То, что выезд на это место происшествия будет чреват многими самыми неожиданными последствиями и не принесет ничего хорошего, было ясно почти с самого начала. С некоторых пор Екатерина Сергеевна, а проще сказать, Катя Петровская – криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области, внимательно прислушивалась к своему внутреннему голосу.
На этот раз внутренний голос предостерегал недвусмысленно: нечего тебе делать в Старо-Павловске на этом происшествии. Не с такими впечатлениями следует уходить в очередной и такой долгожданный отпуск. Но не ехать туда Катя уже не могла: «Жигули» пресс-центра стремглав мчались (сильно сказано для этой развалюшки) по шоссе. Катя затаилась на заднем сиденье тихо как мышь. Прислушивалась к разговору коллег. Они говорили о том, что произошло. Надо же, думала Катя, это несчастье стряслось как раз накануне ее отпуска. И что самое главное – это уже не первый случай, который там происходит! Именно в том месте, где она и Нина собираются провести…
– Самоубийц обычно хоронят либо на самом краю кладбища, либо за оградой. Ни креста на могиле не полагается, ни памятника – один холмик. Когда Полунина хоронили, мы ездили похороны заснять. Мать его, старуха, все уговаривала местного священника, чтобы отпел всех, ну, всю их семью. А он жену Полунина и сына только отпевал, а самого-то… Даже гроб его в церковь запретил вносить. Во как!
В Кате же названная фамилия многое вызвала в памяти. Анатолий Полунин был прокурором Старо- Павловского района. И его трагическая гибель, и страшная кончина его семьи в мае этого года всколыхнули не только тихий Старо-Павловск, но и все Подмосковье. О трагедии писали газеты, а слухи ползли самые мрачные и противоречивые. И вот, не прошло и трех месяцев – сегодня как раз второе августа, – и в этом районе новое ЧП. И обстоятельства его кое в чем совпадают с…
В дежурной части главка Кате сообщили, что в район вместе с опергруппой срочно выехал Никита Колосов – начальник отдела по раскрытию убийств. И это известие Катю заинтриговало: в сводке ведь ясно сказано – «самоубийство». Зачем ехать на подобное происшествие Колосову? Или при осмотре места уже возникли какие-то сомнения? Что-то там нечисто и Никита лично отправился выяснять? Они подозревают инсценировку? И на самом деле гибель этого несчастного Михаила Ачкасова не самоубийство, а хладнокровно осуществленное убийство, замаскированное под… Но тут Катя оборвала себя: «Хватит, вечно ты торопишься. Сейчас приедем и все узнаем на месте».
В этот теплый и пасмурный августовский день городок Старо-Павловск встретил их сонной, ленивой тишиной. Катю всегда поражало то, как отличается в таких подмосковных городках ритм жизни от столичного. Кажется, недалеко от Москвы, а жизнь иная. Поля, заросшие травой, деревеньки, леса и перелески, и вдруг – этакое «новорусское» чудо, замок из красного кирпича под медной крышей, более похожий не на жилой дом, а на роскошный лабаз. А затем – снова поля, коробчонки хрущевок какого-нибудь рабочего поселка, издыхающий по причине кризиса заводик, и снова – поля, лес. А за ним – городок: главная улица, где все еще целы старинные купеческие дома (деревянный верх, каменный низ), церковь, коммерческие ларьки вокруг площади тесным хороводом, гипсовый памятник «вождю», сиротливо торчащий на пятачке перед зданием бывшего райкома, стекляшка бывшей же городской пивнушки, где теперь красуется горделивая вывеска: «Казино Фламинго». И – безлюдье на улицах, затененных липами. Только белье на балконах пятиэтажек парусом вздувается на ветру, хлопает да из какого-нибудь открытого окна на третьем этаже доносится песня Киркорова «Зайка моя».
Но Катя отлично понимала: сонная тишина и безлюдье – отнюдь не следствие лени горожан. Просто… В Старо-Павловске, по улицам которого она сейчас проезжала, из четырех местных предприятий работает лишь одно. И безработное население в основном мотается на заработки в Москву, а летом живет за счет огородов.
Водитель лихо свернул в кривенький проулок. Справа пошло какое-то чахлое редколесье. Таким Катя и увидела городской парк «Водник» – цель их путешествия. Они притормозили у парковой карусели, полуразвалившейся и ржавой. Здесь уже стояли два милицейских «газика» и «Скорая». Однако врачам на этот раз спасать кого-то было уже поздно. Местную карету «Скорой помощи» задействовали просто как труповозку.
То, что сотрудники пресс-центра здесь явно лишние, Катя поняла по мрачному виду главы местной администрации, прибывшего на место по звонку прокурора. Происшествие в парке было неприятнейшим ЧП для «тихого» района. Это был сор, который явно не хотелось бы выносить из избы.
Общее напряжение витало в воздухе. Катя отметила: на таком месте происшествия все чувствуют себя словно не в своей тарелке – и сотрудники милиции, и прокуратуры, и эксперты, которые ко многому по долгу службы привыкают, и даже сам…
– Что за порода, не знаешь?
Катя вздрогнула – Колосов. У начальника отдела убийств, она давно заметила, вредная манера подходить неслышно и брякать что-то прямо в ухо! Правда, в тот миг она вряд ли услыхала бы чьи-то шаги. Все ее внимание было приковано к тому, что колыхалось на ветру над самой ее головой в кроне самого обычного дерева, росшего на вытоптанной, захламленной мусором полянке на задворках старой карусели. Колыхалась же на ветру толстая бельевая веревка, одним концом обвязанная вокруг ветки.
– Дерева порода не знаешь какая?
Колосов легонько отодвинул Катю в сторону, она мешала эксперту фотографировать эту самую веревку и сук. Свободный конец, болтавшийся в воздухе, был аккуратно обрезан. Катя знала: при осмотре места подобного происшествия, когда на скончавшемся налицо признаки механической асфиксии через повешение, веревку всегда обрезают, никогда не трогая и не развязывая узлов удушающей петли. Этого требуют правила осмотра: чтобы сделать верный вывод о том, что же произошло с умершим, является ли он злосчастным самоубийцей или жертвой чьего-то преступления, патологоанатому для исследования потребны и бездыханное тело, и веревка, и сама петля.
Труп уже сняли с дерева. И теперь именно порода этого дерева отчего-то так интересовала начальника отдела убийств.
– Это осина, Катя. – Колосов потрогал шершавый ствол. – Снова осина, надо же… Как это ты сказала мне в тот раз? Дерево Иуды?
Странно, что он вспомнил. Никита вообще на удивление много помнил из того, что она ему говорила. Катя замечала это не раз. Вроде и не слушает тебя совсем, а сам… Про дерево Иуды она сказала ему в мае, когда в главке обсуждали гибель старо-павловского прокурора. На то место происшествия Катя не ездила. Колосов тогда сказал: «Он повесился на осине… надо же… Старая, гнилая, а рядом березы росли… Все ведь лучше бы, а?!»
Катя не могла ответить, чем лучше оканчивать жизненный путь в петле на белой березе, а не на горькой осине? Лишь сухо заметила, что если это и шутка – то дурная, а на осине еще Иуда повесился. Мол, есть притча такая евангельская. Видимо, несчастный самоубийца находился в таком состоянии, что ему было просто не до выбора «лучшего» дерева. Ее, помнится, тогда гораздо больше занимали ужасные подробности
