роли уже не играли. На той старой квартире в пятьдесят восьмом родилась их старшая дочь Алла, а через десять лет младшенький, долгожданный, – Леонид. И горе пришло туда же, в те старые привычные стены, когда умер муж.
Но даже после его смерти они так хорошо, так долго, так уютно и так дружно жили втроем в просторной большой светлой квартире у Белорусского вокзала. До прошлого года, пока вдруг Леонид в один прекрасный день не объявил: «Мама, я женюсь».
И все сразу полетело кувырком. Привычный уклад жизни рухнул. Наступила эра перемен и «переселения народов». Старую квартиру продали. Леонид съезжался с женой, а для Надежды Иосифовны и Аллы подыскали через жилищные фирмы подходящий вариант двухкомнатной квартиры. Выбор района и дома Надежда Иосифовна целиком доверила дочери. В конце концов, ей ведь жить там в будущем, когда… Когда, образно говоря, старое, отжившее сойдет со сцены, перестав коптить небо. И ждать этого не так уж и долго, увы…
Надежда Иосифовна поставила лишь одно условие: невысокий этаж. Эта квартира Алле понравилась – вроде бы просторная, двухкомнатная, большая. И этаж подходящий – четвертый. И дом хороший, крепкий, вроде бы, как она говорила, чем-то отдаленно напоминавший тот старый, родной.
Однако Надежда Иосифовна сходства между домами никакого не нашла. Новая квартира располагалась на Ленинградском проспекте рядом со станцией метро «Сокол». Дом был кирпичный девятиэтажный начала шестидесятых. Некогда он считался ведомственным и принадлежал какому-то проектному институту. Дом этот Надежда Иосифовна прекрасно знала: в прежние времена здесь был известный всей Москве магазин «Смена». И сама Надежда Иосифовна сколько раз, бывало, приезжала сюда, в этот магазин, и тридцать, и тридцать пять лет назад и выстаивала жуткие очереди, чтобы купить подросшей Алле демисезонное пальто, а младшему Лесику лыжный костюм.
И тогда, тридцать лет назад, этот дом казался ей настоящим дворцом, построенным по последнему слову архитектуры и градостроительства. Но сейчас все его великолепие померкло. Это была всего-навсего массивная монолитная кирпичная коробка, точнее, несколько коробок, потому что в доме было несколько корпусов. Коробка эта мало отличалась от других таких же каменных коробок, заполонивших Ленинградский проспект. Дом, выбранный дочерью, показался Надежде Иосифовне унылым и мрачным. И как-то неспокойно стало на сердце от мысли, что вот в этом доме, видно, и придется умирать, когда пробьет час.
Однако имелось у этого дома и одно бесспорное достоинство. Гринцеры въехали в квартиру на четвертом этаже четвертого корпуса. А как раз этот корпус был только-только после капитального ремонта. Это и было то главное, что привлекло Аллу к этой квартире, – высокие потолки свежепобелены, двери, подоконники, косяки и рамы заново покрашены, стены оклеены неброскими, но качественными обоями, трубы отопления и сантехника заменены.
Узнав все это, Надежда Иосифовна дала согласие купить именно эту квартиру – потому что на ремонт другой денег все равно уже не хватало. Надежда Иосифовна считала: десять-двенадцать лет Алла спокойно проживет в этой квартире без ремонта. Потому что одна, без мужа, она не осилит эту адскую канитель никогда.
Дочь замуж так и не вышла. Ей было уже за сорок. И разговоры о замужестве между ней и Надеждой Иосифовной уже более не возникали. Втайне Надежда Иосифовна сильно переживала и тревожилась за дочь. Как же так? Такая умная, красивая, с высшим образованием, эрудированная, тонкая, добрая, хозяйственная, такая верная, честная, нежная, заботливая дочь и до сих пор одна. Старая дева. Вековуха.
Сын Леонид женился в тридцать два на хорошей женщине с хорошей зарплатой и из хорошей семьи. А вот Алла… Надежда Иосифовна вздыхала: нет, все как-то не везет дочери в этих самых делах. А какие надежды были, какие планы! И ведь ухаживали за ней, когда ей было и двадцать, и тридцать, и даже тридцать пять. А потом все как-то… Старые подруги Надежды Иосифовны активно пытались помочь: кого-то рекомендовали, находили женихов через знакомых знакомых, сватали. Но и тут все как-то не выходило. Один кандидат в мужья оказался скрытым запойным алкоголиком. Второй давал согласие на брак, но только с условием выезда за рубеж на постоянное место жительства. Алла же ехать не хотела. А третий… Третьему жениху Надежда Иосифовна отказала от дома сама. В первый раз он явился только для того, чтобы «посмотреть жилплощадь», в чем без зазрения совести признался будущей теще. Это случилось еще там, на старой квартире. Два года назад.
А в эту въехали в конце сентября. Перевезли вещи, мебель. С какими адскими трудами втаскивали на четвертый этаж по лестнице рояль! Пришлось платить грузчикам двойную цену. На старой квартире рояль стоял в зале и никому не мешал. А здесь он сразу же занял почти всю Аллину комнату. И шкафы с книгами по истории музыки и нотами, которые всю жизнь собирал покойный муж Надежды Иосифовны, пришлось размещать в коридоре. А он и так был страшно узкий и темный – ни толком раздеться в прихожей, ни сесть с телефоном в старое кресло, всласть потолковать с приятельницами о здоровье и телепередачах, не мешая дочери заниматься с учениками. С конца сентября в коридоре до сих пор громоздились неразобранные коробки и ящики. В углу пылился свернутый ковер. А чтобы пробраться в ванную, в туалет или в кухню, надо было чуть ли не прижиматься к холодной, выкрашенной тусклой розовой краской стене.
А в туалете, несмотря на недавний ремонт, уже отвалилась наверху плитка. К тому же за стеной у соседей часто плакал ребенок. Особенно вечерами, когда за окнами темнело и ветер бросал в стекла пригоршни колючего снега.
Кроме всех этих досадных неудобств, Надежда Иосифовна на новом месте еще много чем была недовольна. Ученикам, например, приходившим и к ней, приходилось теперь добираться до «Сокола», а прежде почти все они жили рядом. Часто занятиям мешали разные посторонние шумы: ремонт в доме вроде бы закончился, но и на третьем этаже, и на восьмом, и на девятом что-то там доделывали – стучали молотки, свистели дрели, ревели машины, циклевавшие паркет.
В четвертый корпус за месяцы, прошедшие после капремонта, въехало подозрительно мало жильцов. Надежда Иосифовна познакомилась во дворе с Клавдией Захаровной Зотовой. Они были ровесницами и гуляли по утрам и вечерам почти в одно и то же время. Надежда Иосифовна просто дышала воздухом, а Зотова с седьмого этажа прогуливала старого, страдавшего астмой и ожирением пекинеса Кнопку.
Зотова охотно по-соседски рассказывала о многих полезных вещах: к какому часу надо подходить в местную поликлинику, чтобы уж наверняка записаться на прием к участковому терапевту, где находится ЖЭК, как правильно пользоваться этим новым ключом-магнитом от домофона. Рассказывала и о жильцах – кто в какие квартиры, на каких этажах уже въехал. О себе, правда, Зотова не слишком-то распространялась. Надежда Иосифовна узнала лишь то, что Зотова живет в трехкомнатной квартире с сыном, невесткой и взрослым внуком. Чуть позже она увидела этого самого внука. Звали его Игорем, было ему уже восемнадцать лет, и от армии у него была какая-то там отсрочка (Клавдия Захаровна всегда это подчеркивала, но никогда не уточняла). Молодой человек нигде пока не работал, к пожилым людям выказывал мало уважения и однажды чуть не до смерти напугал Надежду Иосифовну на лестничной клетке, неожиданно прыгнув с лестницы, грохоча по ступенькам высокими шнурованными башмаками.
Но Клавдия Захаровна Зотова во внуке души не чаяла. Надежда Иосифовна, из деликатности и чтобы не
