Стайл снова попытался возразить, и снова она остановила его сердитым взглядом.
— Когда тебе удалось стать другом дикого единорога, такая сила была в твоей Клятве Верности, что она околдовала нас всех. Твоя магия заворожила меня, и в один прекрасный момент я поняла, что не смогу устоять перед тобой. Чувства, которые ты испытывал к единорогу, стали и моими чувствами. Мое чувство росло, теперь и я мечтала подружиться с единорогом. Нейса стала моим другом, и я не пожалею ради нее своей жизни и чести тоже. И все же я знала, что в ней нет качеств, которые смогли бы вызвать такое мое самоотверженное отношение. Это было отголоском твоей магии, которая не похожа ни на одну магию на Фазе: я полюбила Нейсу, Нейса любила тебя, и получилось, что свою любовь к тебе она передала мне…
И снова Стайл попытался вмешаться, и снова ему не позволили.
— Я говорю об этом, чтобы стало ясно, что твоя магия, хоть и не напрямую, но влияла на рождение моих чувств к тебе. И все же на полноту моей любви она не повлияла. Я люблю тебя особенно, потому что видела твое отношение к Нейсе — такому чувству невозможно отказать в искренности. Ты умеешь любить, Адепт, и поэтому любят тебя самого. И я сама но себе люблю тебя сильнее, чем любила бы под воздействием магии.
Она замолчала, но теперь у Стайла не было желания вклиниваться в ее монолог.
— Когда ты взял меня с собой к эльфам, — продолжала она, — и сидха танцевала с тобой, я испытала сильный приступ ревности. Но когда ты танцевал со мной так, как танцевал мой господин… — Она замолчала и прошлась по комнате. — Возможно, я была наивной или сумасшедшей, коли думала, что смогу устоять. Но когда я услышала твою игру на Платиновой Флейте… О мой господин, какие это были звуки! Никогда в жизни по эту сторону Занавеса я не слышала подобных звуков. И когда ты отправился на битву с червяком, я упрекала себя за черствость по отношению к тебе; я боялась никогда не увидеть тебя живым и все же снова стала бессердечной, когда ты остался жив, хотя и говорила себе, что этого больше не должно быть. Ложь давила на меня, связывала, и я не могла отбросить ее прочь. Тогда на Унолимпике, когда ты так решительно защитил меня от грязи, которой пыталась испачкать меня Желтая, мое сердце смягчилось от благодарности и осознания своей вины. Увы, я — женщина… И я не могла помочь сама себе, я должна была снова услышать, как ты играешь на Флейте, и потому выдала Желтой, что Флейта находится у тебя. И увидела, как тебя чуть не убил Жеребец. И снова я сваляла дурака, и Желтая об этом догадалась. И когда наконец ты пришел ко мне после проигрыша на Турнире и гибели Халка, мне страстно захотелось успокоить тебя, но ложь по-прежнему лежала между нами омерзительным животным, делая фальшивым то, что должно быть искренним; она превращала вдову в твою фиктивную жену. И все же, несмотря на эти напасти и горести, ты следовал своим неизменным путем, как делал бы это он, и я поняла, что проиграла. Я боялась, что ты погибнешь раньше, чем я вымолю у тебя прощение, которого не заслужила.
— Я прощаю тебе этот невинный обман! — крикнул Стайл, и снова легкое колыхание воздуха шевельнуло занавеси и коснулось его волос.
Она отвернулась от него, словно стыдилась того, что только что сказала, но, помолчав, стала говорить, глядя ему в глаза:
— Я рассказывала тебе, что была очень наивна, когда юноша-Адепт стал ухаживать за мной. Я не принимала его всерьез, поскольку он представлялся моему невежественному взору подростком или эльфом. И даже когда я вышла за него замуж, я не любила его по-настоящему. Вскоре я убедилась, что от него у женя не будет детей, и сильно опечалилась. Я жалела себя, что буду обделена судьбой, а что мой господин будет обделен — это меня не трогало. Годы я занималась пустяками и не пыталась всей душой полюбить его. И только когда он погиб, я поняла, что у моих чувств были глубокие корни. Я не любила его самоотверженно, пока он не ушел от меня. И я поклялась, что больше никогда не совершу подобного безумия. Но все же я попыталась повторить эту глупость и повела себя с тобой так же, как вела себя с ним. А теперь, возможно, ты покинешь меня, возможно, вернешься на Протон, возможно, погибнешь, но прежде ты должен испытать мою любовь. Вот что должно произойти между нами! — Леди замолчала.
Наконец она разрешила ему говорить. Стайл не сомневался в ее искренности. Он любил ее, они оба знали это с самого начала. И все же он не был уверен, что хочет получить любовь таким образом.
— Как он умер? — спросил Стайл Леди.
Если этот вопрос причинил ей боль, то она не подала виду.
— Однажды в отсутствие моего господина голем, как две капли воды похожий на Голубого Адепта, пришел в наш Замок. Я и подумала вначале, что это Адепт, но очень скоро все поняла. «Я принес твоему господину амулет», — сказал голем и протянул мне маленького демона на цепочке, наподобие тех, что используют путешественники из мира в мир.
— Я встречал такого! — воскликнул Стайл. — Когда я попытался вызвать его заклинанием, он чуть не удавил меня цепью.
— Очень может быть, — согласилась Леди мрачно. — Ничего не подозревая, я отдала амулет моему господину, который принял его за амулет-послание, возможно, переданный в обмен на какую-нибудь любезность. Я умоляла его оживлять демона с предельной осторожностью, чтобы избежать любой опасности, но Адепт меня не послушался. Он надел цепь на шею и прочел заклинание… — Она замолчала, не в силах продолжать.
— И он задушил Адепта, не дав ему защититься новым заклинанием, — закончил за нее рассказ Стайл. — Он рассчитывал на магию, чтобы сбить с толку злые силы, но на этот раз не получилось. Если бы он успел использовать физические заклинания…
— Я не смогла его оживить, — горько продолжала Леди. — Я также не могла позволить, чтобы кто- нибудь узнал, что его больше нет, потому что тогда пострадали бы Голубые Владения. Голем занял его место, отвратительный, страшный, и я вынуждена была отойти, замкнуться в себе.
Итак, шло время, но ничего не прояснялось относительно мотивов убийства и того, кто подослал убийцу. Теперь-то понятно: Красный Адепт подольстился к Коричневому, получил голема и воспользовался им во зло. Конечно, Коричневый Адепт и не подозревал о замыслах Красного. Возможно, вина за смерть самого Коричневого лежит на Красном. Ребенок был менее опасен, чем взрослый Адепт, который мог помешать замышляющему убийство сделать свое дело. Я подозреваю, что он выманил у Коричневого голема под предлогом, что тот послужит дублем моему господину, дескать, будет появляться перед публикой или служить его заменой, чтобы, когда потребуется, скрыть его отсутствие в Замке. Так же, как на Протоне тебя подменяет робот.
— А что насчет предсказания о твоем бесплодии?
— Я уже тебе говорила, что после того, как я вышла замуж за Адепта, я пришла к Оракулу и задала вопрос. Он ответил: «Никого». Но это была только часть ответа. Другую часть я скрыла от тебя, а теперь скажу: «Никого от первого. Сын — от второго». И я поняла, что у меня будут два господина. Я подумала, что, возможно, на муже лежит проклятье бесплодия, но то, что он умрет, мне и в голову не приходило… — Она снова чуть не разрыдалась, но быстро справилась с собой. — Ты — мой второй господин, и перед тем как ты погибнешь, выполняя ужасную миссию, ты подаришь мне сына, — заключила она с уверенностью.
— Но я не допущу, чтобы моего сына поднимала вдова, — сказал Стайл.
Она воскликнула пылко:
— Я люблю тебя! И наконец признаюсь в этом! Больше на мне не лежит позор лжи. Могу ли я по крайней мере рассчитывать на такую малость от тебя?
Мозг Стайла уже давно напряженно работал. Он любит Леди, но сила ее внезапного признания слишком велика, чтобы моментально справиться с противоречивыми чувствами, которые сейчас охватили его. Он был готов к этому признанию после соответствующего времени для его осознания, но сейчас он не знал, как распорядиться этим неожиданным драгоценным даром. Но если он будет долго размышлять, не отнимут ли у него этот дар так же быстро, как преподнесли, и как застраховать себя от этого?
Любовь не сделала Стайла слепым, он был осторожным и опытным, он боялся ловушки даже в таком святом деле, как любовь. Он, конечно, не сомневался в искренности Леди, ее намерений, но в то же время не верил в превратности судьбы.
— Оракул всегда говорит правду, — сказал он.
— А? — Она вопросительно взглянула на него. Он не прореагировал на ее признание так, как она думала, зная обе его сущности, и теперь с недоумением ждала разъяснений.
— Оракул всегда говорит правду, поэтому я не умру, пока не подарю тебе сына. Позволь мне сначала