слышал я не раз, что вы исцеляете даже тех, кто при смерти. Только не уверен я, могу ли просить за свою мать или уж покориться тому, что есть.
Бабушка сказала в ответ:
– Какой же грех помогать больному? Добрый хозяин и скотину лечит, помогает ей, чтобы не страдала. Кому от этого станет легче, что мать твоя хворать до конца дней будет? Господь жалеет всех нас, а потому дает не только хлеб и воду, но и помощь целительную через верных слуг своих посылает. Да ты и сам знаешь, сколько на земле нашей многострадальной святых целителей было. Многих из них при жизни высмеивали, притесняли и убивали. А потом вразумленная Господом церковь причисляла их к лику святых. Внуки и правнуки тех, кто изгонял святых целителей из храма, молятся теперь на иконы, где изображены сии страдальцы. А уж память о них и вовсе бессмертна!
Я всей душой люблю Господа нашего и знаю отлично, что, если бы не желание Его, не смогла бы я всем вам помогать. Иди домой, мать твоя еще двадцать лет жить будет.
Под Рождество пришел дьякон с подарком от своей матери, которая велела поблагодарить бабушку за то, что отмолила ее от смерти. Дьякон сказал, что уже на второй день матери стало легче, а через неделю она уже ходила.
Рассказы очевидцев
Я храню письма, адресованные моей бабушке, а также собираю рассказы тех людей, кому она помогла своим трудом и молитвами. Не было среди них ни одного равнодушного человека. Все плакали и благодарили судьбу и Бога за то, что им была послана в тяжелую минуту жизни помощь Господа через нее, мою милую бабушку.
«...Моя мама сильно заболела, а потом у нее отнялись ноги. Отец мой был генералом и, конечно же, нашел для мамы самых лучших медиков. Но постепенно надежда вылечиться окончательно утратилась.
Однажды молочница (мы очень давно знали эту женщину) рассказала нам о своем племяннике. Парень пропадал от пьянки, и его возили лечить к какой-то Евдокии, которая Божьим даром освобождает людей от болезней. Молочница пообещала маме узнать адрес целительницы, так как сама своими глазами видела, что племянник вот уже восемь месяцев в рот не берет хмельного.
Вечером мама заговорила с отцом о поездке к целительнице. Но папа стал кричать, что это невозможно, мол, если кто узнает об этом, – считай, конец его карьере. Но мама сказала ему:
– Или ты даешь мне шанс поправиться, или сам пристрели, чтобы я не мучилась.
Отец уговаривал, а мама плакала и говорила, что не хочет быть прикованной к постели. В общем, тайно, чтоб никто не знал, маму повезли лечиться к Степановой Евдокии. С ней была ее сестра тетя Галя, Андрей и я. Не буду рассказывать, с каким трудом мы добирались, но все-таки добрались. Мы прожили у Евдокии почти все лето, и мама оживала на наших глазах. Сперва она начала садиться, затем вставать, а затем и ходить с палочкой. Мы дали отцу телеграмму, и он за нами приехал. Я лично слышала, как он сказал Евдокии:
– Хочешь, я куплю тебе новый дом?
– Не нужно, – ответила она. – Все равно мне здесь уже не жить. Скоро будет война, так ты лучше отслужи Родине как надо. Да смотри, солдатушек береги, зазря на смерть не бросай!»
Эту историю рассказала мне Елена Сергеевна, которая через много лет разыскала меня и показала фотографию своего отца, матери и моей бабушки. Прощаясь, они снялись вместе на память.
«...Перед самой войной мы пошли с мамой погадать к Евдокии. Жили мы неподалеку от нее, на соседней улице, и знали отлично, что люди к ней едут отовсюду за помощью. Мама хотела спросить, стоит ли мне выходить замуж за Петра, которого я очень любила и от которого была беременна. Мама о моей беременности ничего не знала, да и срок был маленький.
Впустила нас Евдокиюшка, усадила за стол, ну мама и спрашивает про Петра.
Евдокия посмотрела на нее и говорит:
– Куда ж теперь деваться, у них ребенок скоро будет.
Я заплакала, а мама стала на меня кричать. Евдокия сказала, что тут орать негоже, тут иконы. И ко мне обратилась:
– Зайди, девка, ко мне завтра.
На другой день я пришла к Евдокии, а она мне и говорит:
– Я тебе сейчас расскажу, деточка, всю твою судьбу. Ты выйдешь замуж за Петра. И это единственный мужчина, который у тебя будет. Когда вашей дочери исполнится два года, его освободят от брони и заберут на фронт. Но поезд не дойдет до места назначения, его разбомбят. Петр твой погибнет и ни разу не выстрелит. Поедет зря.
Я вышла замуж. Началась война. Петя работал с утра до ночи на оборону. На фронт его пока не брали.
Однажды я увидела сон, да такой ужасный, что, едва утра дождавшись, побежала к Евдокии.
Евдокия выслушала меня, но толковать сон отказалась. Тогда я ей говорю:
– Евдокиюшка, на коленях прошу, сделай так, что, если уж придется ему тяжело умирать, пусть половина тяжести падет на часы моей смерти. Чтобы поровну мы муку эту поделили. И еще, нельзя ли мне услышать Петин голос в час его смерти?
Евдокия дала мне воды и говорит:
– Выпей ее напополам с мужем, поровну. Мы с Петей потом так и сделали, разлили воду
поровну и выпили.
Когда Петра призвали, я стала его уговаривать, чтобы сбежал, не ездил на фронт. Но мой муж, Петр, честный человек был. Сказал, что не сможет так сделать.
А теперь главное. Через три дня я проснулась в два часа ночи от крика. Это был голос мужа, я сразу узнала, и была в его голосе такая боль, что у меня волосы встали дыбом. «Мама!» – кричал мой милый Петя умирая. Не зря люди говорят, что перед смертью человек всегда зовет мать.
Еще и не рассвело толком, а я уже была у Евдокии. Посмотрев на меня, она сказала:
– Деточка моя, крепись, ты вдова!
Позже я узнала от соседского парня, который ехал с мужем в одном поезде и остался жив, что именно в тот день и в тот час мой муж погиб. Тогда я и слышала его крик, который меня разбудил.
Замуж я так и не вышла. Дочь моя выросла, работает врачом. Меня утешает мысль, что смерть мужа, мучительная, горькая смерть, могла бы быть вдвое тяжелей, если бы я не взяла на себя половину его боли.
Пишу это по просьбе внучки Евдокии – Натальи Ивановны Степановой и заверяю весь свет, что никогда я не встречала более достойного, доброго, правдивого и святого человека, чем Евдокия. Правильно Наташа делает, что пишет о ней. Нельзя забывать того, чем мы можем гордиться».
«...Когда я стоял в очереди к матушке Евдокии, стеснялся страшно. Без конца отходил покурить, чтоб только не светиться средь женщин и стариков. Если бы не просьба матери, убежал бы давно. Мама болела и просила съездить к Евдокии за корнями и травами, полечиться хотела.
Когда подошла моя очередь, я вошел и увидел совершенно простую женщину: волосы на прямой пробор, внешность обычная и очень усталое лицо.
Евдокия, выслушав просьбу моей матери, сказала:
– Корни, которые она просит, у меня есть. Но они ей бесполезны. Купи черного барана, сними с него шкуру и дай ее матери прямо с кровью. Пусть мать закутается в эту шкуру и пойдет в горячую баню. А в бане читает вот эту молитву и тогда выздоровеет.
Евдокия быстро написала молитву на бумажке и дала ее мне. Затем сказала:
– Тридцатого декабря тебя спасет кошка.
– Отчего? – спросил я.
– Там узнаешь, – ответила Евдокия.
