– Вы думаете, что Машину мать кто-то убил? – спросил Илья. – А кто?
– Заткнись ты, – процедил Богдан.
Мещерский отметил, что здесь, в кругу ровесников, Богдан Лесюк отбросил всю свою вежливость и обращался с сыном Шагарина весьма бесцеремонно.
– Только не надо ссориться, – примирительно сказал Мещерский, обнял Илью, который был выше и толще его. – Илюша, никто тут не думает, что это было убийство.
– Врете вы, вы бы на свои лица сегодня утром глянули, – Илья скорчил рожу. – Вот какие вы все были, когда изо рва вылезли, я видел.
– Ну и что вам набрехали в баре эти алкаши? – с усмешкой спросил Богдан.
– Да понять невозможно. Про каких-то растерзанных птиц, что иногда на дороге находят, – оживился Кравченко.
– Их не только на дороге находят. Но и в лесу.
– Ага. Вот как?
– Тут леса кругом, – пожал плечами Богдан. – А в них, между прочим, зверья разного полно. Барсуки, лисы, хорьки вонючие. На кабанов тут в горах охотиться со всей Украины приезжают, из Германии даже. А зверье, оно, между прочим, друг друга жрет.
– Конечно, я так и подумал сразу, что растерзанные птицы – это результат нападения каких-то хищников, что кишат в здешних горах, – согласился Кравченко. – Ведь кишмя кишат, правда? Но в вашем баре мои доводы и слушать не стали, а начали глухо намекать на какую-то стародавнюю историю еще эпохи лесных братьев. Про какого-то бандеровца Марковца и про его погибший в замке отряд пошла речь.
– Марковец с Бандерой на ножах был, никогда они вместе не были, – усмехнулся Богдан. – А здесь, у нас в горах и в Мукачеве, откуда он был родом, про него тыща рассказов ходит, как в Гуляй-Поле про Махно. В Интернете даже есть форум его фанатов и создан фан-клуб. Они с меня деньги слупить хотели, только я их послал подальше. Нам замок и так недешево обходится, памятничек долбаной старины… Погиб он с отрядом и правда здесь, в замке, в сорок шестом году.
– Вы, Богдан, кажется, хотели рассказать эту историю вчера за ужином, – напомнил Мещерский (для него смысл беседы был пока не очень ясен). – Официант еще что-то разбил…
– Ну, хотел. Здесь же все и случилось, в подвале. За Марковцем особисты по горам гонялись. Замок с конца войны заброшенный стоял. Марковец с отрядом вошел в него, думал, что это вроде крепости будет. А это была ловушка, понимаете? Особисты его как волка обложили. Предложили сдаться, дали ночь на размышление. Он ночью решил уйти из замка через подвал и подземный ход.
– А тут и подземный ход есть? – спросил Мещерский.
– Конечно, есть, как и в любой средневековой крепости. Сейчас закрыт, – хмыкнул Богдан. – Марковец с отрядом спустились в подземный ход. А особисты не дураки были, это предусмотрели – там уже засада ждала и пулемет. Там всех их и перестреляли, как в подземной могиле. Вот и вся история.
– Вся? – разочарованно спросил Кравченко. – А как же тогда… Нет, Богдан, мне все-таки кажется, что от этих сумрачных стен должно веять чем-то этаким… допотопным, легендарным, потусторонним. Ваша-то история за ужином про убийство в графском семействе, а?
– Богдан уже успел рассказать эту историю?
Теперь уже на голос из темноты обернулись все четверо. Обернулись и увидели Олега Гиза. Он подошел к ним – Мещерский отметил, что у этого странного типа, обозначенного как волхв и колдун, мягкая, неслышная, ну, совершенно тигриная походка. Гиз курил сигарету. Чем окончилась его беседа с Шагариным, по его бесстрастному и такому красивому лицу понять было нельзя. Да они и не подозревали об этой беседе.
– Кто-нибудь обязательно должен был ее рассказать, я так и думал. До того, как все начнется, – сказал Гиз.
– Начнется что? – спросил Кравченко.
– Новый круг. Повторение цикла, – Гиз улыбнулся. – Но тут и другую историю уже успели рассказать. Позднюю. Я слышал про пулемет в подвале. Но это заблуждение.
– Олег, слушай, знаешь что? – хмыкнул Богдан. – Ты это… вот это со мной, при мне не надо, понял? При ком угодно, при матери моей, при Злате, при Лидии покойной, которая в рот тебе смотрела, – можешь все что угодно, бредить, лапшу вешать килограммами. Но при мне затыкай свой фонтан, усек?
– Я как-то однажды по его же просьбе погадал ему, – Гиз улыбался, обращаясь к Кравченко и Мещерскому (видимо, как к нейтральной стороне). – Старое цыганское гадание. Вернее верного. А он на меня с тех пор взъелся.
– Да пошел ты! Вообще кто тебя сюда звал?
– Богдан, сейчас, как и тогда, после гадания, не хочет… боится…
– Я боюсь? Чего это я боюсь? – повысил голос Богдан.
– Боится признать, что… – Гиз снова улыбнулся и закончил совсем не так, как, видимо, собирался: – Что в том подвале никто не ставил пулемета. Его не было. И засады никакой там тоже не было. Тогда в самом замке не было «голубых фуражек». На их же счастье.
– А что же было? – спросил Кравченко.
– Совсем другая история. Весьма своеобразная. И началась она за восемь лет до того, перед войной, когда этим замком владела семья графов Шенборн. Здесь в музее сохранился фрагментарно их архив, там есть и фотографии. Особенно одна поразила меня. Там запечатлены все участники разыгравшейся здесь впоследствии драмы.
– Как раз эту историю мы уже слышали, – перебил его Мещерский.
– Неужели? – Гиз усмехнулся. – Но мне известно по крайней мере две ее совершенно разные версии.
