Колосов чувствовал себя в этом деловом ажиотаже несколько лишним: в «антикварном» умные ребята сидят, профиль свой знают досконально, не ему указывать им на месте, как и что. Но делать было нечего.
Церковь в Стаханове только-только открыли после восстановления. Была она старой, посвященной святому Александру Невскому, чей суровый образ еще сохранился на остатках фрески в левом приделе. Остальные фрески сгинули, за их восстановление никто не взялся – стены церкви просто покрасили масляной краской. Церковь была просторной, залитой солнечным светом, пустой и голой. Колосов осматривался по сторонам: да, негусто тут церковного добра, не обжились еще. А тут и последнее уперли…
Как было сразу установлено, вор или воры проникли в запертую церковь через окно фасада, сдернув предварительно с него решетку и выдавив стекло. Решетку сдергивали, привязав канатом к какому-то автомобилю (во дворе имелись следы протекторов). Ворюга был на «колесах» – либо на собственных, либо наверняка числящихся в последние три дня в угоне – и весьма профессионально укомплектован. Даже скотч, которым он залепил стекло, чтобы выдавить его бесшумно, был у него импортный, липкий, как моментальный клей.
По всему, действовала какая-то профессиональная уголовная морда, как отметил Колосов, отлично знавшая, что нужно брать: с иконостаса были украдены всего три иконы, однако весьма ценные – семнадцатого века.
– Так сигнализацию нужно было в церкви ставить! Что ж ты, отец дорогой, все тут наладил с ремонтом, а о самом главном не позаботился!
У дубовой конторки, за которой продавались свечи, иконки и душеспасительные книги, сейчас вместо старушки-продавщицы восседал один из оперативников «антикварного», а напротив, небрежно облокотившись на гигантского размера жбан-копилку для пожертвований, стоял… Это укоризненное «отец дорогой» относилось к нему – настоятелю храма отцу Дамиану, который с первого взгляда чрезвычайно заинтересовал Колосова.
Во-первых, он был ровесником Никиты, ему стукнуло чуть больше тридцати. Крепкий, плечистый, стриженный по-модному коротко молодец с бритым, выдающимся вперед упрямым подбородком и щегольскими усиками (что явно шло вразрез с общепринятым каноном). Во-вторых, под фиолетовой летней рясой отца Дамиана была… тельняшка, видневшаяся в раструбы широких рукавов. Отец Дамиан был местной достопримечательностью: бывший кадровый офицер-десантник, принявший сан, окончивший духовную семинарию, а затем направленный в качестве полкового капеллана в войска. Он побывал в нескольких «горячих точках», потом занимался поисками и обменом наших военнопленных в Чечне, сам был пленен, но, как говаривал близким друзьям, «с Божьей помощью утек» из кавказского плена, таким образом сэкономив для родной епархии деньги, потребованные за его освобождение.
В целях поощрения и повышения его направили «на отдых» в ближний подмосковный приход – в тихое Стаханово, поручив еще раз потрудиться во славу Божью: поднять из руин церковь святого победителя ливонских рыцарей на Чудском озере – как известно, человека тоже военного, бравого и героического.
И отец Дамиан два года сам лично, с топором, пилой, рубанком, стамеской и малярной кистью, во главе бригады добровольцев-сподвижников восстанавливал порушенный храм. И восстановил. А сейчас еще и строил при церкви Дом святого Аники-Воина – общежитие для инвалидов войны, тех из покалеченных в боях за Грозный, кто был в тягость родне и жил тем, что побирался по метро и электричкам «на протез».
Отца Дамиана уважали в Стаханове, и не только одни лишь богобоязненные старухи прихожанки, но и молодежь. А милиционеры местного отдела все сплошь либо крестились у него сами, либо крестили детей. Не раз отмечали вместе после праздничного дежурства Рождество и разговлялись на Пасху и считали отца Дамиана своим человеком, именуя меж собой исключительно Батей.
– Так денег нет у меня на сигнализацию. Епархия не выделяет, – ответил отец Дамиан. – Наши вон с отдела послали бумагу начальству во вневедомственную, мол, чтоб бесплатно установили или за счет отдела. Так ответа пока ждем.
– Ничего, батя, не переживай, найдем иконы. Все до одной найдем. – Это откликнулся мрачный как туча начальник местного розыска. – А тот, кто это сделал, кто сунулся сюда, ох и пожалеет, что на свет белый родился.
– Человек всякий милостью Божией силен, – ответил отец Дамиан. – Что поймаете вора и найдете украденное – не сомневаюсь даже. А потому просьба моя к вам: разрешите мне сначала с тем грешником переговорить. Милость Божия беспредельна. А человек – существо слабое… Не карать его, говорить с ним, разбираться надо сначала.
– Перечислите, пожалуйста, отец, какие иконы пропали. Они в каталог музейных внесены? – начали «разбираться» асы из «антикварного».
Колосов не стал им мешать. Его подозвал для консультации эксперт-криминалист, осматривавший осколки стекла на полу. Потом они перешли к осмотру двери ризницы, которая тоже привлекла внимание вора. В ризнице, как сообщил отец Дамиан, ничего не похитили, однако усилий, чтобы туда проникнуть, затратили немало.
– Он сначала пытался справиться с замком. Фомкой орудовал, – Колосов сбоку на свет посмотрел на вмятины на дверной притолоке. – Просунул ее вот сюда и пытался расширить отверстие, чтобы ригель замка из гнезда выскочил. А когда не удалось…
– Выпиливать начал. – Эксперт елозил на коленях у двери, осматривая выпиленную нижнюю филенку. – Сначала, змей такой, дырки сверлил, затем уж просовывал в них пилу и… Сверло стандартное… А смотрите, Никита Михалыч, какой гладкий распил. Ни царапины на поверхности. Рука у подлеца тренированная.
– Здоровый парень. – Колосов прикинул на глаз ширину отверстия. – Дырка большая потребовалась, чтобы влезть. Пилил-пилил, а украсть ничего и не поддуло, – сказал он, оглядывая скудную утварь. – Ничем не прельстился тут. Думал, раз дверь на замке, значит, тут ценности, а тут… Бедная церковка, нищета прямо…
– Настоятель все деньги на благотворительность тратит да на общежитие теперь вот для калек. Мне мамаша одна тут местная сейчас поведала. Хвалит попа-то очень. – Эксперт вынул из чехла камеру, намереваясь сфотографировать следы взлома. – Иконы, что украли, – дар прихожанки. Старинные, дорогие. Берегла их в семье, вроде бы с тех пор, как храм тут в тридцатом разорили. Она от матери получила на хранение, потом в церковь снесла, как тут все наладилось. Плачет старуха, говорит, раз иконы в селе украли – быть беде. Либо умрет кто лютой смертью, либо гореть кому, давняя, мол, примета. Никита Михалыч, а вы в приметы верите?
Колосов лишь плечами пожал. Он давно уже к чему-то прислушивался. Гул какой-то доносился с улицы…
