туда иконы возвращали. Занятный парень этот поп. Наш ровесник, а вроде верит.
– Во что верит? – спросила Катя.
– Да не знаю. В суд некий высший, что ли… В воздаяние. Что, мол, рано или поздно все свое все равно получат. И мы и они.
– Кто? – снова спросила Катя, хотя знала ответ.
Колосов понял, что она знает.
– Тогда по его, по-церковному, получается, – продолжал он, – что даже если мы их не найдем, то все равно рано или поздно… – Он сжал кулак. – Но тогда получается, что… вроде бы и не нужно искать? Все равно ведь – получат и…
– Твой вывод неверен.
– Да я знаю, что неверен. – Я ничего не могу ответить тебе про этот высший суд. Если честно, я не задумывалась над этим. И от тебя тем более я такого вопроса не ожидала, потому что… – Катя запнулась на секунду. – Ты, кажется, становишься мистиком, как Мещерский. Тот тоже верит, но не в воздаяние, а в некое предопределение, что ли… Только объясняет он его особенностями времени, в котором мы живем, – конец века и тысячелетия. Он считает, что мы мало задумываемся, мало размышляем над этим важнейшим событием будущего…
– Человек, Катерина Сергеевна, убивал себе подобных не только в конце второго тысячелетия, но и в его начале. И в начале первого, и пятого, и десятого.
– Сережка считает, что сейчас все особенно обострено.
– Что обострено?
Катя неопределенно пожала плечами.
– Все. В нас – внутри и вовне. Жизнь. Все ее противоречия, все ее единство. Но я не умею на такие темы говорить. Очень туманно… Никита, так значит… это дело так и не раскроют? Ты считаешь, что – все? Все напрасно?
– Я тебе так сказал?
– Нет. Но я так тебя поняла.
– Ты всегда понимаешь с полунамека. – Колосов криво усмехнулся.
– Так да или нет?
– Я не знаю, Катя.
Колосов облокотился на стол. Взгляд его скользил по лицу Кати.
– Хочешь кофе с коньяком?
Катя хотела сказать ему нечто вроде, «что так нельзя, надо надеяться, сам же твердил – самое последнее дело опускать руки, когда что-то не ладится, нужно терпеливо проверять все версии и…». Но тут ей вдруг пришло в голову: Никита ни разу еще не обмолвился ей ни об одной из выдвинутых по этому проклятому делу версий. Почему? Не потому ли, что их у него либо еще, либо уже нет?
– Не хочу я твоего кофе, – только и ответила она. И с чисто женской логикой добавила: – И вообще, мне это твое похоронное настроение не нравится.
Колосов выпрямился.
– Итак, даю официальный комментарий для прессы. Ну-ка, раскрывайте свой блокнотик и включите диктофончик, диктофончик, пожалуйста, поближе. Итак, нами принимаются все меры оперативно- розыскного характера для скорейшего задержания преступников. Проводится целый комплекс мероприятий, о деталях которых я не буду распространяться, дабы не повредить интересам следствия. Но спешу заверить, что убийцы в самое ближайшее время предстанут перед судом.
Катя вздохнула – мужчины! Похожи становятся на ежа, если их гладишь против шерсти. Или у ежей нет шерсти? Одни иглы-колючки?
– Возьми с полки пирожок за свои поисковые мероприятия, – она поднялась и шагнула к двери.
– Обиделась, да? – Никита тоже встал.
– Ты по-дурацки себя ведешь. И для такой грозной фигуры, как начальник отдела убийств, – Катя фыркнула, – это даже несолидно.
– Ты с Сережкой об этом деле говорила?
Она удивленно обернулась с порога.
– Да. А что?
– И что он… что он думает по этому поводу? – Никита указал глазами на стул, словно предлагая продолжить эту странную беседу.
– Он по моей просьбе посмотрел копии заключений судебно-медицинской экспертизы. – Катя коротко рассказала о том, на что Мещерский там обратил внимание. – А сейчас он вообще пропал, не звонит. По вечерам после работы в Ленинке сидит, в своей институтской библиотеке – у него пропуск в родную его Лумумбу сохранился. Что-то читает, выискивает. Но со мной пока ничем не делится. Хочешь, сам с ним об этом поговори.
Никита кивнул рассеянно. В его глазах снова появилось отсутствующее выражение.
Сейчас, вспоминая весь этот их вчерашний разговор, Катя одновременно и опечалилась, и разозлилась. Раз уж в зорком, все видящем и все замечающем взгляде нашего Гениального Сыщика мелькает это самое «ах оставьте вы все меня в покое», – хорошего не жди. Она провела ладонью по холодному влажному стеклу. Господи, но неужели это дело действительно так и не раскроют? Четыре человека погибли такой страшной смертью (а кто сказал, что жертв именно столько, а не больше? Ведь это пока только четыре
