СЛОВНО И НЕ БЫЛО НИЧЕГО. СЛОВНО И НЕ СТРЕЛЯЛИ, НЕ БИЛИ СТЕКЛА И ЗЕРКАЛА. СЛОВНО НИКТО И НЕ НАПАДАЛ В НОЧИ, НЕ УМИРАЛ.
Маруся Петровна смотрела телевизор. В ресторане накрывали к ужину. Даша и Олег Ильич Зубалов, оживленно перешептываясь, играли в холле в шахматы. На рецепции звонил телефон. Ида на диване перед камином листала сентябрьский «Elle».
В половине восьмого приехал Шапкин. Они о чем-то тихо поговорили с Идой, потом она поднялась к себе, а Шапкин вернулся в машину. Сидел за рулем, курил, ждал.
Катя не выдержала, подошла. Темно, облака на небе, и на этот раз никакой луны. В салоне шапкинского «самохода» играла магнитола – «Я спросил у ясеня, где моя любимая…».
– Тебе что, голуба? – во рту Шапкина тлела сигарета.
– Ничего. Вы приехали, и что же, снова гуд бай?
– Прокатимся немножко по окрестностям.
– А что с делами?
– Послезавтра из Москвы приедут, машину Половца забирать, она ж в розыске числится, как угнанная. Пули и гильзу от пистолета проверили, вроде пушка его нигде не светилась прежде по учетам. Поквартирный обход переулка провели, так все жильцы как жмурики дохлые – никто ничего, дрыхли.
– Я все думаю, кто за этим Половцем стоит? Кто же его нанял? Ведь его наняли как киллера?
– Похоже на то. Я только что с базы из Елманова, мы там лесника и его семью опрашивали. Половец жил у них. Смирный был, говорят. Не рыбачил, не охотился, лодку иногда брал напрокат. Ну пил вроде как. То ли прятался там, то ли ждал, когда его услуги потребуются. Лесник сказал – он один раз взял лодку и долго не возвращался. А вернулся какой-то чудной, сам не свой. Хату он у них снимал, так в помещение вроде как боялся заходить, все сидел на пороге, лампу керосиновую попросил, так ее и жег всю ночь. Потом отошел маленько, прежний стал, но тоже молчун молчуном.
– Может, он все-таки маньяк? Ненормальный?
– Может, и маньяк. Только вот рисовать он точно не умеет, нам из колонии, где он последний раз срок отбывал, факс пришел с его характеристикой и данными.
– А что Трущак?
– Сидит. Дался этот псих тебе, голуба.
– Он меня пугает. И Анфису тоже. Умом я понимаю, что все, что он сказал, – просто психоз, но его поведение… как он в обморок грохнулся… Слушайте, Роман Васильевич, а вообще у этой вашей легенды городской про убийство фокусника Валенти была…
– Что?
– Ну какая-то официальная версия, объяснение?
– Отец мой рассказывал, что тогда, в мае сорок восьмого года, почти сразу же задержали какого-то ханыгу залетного, представили вроде как разбой с мокрухой.
– А убийство детей?
– Когда их нашли в провале, некого уже было подозревать, голуба. Все семейство их цирковое сгинуло.
– А вот я слышала, что в их доме на улице Ворошилова как-то странно дверь была взломана.
– Вроде было что-то такое, вроде не было. Да ты больше слушай, враки все это, сказки, тьма и суеверие. Все быльем давно поросло. Все сгинуло. И к нашим делам отношения никакого не имеет.
– А все же вы держите Симона Трущака в ИВС. И зеркала, про которые он говорил, оказывается, целы.
– Сожжем их потом к чертовой матери. – Шапкин пыхнул сигаретой. – Я сюда хотел машину патрульную прислать, так Ольга отказалась наотрез. Не любит она нас. «Менты»… Меня вот по старой дружбе терпит. Эй, ты чего приуныла, голуба?
– На сердце тяжело.
– Не дрейфь. Я это… тут у вас снова заночую, если, конечно, не прогонят меня.
– Вон ваша Ида, – недовольно сказала Катя. (В который уже раз?)
Ну, сказала и отошла от машины. Третий лишний, третий – как банный лист на причинном месте в подобной ситуации.
– Я готова, – Ида открыла дверь «самохода». Она была в том же костюме из кашемира, только сверху накинула теплую пашмину и распустила волосы.
Шапкин включил зажигание. Но трогаться с места не торопился.
– Что так смотришь на меня?
– Ты очень красивая сегодня.
– А вчера ночью хуже была?
– Вчера мы…
– Пытались узнать друг друга поближе, но до конца не удалось, да? – Ида протянула руку и провела по его щеке. – Не переживай. Я завтра уеду.
– А я тебя не отпущу.
Она тихо засмеялась.
– Не пущу, слышишь?
– Давай, жми на газ. Ночь какая сегодня темная.
– Ты не можешь вот так просто после всего… бросить, уехать, я ж тебя…
– Ну задержи меня, как того учителя. Надень наручники, брось на нары.
– Ластонька, я…
– Жми на газ. Целая ночь впереди. Зажжем по полной?
Огни «самохода» скрылись в конце темной аллеи. В это время Даша и Зубалов в холле наконец-то закончили свою «партию в шахматы».
– Значит, завтра прокатимся? – снова с детской настойчивостью напомнила Даша.
– Да, да, все будет завтра – и лошадь, и… Я седло поудобней тебе подберу. Я все сделаю для тебя, СОКРОВИЩЕ МОЕ, ты жди.
– Ты похож на моего папу. Он вот также мне все обещал.
Она слезла с дивана и вежливо сказала ему: «До свидания, спокойной ночи». Зубалов собрал шахматы в коробку. У него дрожали руки и пылала голова.
Глава 43
ЗАПИСКА
У себя в номере Зубалов ничком рухнул на постель. Потом вскочил. Марина Ивановна застала его в лихорадочном волнении. Он включил телевизор, но на экран даже не глядел, не сидел на месте, мерил номер шагами. Пространство внезапно стало ему тесным.
– Олег, ты что?
– Ничего, отстань.
– Но я же вижу, ты не в себе.
– Отстань от меня!
– Олег, завтра утром мы ведь уедем отсюда?
– Что? – Он обернулся, и Марина Ивановна внезапно испугалась.
– Мы ведь хотели уехать… твоя спина…
– Оставь меня в покое, сволочь, гадина! – прошипел он. – Можешь катиться ко всем чертям хоть сейчас, ты мне надоела, обрыдла, ведьма, видеть тебя больше не могу, слышишь ты?!
– Олег!
Он со всей силой хлопнул дверью. Над постелью мигнуло бра.
После шахмат спать Даше совершенно не хотелось. Перед глазами так и прыгали все эти коричневые, белые клеточки и фигурки. Ей вдруг вспомнилось, как они с отцом играли однажды вот так – позапозапрошлым летом на террасе их дома, того, что сейчас весь в ремонте, в трубах. Даша почувствовала легкий жар, возможно, у нее поднялась температура. Ну и пусть, маме и бабушке она про это не скажет. А то опять позовут доктора, а тот приедет с медсестрой, а та со шприцем, начнутся снова уколы, как и тогда, когда она болела скарлатиной.
– Будете вместе с бабушкой Марусей сегодня, хорошо? – сказала ей мать.
