— Да, — отвечал гигант, — меня прислал священник… он просит вас приехать к нему.
— Сегодня?
— Точно так.
Эмма кивнула и, поспешно переодевшись, вышла на крыльцо.
На дворе стояла уже оседланная лошадь. Красавица ловко вскочила на нее и с места галопом выехала за ворота. Быстро мчалась она, с легкостью преодолевая препятствия, и вскоре подъехала к воротам Окоцина.
Это был древний польский замок, построенный на холме по ту сторону Днепра и обнесенный высокой стеной.
Узенький мостик, перекинутый через глубокий ров, вел прямо к массивным воротам. Эмма остановила свою лошадь. По условленному знаку, поданному девушкой, ворота медленно отворились, и она въехала во двор, где ее встретил седой старик в темно-синем казакине и помог сойти с лошади.
Пройдя по длинному, слабо освещенному коридору, Эмма тихонько постучала в маленькую, обитую железом дверь.
— Кто там? — произнес кто-то мягким, чрезвычайно приятным голосом.
— Это я.
— Войди.
Комната средней величины была похожа на тюремную камеру: единственное окно ее было заделано железной решеткой, стены выкрашены в серый цвет, на одной из них — огромное распятие и под ним плеть. На деревянной кровати вместо тюфяка лежала охапка соломы, рядом, на полу — кусок черного хлеба и кружка с водой. У окна стоял грубо сколоченный из досок некрашеный стол, на котором лежало раскрытое Евангелие. Комната освещалась двумя восковыми свечами.
У стола, склонив голову на руку, сидел человек, которого Казимир видел в Боярах несколько дней назад. Густые длинные светло-русые волосы и такая же борода окаймляли красивое лицо, ничем не напоминавшее бледный, изнуренный лик аскета. На щеках его играл легкий румянец, большие голубые глаза смотрели гордо и повелительно, полные красные губы невольно наводили на мысль о греховных наклонностях — одним словом, все в этой загадочной личности изобличало высокомерного деспота.
Стоя на коленях и смиренно склонив голову, ожидала Эмма приказаний своего повелителя.
— Я призвал тебя сюда, — начал он плавным, низким голосом, — с целью послать в Киев по весьма важному делу.
— Ты уже говорил мне об этом, апостол.
— Когда же ты можешь выехать?
— Приказывай, я сделаю, как ты велишь.
— В таком случае, поезжай дня через три, я уже отправил в Киев все необходимые распоряжения.
— Не узнали бы меня там?
— Ты будешь жить под своим именем. Я даю тебе очень важное поручение и надеюсь, что оно будет исполнено в точности — вот почему я избрал именно тебя. Ты обладаешь светлым умом, твердым характером и непреклонной волей, что ты уже неоднократно доказала; но скажи мне откровенно, чувствуешь ли ты себя вполне достойной принять эту великую обязанность, достаточно ли чисты и непорочны твои помыслы?
— Нет, апостол.
— Исповедуйся в грехе, отягощающем твою совесть.
Эмма наклонилась и молча прикоснулась губами к ногам своего повелителя.
— Ты влюблена?
— Нет, апостол.
— В твоем сердце вновь возникло нежное чувство к твоему старому другу?
Девушка подняла голову и смело посмотрела в глаза своего собеседника.
— Я не люблю его, — проговорила она с неподражаемой уверенностью. — Но любовь его, словно солнечный луч, озарила мою душу и возбудила во мне желание стать счастливой женой и матерью. Мною овладело сомнение.
— И он надеется, что ты будешь его женой?
— Да… несмотря на то, что я советовала ему избегать меня.
— Не отнимай у него надежды, — сказал апостол. — Он живет в Киеве и при случае сможет защитить тебя. Будь благоразумна, не оскорбляй его, иначе он из друга превратится в твоего злейшего врага.
— Постараюсь.
— Поезжайте вместе в Киев и как можно чаще гуляйте по улицам города. Не скрывай, что он за тобою ухаживает, я так хочу.
— Я готова безусловно повиноваться тебе.
— Этот офицер может быть тебе полезен в том кругу, в котором ты будешь вращаться. Возложенная на тебя обязанность очень затруднительна… Знакома ли ты с графом Богуславом Солтыком?
— Нет, но я слышала, что знакомство с ним опасно для девушек.
— Это совершенно справедливо. Граф великий грешник, давно уже навлекший на себя гнев Божий и проклятия своих близких. Ты избрана нами для того, чтобы спасти его душу от окончательной погибели и вечных мук. Сознаю, что тебе трудно будет устоять против соблазна. Граф красив собою и обладает всеми рыцарскими добродетелями: он силен до безумия и пренебрегает всеми опасностями для достижения своей цели. При этом он человек в высшей степени безнравственный, для которого нет ничего святого.
Апостол вынул из стола запечатанный конверт и подал его Эмме.
— Здесь находится все, что тебе необходимо знать об этом человеке и о той высокой миссии, которая тебе предстоит, — заметил он. — Не распечатывай этот конверт до приезда в Киев и сожги хранящиеся в нем рукописи после того, как ты их прочтешь.
В Киеве у тебя будут верные слуги и усердные помощники, которым приказано беспрекословно повиноваться тебе. Если же случится что-нибудь непредвиденное или тобой овладеет сомнение, то обратись прямо ко мне, и я вышлю тебе мои инструкции.
— Постараюсь исполнить в точности все твои предписания, апостол, и надеюсь, что ты будешь мною доволен.
— Знай, что ты не слепое орудие в наших руках. Господь одарил тебя необыкновенными способностями. Если в Киеве тебе представится возможность действовать и в каком-либо другом направлении, не стесняйся ничем, исполняй твое призвание, не отступай от заповедей Божьих и нашего святого учения и ты не ошибешься.
Тебе предстоит совершенно новый образ жизни. Ты будешь принята во всех аристократических салонах и сможешь накинуть сеть на все городское общество. Посещай театры, концерты, балы, гулянья, окружи себя поклонниками. Я возлагаю на тебя огромные надежды. Нет ли у тебя там других знакомых, кроме Ядевского?
— Там живет приятель моего покойного отца, участковый пристав Бедросов.
— Отлично! Этот человек будет нам очень полезен! — апостол задумался.
— Не будет ли еще каких-нибудь приказаний? — спросила Эмма после минутного молчания.
— Нет, я передал тебе все, что было нужно. Ступай с Богом!
— Разве ты не наложишь на меня епитимии? Я желала бы очистить мою совесть до отъезда в Киев.
— Хорошо. Следуй за мной.
И он повел ее через двор в небольшую капеллу, где царил таинственный полумрак. Над алтарем перед распятием теплилась лампада, озаряя слабым светом только лик Божественного страдальца.
— Подожди меня здесь, — сказал апостол. — Покайся в грехе, смирись перед Господом и твоим милосердным судиею!
Эмма крестообразно распростерлась на полу перед алтарем и начала усердно молиться, обливаясь горькими слезами. Изредка в ночной тишине раздавались глухие стоны и тихое пение псалмов; из леса доносился крик совы.
Шорох приближающихся шагов заставил кающуюся грешницу подняться на ноги.
