– Брось, обдерут как липку. Тут с пяти экспресс начинает ходить – «Автолайн», от метро до кладбища и обратно. Пошли ко мне пока, погреемся, а то что-то зябко стало. – Илона передернула плечами в своей тоненькой футболке. – А я тебя видела, – сказала она чуть погодя, когда они пересекали двор. – И на той репетиции, и потом, на представлении.
– И я тебя. – Катя улыбнулась: с этой Илоной было так легко общаться. – У вас номер классный. У тебя и мужа.
– Это когда я раздеваюсь, что ли?
– Ты очень красивая. На тебя одно удовольствие смотреть. У тебя фигура, как у античной статуи.
Катя помнила старую репортерскую заповедь: сделай собеседнице комплимент (только самым, пожалуйста, искренним тоном), и с тобой, даже если сначала не хотели, будут говорить и говорить. Потому что комплимент из уст женщины – это редкая, но чертовски приятная вещь!
– А муж твой там? – спросила она.
– Нет, земляков поехал в аэропорт проводить. Братьев-армян, – Илона усмехнулась. – К нему иногда как наедут – целым табором. У него родни пруд пруди и в Ереване, и в Бакуриани, и в Сумгаите. Живут бедно. Думают, раз он артист, да еще в Москве – деньги лопатой гребет. А он человек добрый… к чужим.
– А я тоже от мужа сбежала. Даже не знаю, как оправдаюсь, где сегодня ночь провела, – «честно» поделилась Катя.
Вагончик Геворкяна и Илоны был такой же тесный, как и у Петровой, но зато битком набит разными хорошими вещами: сумки и чемоданы в углу, на кронштейне под потолком японский телевизор-»двойка», холодильник, тахта с подушками, столик и огромное количество электроприборов – микроволновка, кассетник, фен на подоконнике, видеокамера в чехле, кофеварка.
– Посиди-ка, я за водой, мигом. – Илона взяла с подставки электрочайник и нырнула в ночь. Катя осталась на пороге. Что это? Или ей показалось, или это… тень, скользнувшая за угол. Быстрая, безмолвная…
– Эй, кто там? – крикнула Катя, вглядываясь в ночь. Тишина. Она быстро спустилась и храбро обогнула вагончик. Никого. Бытовки как черные спичечные коробки. Но… Катя поклясться была готова, что чувствует чей-то пристальный взгляд из тьмы. Взгляд внимательный и стерегущий.
– Ты что? – Илона вернулась.
– Не знаю, мне показалось – там кто-то был. – Катя кивнула в темноту. Илона прислушалась. Кате показалось, что она встревожена.
– Пойдем, – она подтолкнула ее к вагончику.
Далекие шаги. Нетвердые, глухие. Катя вдруг почувствовала, что сердце ее в груди дико забилось. Да кто же это? Этот чертов невидимка?
– Эй, кто там бродит? – крикнула Илона хрипло. – Баграт, это ты? Идиот! Хватит дурака изображать!
«Вот оно что… Муж уехал… А он и не уехал совсем. А как в анекдоте», – страх Кати улетучился, стало смешно и неприятно. Только этого еще не хватало – присутствовать при супружеской сцене! Но… Темная фигура вышла в полосу электрического света. Это был не Геворкян. Не ревнивый муж из анекдота, следящий за женой. Это был тощий, длинный…
– Ромка, ты совсем, что ли, спятил? – зло крикнула Илона. Она узнала в незнакомце коверного.
Кате, правда, показалось, что Дыховичный появился с противоположной стороны от того места, где она впервые заметила это «что-то» во тьме, однако…
– Придурок, – Илона втолкнула Катю в вагончик. – Полоумный придурок. Как напьется, ничего не соображает.
– Мне очень неловко, что я тебя затрудняю, – сказала Катя, когда Илона поставила чайник и насыпала в чашки растворимого кофе.
– Ерунда, я все равно не усну.
– Бессонница?
– Вроде того. Тебе с сахаром? Печенье бери. Овсяное.
Катя смотрела на горку печенья в пластиковой вазочке. Ей было странно: ей, совершенно чужому человеку, вот который раз уж предлагают здесь кров и стол. И делают это так просто, словно так оно и должно быть, словно гостеприимство в порядке вещей. А вот попробуй незнакомец вечером постучаться в дверь вашей квартиры – ведь нипочем не откроете, подозревая грабителя и вора. А тут, в этом кочевье – двери настежь, все друг друга знают. И к чужим вроде радушны и вполне приветливы.
– Мы с тобой даже не представились друг другу, – Катя улыбнулась. – Правда, твое имя мне по представлению знакомо, Илона – красивое, редкое… Это сценический псевдоним, да?
Илона кивнула.
– А вот у этого старичка, который со слоном, такая звучная фамилия Ростов-Липский – тоже псевдоним?
– Нет, у них династия, точнее, две династии были. Конюшня – это Ростовы, номер был известный, джигитовка, а дрессура – Липские.
– А у вашего Разгуляева тоже псевдоним?
Илона не ответила, выключила закипевший чайник, заварила кофе.
– Спасибо, не очень крепкий. Я вот сижу тут и думаю, – Катя вздохнула, – как у вас тут славно, по- человечески хорошо. Живете вы дружно, словно одна семья. И все же… Знаешь, отчего я сейчас так испугалась этого вашего пьяницу? – Она сделала страшные глаза и наклонилась к Илоне, словно доверяя опасную тайну: – Я думаю, все же тут что-то неладно. Кто-то с приветом тут у вас. Маньяк! Ведь два убийства уже… И это я тебе не как репортер говорю, а так, ну, просто… Вот поэтому я и испугалась. И ты,
