сил, однако плот двигался удручающе медленно.
– Если они прыгнут в воду, то нагонят нас вплавь! – испуганно пролепетала Дженни.
– Ничего не нагонят, – фыркнул кентавр.
– Но им же до нас рукой подать.
– Подать, да не достать, – сказал Че, указывая на пробегавшую по воде рябь Неожиданно на
поверхность вынырнул шлепанец. – Видишь, что тут плавает?
– А что особенного в домашних шлепанцах? – удивилась Дженни.
– Шлепанцы-то они шлепанцы, – усмехнулся Че. – Но вовсе не домашние, а дикие. Их еще называют миноги – мины для ног. Очень опасные существа: надеваются на ногу того, кто забредет в воду, и отгрызают ему пальцы.
Приглядевшись, Дженни увидела внутри шлепанца, там, куда обычно помещаются пальцы, несколько рядов острых белых зубов, которые облизывал извивающийся язычок. Девочка поежилась ей бы не хотелось примерить такие тапочки.
Как, по всей видимости, и нерешительно топтавшимся у воды гоблинам. Сэмми опять не подвел: он нашел действительно безопасное место, ставшее таким благодаря таившейся в нем опасности.
Тем временем Дженни вывела плот на середину русла, где его подхватило течение, и уставшая работать Шестом девочка несколько успокоилась.
– Ты случайно не знаешь, что это за речка? – полюбопытствовала она.
– Точно не скажу, но, кажется, ее называют Сбулочной рекой, – ответил кентавр.
– Сбулочной? – переспросила Дженни. – Вот уж чудное название. Булочки в реках не встречаются – Ну ты даешь! – удивился Че. – А это, по-твоему, что? – Он указал на отмель, над которой на длинных стеблях колыхались пышные булочки. Хотя Дженни, памятуя опыт с вишнями, полагала, что булочки несъедобные, голод все же побудил ее сорвать одну и надкусить. После чего она мигом умяла сладкую сдобу без остатка.
Сорвал себе булочку и Че.
– Это даже не булочка, а песочное пирожное, – со знанием дела заявил он. – Оно такое сладкое, потому что растет прямиком из сахарного песка.
– Откуда?
– Из сахарного песка. Здесь, на отмели, песчаное дно.
Вообще-то, такого песка полно по всему Ксанфу, есть даже песчаные пустыни, которые так и называют – Сахары. На этом песке растут лучшие сласти. Я, признаюсь, люблю есть его просто так, но мама не велит.
– Но песок нельзя есть, – возразила она, – и он вовсе не сладкий.
Че вытаращил глаза – Ну ты даешь! – удивленно сказал он. – Чтобы эльфийская девчонка и не слышала про сахарный песок У.
– Такого песка не бывает, Чей!
– Что – чей? – нахмурился кентавр.
– Ты Чей, – сказала она.
– Я ничей.., ну, разве что папин и мамин.
– Давай-ка лучше начнем с самого начала, – сказала Дженни, позаимствовав это предложение у матушки Чекс. – А для начала как следует познакомимся. Ты…
– Кентавр Че, из числа крылатых чудовищ Ксан-фа, – охотно представился он.
– Ой, прости. А мне показалось, будто тебя зовут Чей.
– Пустяки. А ты?
– Я Дженни из Мира Двух Лун. Там, откуда я родом, песок – это что-то вроде толченого камня, и есть его нельзя.
– Но, вообще-то, наш песок тоже что-то вроде крошева из горного хрусталя, откуда-то из Великих Карамельных Гор. Потому-то он так хрустит. А ты, я вижу, хоть и эльфесса, но не из местных. Вяз-то твой где?
– Почему все толкуют о каких-то вязах? – спросила она. – Я их в жизни не видела!
– Вот те на! Но ведь все эльфы связаны с вязами. У каждого эльфийского племени есть свой вяз, вокруг которого расстилаются их владения. Чем ближе к вязу, тем эльф сильнее, а раз ты далеко, так должна быть совсем слабой.
– Но я не привязана ни к какому вязу! – возразила Дженни. – И никто из моих родичей тоже. Насчет «ослабла» – тут ты не ошибся, но это от усталости, а не из какого-то там дерева.
– Видно, твоя Двухлуния из тех дальних стран, про которые мама мне еще не рассказывала, – задумчиво промолвил Че. – Это ведь не в Ксанфе, правда? А что, у вас там действительно две луны?
– Конечно. Мой мир совсем непохож на ваш Ксанф, про который я до сего дня и слыхом не слыхивала. Чудно тут у вас – ничего не поймешь. Вишни взрываются, песок едят, а тут еще не то люди, не то птицы, не то лошади… Ой, прости! Я ничего тако…
– Да все в порядке. Все кентавры ведут свой род от .людей и лошадей, а у нас, крылатых, есть среди предков и птицы. Мой дедушка был гиппогрифом.
