МИДа, который, попытка за попыткой, склоняет Великобританию к политическому союзу, а для Италии это лишнее, ведь с англичанами еще придется выяснять отношения на море, в Гибралтаре прежде всего.
Риббентроп спросил, каким образом господин граф предпочел бы добираться до резиденции фюрера.
— Удобнее всего туда ехать из Зальцбурга — небольшая автомобильная прогулка по живописнейшим местам. Но Зальцбург для нас пока зарубежье, — добавил он многозначительно.
Чиано ответил понимающей улыбкой. И выбрал маршрут: самолетом до Розенхайма, чтобы не лишить себя «очаровательной горной прогулки на автомобиле».
Обедали в Бад-Райхенхалле, осмотрели романскую базилику монастыря Санкт-Зено, и Чиано не совсем осторожно высказался насчет латинской культуры, лежащей в основании культуры всей Европы. Риббентроп сделал вид, что не расслышал, и заговорил о чистом воздухе.
Когда машины поднялись еще на один перевал, Чиано почувствовал высоту — встретилась табличка с отметкой 570 метров над уровнем моря. Проехали озеро Кенигсзее — истинно королевское, как коронный бриллиант голубой воды, оно лежало, подернутое дымкой, в темно-зеленой бархатной оправе леса. Монастырь Петра и Иоанна Чиано осматривать не стал — он не любил позднюю готику. Потом они начали подъем на Вицман, и внизу, в котловине, открылся Берхтесгаден — с охотничьим замком, олимпийским трамплином, мозаикой черепичных крыш… Чиано вспомнил, что на здешних курортах лечат заболевания центральной нервной системы — уж не потому ли Гитлер избрал эти места для своей резиденции?
Гитлер встречал гостей в воротах. Они поздоровались за руку, и Чиано передал привет от тестя:
— Даже в самые трудные минуты дуче испытывал к вам, фюрер, самую сердечную симпатию.
Гитлер понял — перед ним извиняются за вмешательство в венские события тридцать четвертого года. «Видимо, неважно идут дела в Африке у дорогого дуче…» — подумал Гитлер и вслух произнес:
— Я всегда любил вашего тестя, дорогой граф, ибо нельзя не преклоняться перед крупнейшим государственным деятелем, с которым никто, даже отдаленно, не может быть поставлен в сравнение.
Нейрат закашлялся, вытащил большой клетчатый платок, закрыл им лицо. Риббентроп владел собой лучше — невозмутимо уставился в небо, он вообще любил поглядеть ввысь, когда не желал ничего видеть окрест себя или когда не желал, чтобы кто-нибудь видел выражение его лица.
Чиано благословил судьбу за обед в Бад-Райхенхалле, ибо терпеть не мог отварную спаржу под яичным голландским соусом, которой теперь настойчиво угощал его фюрер… Чиано ссылался на дурной аппетит, привычку к воздержанию — понимал, что это должно импонировать вегетарианцу Адольфу. И тот улыбался. Вместе с ним улыбались Нейрат и Риббентроп. После зеленого чая Гитлер взял Чиано под руку и повел в свой кабинет.
Одну стену занимала огромная карта мира, другую — большой ватман с планом-картой Берлина. К нему Гитлер и подвел гостя:
— Я вынужден принимать вас в этой скромной обстановке, пока моя столица не обрела должного вида… мировой столицы германского тысячелетнего рейха. Я сам архитектор, и понимаю, насколько это грандиозная задача. Поэтому все свободное время отдаю сейчас планированию зала конгрессов на сто тысяч мест… Я задумал купол высотой в триста пятьдесят метров…
Чиано напряг память, но так и не вспомнил, какова высота купола Сан-Пьетро в Риме, но все равно позавидовал. Выразил восторг сдержанно. Вспомнил, Наполеон III тоже интересовался архитектурой — перестроил Париж и лично расчертил площадь Звезды и бульвары. На широких бульварах и улицах труднее строить баррикады, это император учитывал в первую очередь. «А что учитывает фюрер?» — мелькнула мыслишка.
Вошли Нейрат и Риббентроп. Выражение светской учтивости мгновенно слетело с лица фюрера.
— Мы должны приступить к активным действиям, — без предисловий заявил он Чиано. — Мы должны переходить в наступление. — И с пылом принялся доказывать, что интересы Италии и Германии никак не противоречат друг другу, у них общие цели.
Чиано сослался на позицию соседних держав, которые могут не понять этих целей.
— В конце концов все, что мы делаем, мы можем объяснить борьбой с большевизмом! — парировал Гитлер, и Чиано согласился, что антибольшевизм как тактическое средство беспроигрышен.
25 октября 1936 года германо-итальянский протокол был подписан. Два государства заявили всему миру, что отныне устанавливают общую линию поведения в важных вопросах международной политики. Правда, от мировой общественности пришлось засекретить последний пункт протокола, потому как этот пункт определял районы агрессии: Германия облюбовала для себя Центральную и Восточную Европу, а Италия — бассейн Средиземного моря. 1 ноября Муссолини назовет этот протокол «ось Рим — Берлин».
Дело было сделано, и Гитлер вновь вернулся к роли радушного хозяина. А Чиано все еще настороженно ждал момента, когда можно к месту, будто между прочим, подсунуть фюреру британский меморандум. Зная о нем, трудно свои действия оправдывать одной биологической ненавистью к красным.
Случай не замедлил представиться. Вечером они вдвоем сидели у камина, и Гитлер сам заговорил об англичанах.
— Вот также мы сидели с Ллойд-Джорджем, — задумчиво проговорил Гитлер. — Он приехал с детьми, сыном Гвилимом и дочерью Меган. Крайне живой старик и все еще похож на «маленького валлийского волшебника», как называли его когда-то.
— Это уже лев в отставке, — степенно заметил Чиано, нащупывая переход к нужному разговору, который должен подорвать интерес фюрера к разным «валлийским волшебникам». Конечно, Чиано понимал, что пышный прием, оказанный в Германии Ллойд-Джорджу, объясняется прежде всего личным авторитетом Ллойд-Джорджа в политических кругах, хотя он давно, с 1922 года, перестал быть премьером и теперь уже терял и положение лидера либеральной партии, оставался только членом парламента. Однако его влияние на руководящие круги, как и влияние на них Уинстона Черчилля, также не имевшего в данный момент государственного поста, измерялось иными категориями — личностью, умом, кругозором… Черчилля несколько раз приглашали в Германию, но сэр Уинстон всячески уклонялся, проявляя при этом предусмотрительность и дальновидность. Впоследствии он заметит в одной из частных бесед: «Англичане, посещавшие в предвоенные годы германского фюрера, оказались затем в неудобном положении».
— Ллойд-Джордж высоко оценил успехи Трудового фронта в борьбе с безработицей, — продолжал Гитлер, и Чиано опять степенно кивнул. Разумеется, Ллойд-Джордж интересовался этим вопросом, поскольку еще в 1911 году проводил закон о страховании по безработице. — И вообще лидер либералов приходил в восторг от наших предприятий, сельскохозяйственных лагерей, мы долго беседовали, и я был удовлетворен этой беседой. Всегда приятно иметь дело с человеком, который понимает тебя и разумом и сердцем. Ллойд-Джордж готов убедить лондонских и парижских политиков в необходимости тройственного союза, — Гитлер тяжело поднялся с кресла, Чиано показалось, что левая рука, на которую он, вставая, оперся, подвела его.
Фюрер подошел к рабочему столу:
— Хочу немного похвастать, хотя я не честолюбив. Но мы же свои, так что простительно. Вот «Дейли экспресс», прочтите, дорогой граф, и убедитесь, насколько британцы верят в наше миролюбие после рейнской эпопеи. Вы владеете языком? Есть перевод.
Чиано языком владел.
«Те, кто воображают, — читал Чиано, — что Германия вернулась к своему старому империализму, не имеют никакого представления о характере происшедшей перемены. Мысль о Германии как об угрозе для Европы, с мощной армией, готовой перешагнуть через границы других государств, чужда ее новой программе… Немцы будут стоять насмерть против всякого вторжения в их собственную страну, но сами они не имеют желания вторгаться в какую-либо другую страну».
Граф аккуратно сложил газету, погасил усмешку в тонких усиках:
— Скорее всего, «маленький валлийский волшебник» лицемерит. Либо мнение Ллойд-Джорджа имеет уже столь символическое значение, что он может позволить себе любое заявление, даже идущее вразрез с официальной точкой зрения. — Чиано со злорадством наблюдал, как меняется лицо Гитлера — от самодовольного до искренне обескураженного. — И поэтому я считаю своим долгом, фюрер, ознакомить вас с чрезвычайно неприятным документом. Он развенчивает эту дезинформацию. Вот этот документ с переводом. Здесь англичане не лицемерят.
