– Потому.
– Она последняя видела погибшую, Тарас, – напомнил Кравченко.
– Она, можэ, и не одну ее видала.
– Не одну? А с кем? Она тебе что-то говорила? Кто был утром с женой Шерлинга?
– Ничо она мне такого не говорила. И не скажет. Кому казать-то, этим нашим, что ли, с розыску? Так они знают, в курсе. Не верят.
– Во что не верят?
Тарас прибавил газа. Лицо его – румяное, пухлое – было мрачным. «Шкода» мчала их по горному шоссе. Вечерело. Воздух был прозрачным, насыщенным запахом хвои. Дорога – это был восточный тракт – хоть и пестрела ухабами и выбоинами, но выглядела вполне обжитой. На склоне горы притулилась деревенька. Потом из зелени возникли крыши каких-то ангаров.
– Лесокомбинат был, – сказал Тарас, заметив, что они смотрят туда. – Сейчас там хлебопекарня.
– А вон то село как зовется?
– Криворивня. А за плотиной Верховина. Там прежде турбаза была, дядько мой там завхозом робил. Продали ее чехам. Да что-то все никак не строятся они.
– В здешних местах один Лесюк строится. Где его будущий курорт-то? – спросил Мещерский.
Тарас ткнул направо – далеко в вечерней дымке на склоне густо поросшей лесом Галич-горы что-то белело.
– Отсюда и не разобрать. Он хвалится, что шикарное место тут у вас, Тарас, будет.
Тарас промолчал.
Миновали старую плотину. Мещерский поймал себя на мысли, что получает от поездки удовольствие – прав все же Высоцкий: «Лучше гор могут быть только горы». И потом еще: «речка под горой блестит». Или шумит? Тут вот шумит. Навстречу прогромыхал грузовик. За ним пристроились сразу несколько легковушек, выжидавших момент для опасного обгона.
– А некий Гиз в ваших местах тоже строительством занимается? – спросил Кравченко.
– Ага. Он с нашим в доле – вроде так люди про них кажут.
– Тарас, ты не в курсе, а когда он в замок приехал? Во сколько? Я твоих ребят спрашивал, так без толку. Проспали они его, что ли?
– Рано он приехал. Семи еще не было. Оставил машину. Новая она у него. До этого была другая, – Тарас снова чисто говорил по-русски.
– Ой, а это кому памятник такой? – перебил их Мещерский.
По ту сторону плотины на открытом всем ветрам пятачке была установлена могучая гранитная плита, а на ней высечены какие-то смутные сурового обличья фигуры – и вроде даже с мечами.
– Средневековый барельеф?
– Це ж камень «три чекиста», – ответил Тарас.
– А почему у них мечи?
– Для красоты. – Тарас сбавил скорость. – Кажут, ваши-то были, ну москали, гэбисты. В засаду они тут попали в сорок шестом к Вайде Марковцу.
– Бандеровец, что ль, был этот хлопец? – хмыкнул Кравченко. – А где же тогда ответный барельеф – борцам за «самостийность» от ОУН?
– Ты зубы-то не скаль, дружэ, а то и до кумы не доедем, – хмыкнул в ответ Тарас.
– Да боже мой! Мы просто спрашиваем, у нас ведь что-то вроде бесплатной экскурсии по окрестностям. – Кравченко покрутил ручку старенькой «Шкоды», опустил стекло. – Значит, нэма памятника самостийникам?
– Его в другом месте ставить трэба.
– Где же, если не секрет?
– В замке.
– А, понятно, это в краеведческом отделе музея?
– Гэбистов Марковец тут из пулемета положил, на плотине. Отряд у него был. Фрицев ни одного, мадьяры были и наши, местные. С тем отрядом и вошел он в замок. Да там со всеми и сгинул.
– А, все же поквиталась с лесным братом госбезопасность?
– С
– С кем это с ним? – удивился Мещерский.
– Кто, как жинка Назарчукова кажет, и вашу пани сегодня утром на площадке встретил.
– Ты про кого это, Тарас? – удивленно спросил Кравченко.
Вместо ответа охранник лишь еще прибавил скорости, заложив крутой вираж, – плотина и барельеф остались далеко позади, замелькал хвойный лес, затем у дороги засияли огни неоновой рекламы – в сумерках это производило не столь ошеломляющее впечатление, как ночью. «Карпатская сказка. Ресторан. Бар». Само строение было деревянным, в этаком гуцульском стиле – островерхая крыша, стрельчатые окна. Дерево потемнело от непогоды, рассохлось – ресторан был памятником советских времен, когда в Карпаты стремились на отдых со всех концов Союза как в «почти заграницу» – хоть и не Прибалтика, но все же и не
