокон веку простаки. Оттого у них ничего путем не складывалось, что все наружу, по правилам. Правила штука хорошая, исключают необходимость думать и маневрировать — чего напрягаться, действуя по правилам? А что предписывают правила доброму прихожанину? Вот именно, сиди и, не возражая, принимай на себя удары судьбы. Он и принял. Да, Дорн такой, как и вся их порода. Не толкни я его в порт, когда он вернулся из Кейптауна после смерти родителей, так бы и остался безработным. Еще ниже бы пал, пожалуй. И не посоветуй я ему отправиться в Берлин к тем славным парням из СА, что приветили его, так и шатался бы по сей день по Пиллау. А ведь послушай он меня тогда, когда я был готов пристроить его к Гейдриху, был бы сейчас если не на первых, так на вторых ролях, для него и то много… Что он сейчас собой представляет? Агентишка. Никогда карьеры сам не сделает. И все потому, что он… как это называется… щепетильный. 'Не беспокойтесь, герр Банге…' Хотя тогда он меня еще и дядюшкой величал. Теперь не называет. Почему? — опять встрепенулся Банге. — Не простил? Значит, пришел с хитростью? Ладно, послушаем…» — и Банге приготовился слушать, величественно проговорив:
— Так что же привело тебя ко мне после стольких лет?
С тридцать третьего года Банге только и делал, что подозревал, ибо, едва Гитлер пришел к власти, он понял, как можно выделиться при новом режиме, когда одной железной преданности мало, — только активно искореняя инакомыслящих, инакоговорящих, инакопоступающих. Иначе какие у него могли быть вопросы к девице по имени Лора, невесте Дорна, служащей фирмы Круппа, которую он видел первый раз в жизни, к Ингрид, которую он всю жизнь знал и даже относился к ней с симпатией? Однако… Зачем они сели за один стол с английским журналистом О'Брайном, который явился разыскивать в Пиллау командира отряда штурмовиков Дорна именно тогда, когда фюрер поставил под сомнение существование СА, их право на жизнь? Почему не днем раньше или неделей позже, а именно 30 июля? Это было слишком подозрительно.
И вдруг Банге насторожился, Дорн словно прочитал его мысли:
— Я не хотел бы, герр Банге, чтобы между нами оставалась некая недоговоренность, — сказал Дорн. — Я чувствую, мысль о ней и вам не дает покоя. Конечно, мне пришлось немало пережить. И вы оказались, к сожалению, невольным виновником моего несчастья. И несчастья Ингрид. Но вы исполняли долг, и я знаю это. А потому мой долг — взять себя в руки и не позволить наложиться горечи на наши добрые отношения. Я повторяю, вы исполняли свой долг, да еще в то время, когда рейх переживал воистину тяжкие дни. Окажись я на вашем месте, я поступил бы так же, никакие родственные или дружеские чувства не могли бы стать помехой моим действиям.
Банге изумленно поднял брови. «О… Даты не так прост, как кажешься. Жизнь обтесана? — пронеслось в голове. — Или все-таки пошел в своего дядю Иоганна, который хоть и казался совсем никчемным, а капиталец-то составил… Без изворотливого умишка на деревяшках особых денег не сделаешь, а выглядел-то покойник ну таким Гансом! С тобой, Дорн-младший, можно иметь дело, даже стоит, оказывается, его иметь».
Банге предложил Дорну присесть, сам вернулся к рабочему столу — вид у него сделался серьезный, самое время поговорить о финансово-промышленных проблемах. Дорн заговорил о расширении своего предприятия, об английских знакомых, о своих связях с БСФ. О Венсе, Фратере, Мосли, наконец, дошел до предложения Венса и произнес имя Биргера Далеруса.
— Хм, — фыркнул Банге, — да знаю я его! У него свое дело в Данциге. Он за него дрожит. Он понимает, задери поляки хвост, мы им начистим рыло. Поэтому перед нами готов ползать на карачках. Уж если с кем можно сладить любой вопрос, так это с ним, — Банге рассмеялся, но быстро посерьезнел. — Ты очень правильно сделал, Роберт, что пришел с этим разговором ко мне, — он значительно пожевал губами. — Верно мыслишь, большая политика решается не только на уровне господ Круппа да Тиссена. Конечно, иной раз приходится иметь дело с разными мошенниками… с негерманцами… Но и это к лучшему. Ведь мы будем диктовать им свою волю, а они — ее исполнять. Очень верно, что пришел ко мне. Твоя интуиция арийца тебя не подвела. Ты заметил, что люди, отмеченные знаком высшей расы, предельно интуитивны и могут предсказывать будущее? Я убедился в этом! И не только на примере дорогого фюрера. Так что… Ты верно сделал. Да… Но к делу. Видишь ли, в начале этого года я был назначен одним из руководителей «Штаба по сырью и девизам», который недавно учредил наш Геринг. Мне сейчас, как никогда, близки темы производства и финансов. Значит, англичане уже не могут без нас, — он усмехнулся. — Хорошо. А у нас как раз нехватка рабочей силы. Особенно в легкой и обрабатывающей промышленности. И в Пруссии это явно стало ощущаться.
«Конечно, — подумал Дорн, — если всю рабочую силу концентрировать в Руре и Эссене на тяжелой и военной промышленности, некому станет ткать сукно для солдатских мундиров».
— Тесное сотрудничество с Англией нам не слишком нужно. Это я тебе как специалист говорю. Если только в политическом отношении. Рейхсминистр Геринг и доктор Шахт уже перевернули все, скоро у каждого немца будет собственный автомобиль, а когда мы получим жизненное пространство… Но нужно время, для этого следует сделать вид… До того, как мы полностью подготовимся, и временно мы могли бы… Но только временно! Ведь придется в чем-то открываться перед англичанами. Ты думал об этом?
— Как точно вы рассуждаете, — вздохнул Дорн. — А вот штандартенфюрер Лей меня не понял, счел контакты финансистов и промышленников с британскими коллегами излишними. Он, наверное, подумал, что мне одному это надо.
— Лей — служака, без полета мысли. Но ты не сердись на него. Дорогой Роберт, увы, не каждому дано охватывать проблему в целом. Интересно, конечно, интересно. Мы сильнее, вот англичане и ищут у нас поддержки. Понимаешь? Мы подчиним их без единого… мда… — слово «выстрела», а может быть, «снаряда» Банге не произнес, не решился-таки. Он еще неточно знал нюансы политики фюрера в английском вопросе. Воздержался от собственных суждений. Но понял, что с Гейдрихом об этом поговорить необходимо. Конечно, все это вода на мельницу Гесса, но ведь из этой воды можно и помои сделать. И тогда Рейнгард найдет, как и в чем подковырнуть старину Рудольфа. Слишком уж Рудольф гордится своей близостью к Адольфу и без стыда пробалтывается, что якобы Адольфу «Майн кампф» написал. Некрасиво с его стороны. Нет партийной скромности. Что все они рядом с провидческой фигурой фюрера, мессии?
— Дело в том, что я снова уезжаю в Лондон, герр Банге. Когда бы вы могли увидеться с герром Далерусом? Я хотел бы знать итоги вашей первой встречи.
— Да, да… Надо подумать. Я позвоню тебе в Берлин.
«Он явно будет консультироваться, — понял Дорн. — Но с кем? С Гейдрихом, с Герингом?»
— Так я могу, герр Банге, в разговоре с Венсом сослаться на вас как на человека, который возьмет на себя труд довести наши общие интересы до рейхсминистра Геринга?
— Давай-давай… Нужно, чтобы англичане тебе побольше доверяли. С Германом я переговорю ночью, когда он не так загружен текущей работой. Это важный вопрос.
«Да, он сразу выйдет на Геринга. Было бы неплохо, если бы в разговоре с рейхсминистром он упомянул и мое имя. Может быть, мне удалось бы стать ближе к сердцевине переговоров немцев и англичан, всех переговоров, не только экономических», — думал Дорн.
Банге неожиданно встал, давая понять, что аудиенция окончена.
— Ты поезжай, паренек. Рад был тебя видеть. Женись вот только. Нора, пора… Я второй год вдовствую, однако тоже думаю. Семья — это еще и укрепление реноме, не забывай. И езжай, исполни свой долг солдата. — Банге вытянулся в струнку, как тому ни мешал радикулит. — Хайль Гитлер, Дорн!
— Хайль Гитлер, герр Банге!
— Иди, сынок, торопись, езжай, мой милый… — повторял Банге, провожая Дорна.
Банге не терпелось внести самостоятельное предложение в работу «Штаба по сырью и девизам», а там, смотришь, начать новый виток карьеры.
В Берлине Лей встретил Дорна с грустной озабоченностью:
— Мне очень жаль, я лично не желал бы этого, но… Пришлось прийти к мысли, что вам сейчас целесообразнее заняться другой работой. Да, обидно, что ваши нужные рейху отношения в Лондоне пока не. получат должного развития, но, с другой стороны, наше решение продиктовано прежде всего заботой о вас, Дорн. Заботой о деле. Дайте в Лондон телеграмму служащим своей конторы, что вы решили отдохнуть на одном из европейских курортов. Нельзя вам в Лондон. Все дело в том, — Лей снял очки, покрутил их,
