Лишь бы напраслину возвести! Девушка, голубка моя, да какие у нас жильцы? Сама суди – нас тут что опят в лукошке. Мы с дочкой вон, двое внуков – большенький женился только в мае, жену в положении уж привел, да зять, да кошка, да…
– Тут какая-то ошибка, – Катя была сама нерешительная строгость. – Но у вас тут в подъезде кто-то сдает квартиры, не так ли? – Она спрашивала наугад, хотя знала: попадет в точку.
– Сдают, сдают! – Старуха подвинула Кате стул. – Маша, обожди, не тормоши меня, вишь, человек интересуется. Татаринцевы со второго этажа сдают. Точно это. Сами-то с сыном съехались, а квартеру – двухкомнатная у них – каким-то грузинам не то армянам сдали. Бога-атые! Сам-то дирехтор какой-то – склада, что ли, или базы, а брат его…
– Мама, пошли б чайник на кухне глянули, – женщина пыталась вмешаться.
– Да что ты меня все тормошишь? Дай досказать.
– Подождите, подождите, – Катя «не понимала». – Татаринцевы, значит, так… А вы Карповы. Это у вас – инвалид в семье льготник?
– У нас, у нас! Зять мой – третья группа, нащот льгот вот не скажу, – старушка оживилась еще больше. – Вишь, Маша, а ты мне рот затыкаешь. Раз инвалид наш – значит, скидка нам выйдет.
– Да за что? – Женщина уперла руки в бока. – Каки-таки с нас налоги? С чего?
– Налоги сейчас со всего плотют, – старушка была сама осведомленность, – чихнул – и уже тоже, пожалуйста.
– Да, конечно, – Катя кивнула. – Налоги платятся физическими лицами с каждой заключенной сделки, будь то продажа или сдача в наем квартиры, продажа дачи, машины…
– Та мы ж ничего не продавали! Какие деньги были на сберкнижке – сын свадьбу справил, – женщина махнула рукой. – Все мотанул. Шесть мильёнов коту под хвост, радуется еще, что до кризиса окрутиться успел, а то б еще вздорожало.
– Насчет продаж вы к Панкратовым загляните, – ядовито встряла старушка. – Андрюшка ихний, стервец, как у него с нашим скандал с мордобитьем вышел, в суд загремел. Следователь к нам все приходил: вам-де деньги-компенсация за увечье полагаются по суду. А где те деньги? Андрюшка уж второй год как сидит. Клавка ему посылки все шлет. С каких таких капиталов, а? Машину они продали – вот с каких! Ихний Борька Славке Сергунову из второго подъезда хвалился, а тот нашему сказал: на рынке, мол, где-то продали за доллары, вот как! – Старуха знала все-все-все.
– Машину продали? – Катя придвинула блокнот. – Новую?
– Старую-старинную. Дед у них еще покупал, а потом зятю-то, ну Андрюшке, и продал. Во порядки-то в семье, а? Стервецы они, Панкратовы, стервец на стервеце! Когда Егоровна ихняя, ну Кланькина-то мать, еще жива была, все мне хвалилась: купил-де мой старик машину на заводе по льготной, а потом зятю-то и загнал. А деньги – на сберкнижку. Жадный был, все копил. А как Хайдар-то пришел – ёкнулись все ихние тыщи. Дед помер потом, а Андрюшка-зять все на той машине ездил. В аварию даже раз попал.
– Светлая машина, «Жигули»? – Катя невольно начала выходить из роли «налогового инспектора».
– Светлая, светлая. А потом, значит, как загребли его за нашего-то, Борька ихний – ну сын – эту машину-то и продал. Так что налог – это вы с них подите стребуйте. – Старушка пристукнула сморщенной ладошкой по столу и прислушалась. – Вон ключом у них кто-то в двери зазвонил. Борька небось и явился. Он не работает щас, так цельный день по улицам шлындает. Погодите-ка, касатка, я вам сейчас дверь открою. С них стребуйте налоги-то да пугните: они и нам по суду должны. Пусть отдают, а не то – штрафом их, сквалыжников!
Катя оказалась в щекотливом положении: дверь соседней квартиры действительно открывал испитой парень в джинсовой куртке. От него несло за версту пивным перегаром. С таким играть прежнюю роль было уже труднее, но… Карповы зорко наблюдали за ней в щель через дверную цепочку. Отступать было уже поздно.
– Борис Панкратов? Очень приятно. Я из налоговой инспекции.
Парень обернулся.
На следующее утро Катя, едва лишь пришла на работу, направилась к Колосову. Но до кабинета не добралась: начальник отдела убийств столкнулся с ней в коридоре. Вид Никиты сильно озадачил Катю – более решительного и деятельного существа она давненько уже не встречала в стенах УР. Рядом с начальником отдела убийств вышагивало и еще одно весьма энергичное и деловитое существо. Катя знала лишь, что это – «какой-то коллега из Москвы», муровец, что ли… Похож он был на разбойного кота. Стрельнул в Катю острым зеленым глазком, хмыкнул глубокомысленно, заявил Колосову, что, мол, ждет того в машине, и тут же ретировался к лестнице.
– Никита, я хочу сказать тебе одну вещь. Мне, кажется, это важно! – Катя, позже. Мне некогда. – Он даже не замедлил шаг. Ей приходилось чуть ли не бежать за ним!
– Никита, это про того парня – ну, Ивана Белогурова, что помог вам. Там машина была – Воронов ее проверял, сказал… А я…
– Катерина Сергеевна, извини – после. Вернусь – сам тебе позвоню.
И Катя осталась одна в коридоре. Ее душили обида и злость. Он ее даже не выслушал, просто отмахнулся… Она прождала звонка до половины восьмого вечера. Специально не уходила с работы. Но Никита так и не объявился.
А Колосов был действительно занят по горло. Честно признаться, Катин лепет он едва расслышал: думал совершенно о другом. А тут еще Колька Свидерко со своими «идеями», а тут еще среда наступила…
С Колей в спарринге работать все же было чрезвычайно хлопотно. Едва лишь в деле, по его мнению, начинал появляться просвет, как он порол самую дикую горячку, пламенно желая скорее приблизить долгожданный положительный результат. И часто из всей этой горячки не выходило ничего хорошего.
Работа по выявлению лиц, входивших в окружение Василия Салтыкова, шла всю последнюю неделю. У Салтычихи оказался весьма обширный круг знакомых: коммерсанты и торговцы, строительные подрядчики, директора отелей, владельцы автозаправочных станций и ремонтных мастерских, экспедиторы, парикмахеры, массажисты, дантисты, рекламные агенты и прочая, прочая, прочая. Все эти люди, каждый
