небрежно одетая.
– Павлик, можно я тебя попрошу об одной вещи? – спросила она.
– Что такое, Ириш?
– Можно я поеду сегодня с тобой?
– Куда?
– Мне все равно. Я не могу здесь быть. И к матери ехать тоже не могу.
Он растерянно развел руками.
– Не берешь меня? – Она запустила руки себе в волосы. – Ну конечно, ты занят. Все тут у нас заняты делами, только какими – непонятно. А я бы тебе не мешала. Просто в такси бы прокатилась. Ты – в банк, а я бы в какой-нибудь кафешке тебя подождала.
– Ириш, это невозможно, извини, – сказал он тихо.
– А Марк бы меня взял с собой. Он бы непременно взял меня, не бросил. Он бы помог мне, понял. А вы его вчера выгнали, как собаку!
– Зоя, дай ей воды. У нее, кажется, истерика начинается, – сказал Павел нервно.
Нина вместо Зои протянула Ирине стакан с апельсиновым соком.
– Ира, попейте.
Но Ирина оттолкнула ее руку. Сок пролился на белую крахмальную скатерть. Она выскочила из-за стола и ринулась в гостиную.
Павел раскрыл портфель, проверил его содержимое. Защелкнул замок. Глянул на Нину. Он был бледен, на висках его блестела испарина, словно он в это тихое домашнее утро успел пробежать марафон.
– Она зря психует, – произнес он медленно. – Здесь, в доме, больше ничего такого не случится. Константин оставил здесь двух охранников. Вон они во дворе, в машине.
Ему никто не ответил. Зоя, сидя в одиночестве за большим накрытым столом, намазывала себе вишневым джемом бутерброд. Он сел в такси и уехал. Нина, прежде чем снова подняться к Леве, заглянула в гостиную.
Ирина лежала на диване, уткнувшись лицом в кожаный подлокотник. Портрет смотрел на нее со стены. Тень лежала на матовом породистом лице, выписанном маслом. Нина подумала: вот он, ее дед, она – его внучка, а ощущение такое, что он… пялится на нее с холста несытыми глазами любовника…
Ирина подняла голову – лицо ее было в слезах. Она перехватила Нинин взгляд.
– А, – прошипела она, – что, нравится? Он нравится, да?
– Кто? – спросила застигнутая врасплох Нина.
– Он. – Ирина схватила диванную подушку. – Сволочь, вампир!
– Ира, успокойтесь.
– Да я спокойна, ты что – не видишь? Я совершенно спокойна. А он… Вот, на тебе! – Она с силой запустила подушкой в портрет на стене. – Ненавижу его! С детства ненавижу! Это он, он во всем виноват! Федьку из-за него убили. И нас всех скоро прикончат. Прибьют, как навозных мух!!
Подушка ударила генерала по лицу, но не причинила портрету никакого урона. Тяжелая резная сталинская рама даже не покосилась.
– Сестра, послушай меня.
На пороге стояла Зоя. Она пересекла гостиную и присела на диван рядом с Ириной.
– Отстань ты от меня, Зойка. Тоже еще – утешительница нашлась. – Ирина тряхнула волосами. – Ты бы в морге давно уже на столе валялась, если бы не… если бы тот подонок тогда не промазал.
– Знаешь, что я тебе скажу, сестренка? – Зоя обняла ее за плечи. – Или жить, или бояться – одно из двух. Понимаешь? Третьего нам, видно, сейчас не дано. Так вот я выбираю первое.
– Это после всего, что с тобой было?
– Да. Бояться я уже устала. Тряслась от страха два дня, но это уже слишком. Еще одни такие сутки, и меня в Соловьевку можно будет отправлять, как Павлика нашего.
– А что, разве Павел Андреевич лечился в Соловьевской больнице? – спросила Нина.
– Лечился. Только не надо нас спрашивать, от чего, ладно, доктор? – Зоя вздохнула. – А я в психушку не хочу. Нет, девочки. Я… я танцевать хочу, я танцевать хочу, – спела она из «Моей прекрасной леди», закружилась, закружилась и замерла, закрыв лицо руками.
– Неужели в школу танцев свою поедешь? – спросила Ирина удивленно.
Зоя кивнула. Отняла от лица руки. Гибко нагнулась, подняла валявшуюся на полу подушку.
– Зойка, а что, если мне тоже попробовать? – спросила Ирина. – Я помню, когда вы с Дуней начали танцами заниматься, вы так изменились обе. Были такие счастливые обе. С Дуньки потом все это слетело. С нее быстро все слетало, не задерживалось. А ты… Тебе это правда помогает?
– Отчасти.
– Танго?
Зоя улыбнулась – вопрос был детски-наивный.
– Тогда я тоже в эту вашу школу танцев запишусь. – Ирина тряхнула волосами. Перемена в ее
