Фетишиста забрали в психиатрическую больницу. Колосов не поленился съездить туда, беседовал с врачом. Вместе они потом битых три часа «исследовали феномен»: Куренков неохотно отвечал на вопросы, раза три ударился в истерику, а их настойчивый интерес к отрубленным цыплячьим и кошачьим головкам полностью игнорировал, замыкаясь в себе.
Версия его возможной причастности к серийным обезглавливаниям, какой бы смехотворной она ни казалась, все же оставили в стадии разработки. Увязнуть же еще по уши и в разборках с кражей икон – совершенно не входило в планы отдела убийств и его начальника. Но Колосов знал: областные антикварщики в запарке. Два дня назад отделом задержана группа гастролеров из Тулы, промышлявших по подмосковным деревням как раз таким вот иконокрадством. А в розыске есть два основных неписаных правила: помоги занятому коллеге, и придет время, когда он поможет тебе. И второе, самое главное: за дело, на которое ты выезжал лично, ты лично и несешь ответственность до самого конца. Так что…
– С собой его заберешь на Никитский? – осведомился Свидерко, когда Колосов положил трубку. – Ну, Бог в помощь вам. Хотя чудное какое-то дельце: чтобы такой жук, как этот антикварный воротила, и сам в милицию прискакал на вороных – дескать, ему, честняге, краденое посмели предложить! Ей-богу, я таких совестливых граждан не встречал. – Свидерко щурился. – Прямо воспаление законопослушания. С чего бы это у него, а?
У Свидерко все были «жуки». Колосов пропустил это обидное прозвище мимо ушей. Они договорились созвониться, обменяться информацией, и Колосов спустился в вестибюль. У бюро пропусков его уже ждал Кревицкий и…
– Белогуров Иван Григорьевич.
Колосов пожал руку плотному, хорошо одетому шатену с изящнейшим кожаным портфелем под мышкой.
– Ну, счастливо. Будут результаты – проинформируйте, – отсалютовал Кревицкий и с чувством честно выполненного служебного долга птицей взлетел по лестнице наверх.
Колосов предложил свидетелю сначала побеседовать в машине. Белогуров не возражал. Он закурил предложенную ему сигарету. Начал рассказывать спокойно, неторопливо и обстоятельно. Колосов наблюдал за ним с интересом: итак, этот гражданин обратился в милицию с сообщением о том, что, как он подозревает, его намереваются втянуть в некую противозаконную сделку, предлагая явно краденые вещи. А он – честный коммерсант, в бизнесе не первый год, у него стабильная деловая репутация, и он просто не желает быть втянутым и поэтому доводит до сведения правоохранительных органов…
Колосов размышлял: тут бы в литавры бить – пришел важнейший свидетель с важнейшей информацией для раскрытия. Глядишь, и «задержание с поличным» уже не за горами. Но… «бить в литавры» отчего-то не хотелось. Колосов вздохнул: дожили! Уже их настораживает сам факт, что гражданин
Таких «честных» сейчас днем с огнем. В обыкновенные понятые, просто «поучаствовать», подпись- закорючку свою под протоколом поставить – никого не допросишься. Все шарахаются как от чумы. А тут такой стильный холеный деляга – и сам прибежал спозаранку…
– Человек, который позвонил, а затем встретился с вами, он чем-то напугал вас, Иван Григорьевич? – напрямик спросил Колосов свидетеля.
– Нет. С чего вы взяли, что я испугался? – Веки Белогурова дрогнули. – Просто мы с компаньоном решили…
Никита смотрел на Белогурова. Его первое впечатление от незнакомца в ходе беседы не изменилось. Голос хрипловатый, но приятный, мужественный. Сильные руки, какие-то даже слишком крупные для антиквара. У Колосова отчего-то это словечко ассоциировалось с этаким декадентом-стилягой с хвостом на затылке, модной облезлой бородкой и круглыми слепыми черными очками от «Ферре». Но Белогуров на хвостатого битника никак не походил – гладко выбрит, аккуратнейшая стрижка с английским пробором. Однако лицо, хоть и холеное, было отечное, землистое, усталое до крайности. И глаза… Складывалось впечатление, что у Белогурова либо болит зуб, либо ноет печень, но правила хорошего тона, усвоенные с детства, и мужская гордость не позволяют ему показать собеседнику собственное нездоровье.
– Итак, Иван Григорьевич, как я уже понял из вашего рассказа, этот человек сам позвонил вам в галерею? – подытожил Колосов.
– Да, вчера днем около половины двенадцатого. Вчера сами знаете, что ночью с погодой творилось, ну и… Мы были закрыты. А так у нас понедельник выходной… С ним беседовал мой помощник и компаньон Дивиторский.
– А звонивший как-то назвал себя?
– Владимиром. Точнее, Володимиром – он как-то особенно окал. Сказал моему помощнику, что желает предложить нашей галерее вещи, которые нас, возможно, заинтересуют. Просил о личной встрече.
– Он хотел встретиться с вами в галерее?
– Нет. Сказал, чтобы владелец, то есть я – он хотел иметь дело только со мной, – Белогуров кашлянул, – приехал на Ленинградский вокзал. Там забегаловка есть – летнее кафе на площади у касс. Сказал, что будет ждать меня там в семь вечера. Спросил, как узнает, ну, насчет моей внешности, одежды…
– А вас в этот момент в доме не было, раз он через вашего помощника договаривался?
– Я спал, – Белогуров выпустил дым из ноздрей, сизая пелена почти скрыла его лицо, – вчера была сумасшедшая ночь. Мы с женой глаз не сомкнули из-за урагана. У нас в переулке все тополя с корнем вывернуло. Боялись, крышу с дома сорвет.
– И вы поехали на вокзал к семи?
– Сначала я ехать не хотел. Но знаете ли… Да дело даже не в том, что Дивиторский, мой компаньон, как-то этого клиента обнадежил, а… В нашем бизнесе – а к нам часто обращаются граждане, просят взглянуть на принадлежащие им вещи, картины, оценить… Словом, в нашем бизнесе никогда не знаешь, что тебе предложат. А вдруг это… Ну, сами понимаете, каждый коллекционер всегда надеется на чудо, на что-то этакое, – Белогуров бледно улыбнулся. – Я привык использовать все шансы. Это, видно, уже моя вторая натура: если что-то предлагают, не отвергать с ходу, а смотреть и…
– Да я не в осуждение вам, Бога ради, не оправдывайтесь, – хмыкнул Колосов. – Я вам спасибо должен сказать, что вы к этому Владимиру поехали. Ну и?
