спина.
— К сожалению, больная погибла во время операции. Мы ничего не смогли сделать, кровопотеря была слишком велика.
Серов опустил свой пакет на пол и взял доктора за грудки.
— Так что же вы кровь-то не переливали ей, сволочи? — Он стал равномерно раскачивать доктора. Тот, брезгливо морщась, пытался отодрать руки Серова от своего халата. Второй хирург с шумом отодвинул кресло.
— Эй, мужик! Потише, потише! Не шали тут, а то укол сделаем! Не маленький ведь, должен понимать. — И он раздельно произнес прямо Серову в ухо: — Мы ничего не могли сделать! Понимаешь? Бывают ситуации, когда сделать уже ничего нельзя! А кровь мы переливали!
Серов разжал руки, постоял немного, потом опустошенно спросил:
— Как твоя фамилия?
— Иванов, — сказал второй хирург.
— А твоя?
Первый хирург вздохнул, поправил очки, повел шеей так, будто она у него болела, и ответил:
— Сидоров.
Серов поднял свой пакет с пола и сказал уже куда-то в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь:
— А я ей зубную щетку принес… — Постоял еще секунду в ординаторской, потом повернулся и вышел.
— Жалобу на нас будет писать, — сказал второй хирург, снова усаживаясь за низенький столик.
— Не будет! — махнул рукой доктор в очках. — Пошебуршится немного и успокоится, это у него стрессовая реакция. А потом, нам-то чего волноваться? У нее, пока везли, в грудную полость натекло литра два с половиной крови, не меньше. Сам ведь видел.
— Все равно противно на душе, — отозвался коллега. — Женщина молодая, жалко.
— Жалко, конечно, да ничего не попишешь!
Оба они замерли на миг, а потом снова стали расставлять на доске смешанные во время визита Серова фигуры.
А Вячеслав Сергеевич, проходя по пустому отделению к выходу, хотел было оставить свой пакет с Наташиной рубашкой и зубной щеткой в каком-нибудь кресле, настолько невыносимо ему было держать в руках вещи, которые ей были уже не нужны, но вдруг подумал о том, что сначала этот пакет могут принять за подкинутую в отделение бомбу, потом кто-то чужими руками будет разворачивать эти вещи, судачить о том, кому они принадлежат, и решил отвезти их в Москву.
«Потом кто-нибудь разберется, что с этим делать», — решил он. Сам же он никак не мог поверить, что Наташи уже больше нет. Совсем нет. Эта мысль просто не укладывалась у него в голове. Эта мысль была так несовместима с Наташиной молодостью и красотой, что ему гораздо удобнее было думать, что он просто все еще никак не может ее найти в этот бесконечный вечер, перешедший уже не только в ночь, но и в утро.
Вместе с тем, действуя, как автомат, он спустился назад в приемное и разыскал там фельдшера. Старушка сидела на своем месте и пила чай с сахаром вприкуску.
— Следователь из милиции у вас был?
Она не сразу узнала его, видимо, так изменилось за ночь его лицо, а узнав, закивала:
— Был, сынок, следователь у нас, был. Молодой такой, симпатичный. Но уже уехал. Не застал ты его.
— А документы-то у него?
— Вот этого, сынок, видит Бог, не знаю. Ну да ты так тогда скажи, без документов, я тебе поверю, как больную-то твою зовут. Адрес скажи! А документы потом старшей сестре привезешь, как выписываться будете! Как операция-то прошла? Успешно?
Серов сидел на стуле перед бабулькой и смотрел в одну точку. Она уж было совсем собиралась сказать: «Ну, я и не сомневалась, что успешно! У наших врачей руки-то золотые!» — но присмотрелась к нему внимательнее и спросила:
— Что, милый, плохо?
Серов помолчал, пошевелил во рту языком, примериваясь к непонятному, непривычному слову, и, подумав, что теперь придется научиться его произносить, выдохнул неуверенно в первый раз:
— Умерла. — А потом добавил более уверенно, но раздельно, как пьяный или иностранец: — Бы-ла о- чень боль-ша-я кро-во-по-те-ря.
Бабулька-фельдшер помолчала немного, скорбно поджав высохшие от старости губы, да и сколько она уже видела всякого на своем веку, но потом все-таки сказала, считая, видимо, что, направляя его в нужное место, тем самым выполняет свой долг:
— Ну, значит, документы на вскрытие принесешь. У нас в больнице хорошо, не так, как в других, покойника везти никуда не надо, здесь же и патанатомия, и судебный морг, здесь же и студенты занимаются.
Серов почувствовал, что его сейчас вырвет, и поспешно вышел на улицу. Каким образом и каким путем он добрался на машине до гостиницы, он не помнил. Он помнил только, что, взяв у еще не сменившейся утром дежурной ключи от номера, прошел мимо закрытого ресторана в буфет и там громко стучал по стойке, пока откуда-то не явилась заспанная буфетчица. Поскольку ни водка, ни коньяк в буфете не продавались, он купил литровую бутыль мартини и как подкошенный упал, не раздеваясь, на кровать в Наташином номере. Плоская подушка еще хранила запах ее волос.
Одним движением он отвинтил пробку и лежа стал лить мартини в горло. Когда бутылка опустошилась почти наполовину, он поставил ее рядом с кроватью и сказал себе:
— Нет, это ерунда! Этого никак не может быть! — После этих слов он повернулся на бок, подложил руку под щеку и крепко заснул.
Когда он открыл глаза, перед ним стоял молодой следователь.
— Пришлось открыть дверь запасным ключом, — извинился он, объясняя свое появление в номере. — А то я стучал, стучал, вы не открывали! Мало ли что бывает! — добавил он, а Серов, обалдело поводя глазами по сторонам, увидел в проеме двери молоденькое и любопытное лицо горничной. И тут он все вспомнил.
Опять на него навалилась тошнота, но усилием воли он загнал ее вглубь.
— Сколько сейчас времени? — спросил он.
— Шесть часов вечера, — отозвался следователь, посмотрев на часы. И хоть Серову было совершенно не до этого, он почему-то понял, что этот молодой парнишка провел на дежурстве бессонную ночь, мотался по городу туда-сюда и до сих пор не идет домой спать.
— Пойдем в ресторан, выпьем кофе! — пригласил он, и следователь, секунду подумав, согласился.
Полоса хорошей погоды, видимо, кончилась, и в приоткрытое окно ресторана Серов увидел вечернее белесо-серое небо. Собирался дождь. На ступеньку крыльца вспрыгнула ворона, раздобывшая где-то в обход бомжей кусок колбасы, и скосила на Серова хитрый глаз, твердо веря своей удаче. Потом к крыльцу подошла молоденькая девушка и, явно кого-то ожидая, оперлась спиной о перила. «У нее впереди еще целая жизнь», — вдруг подумал Серов. Ворона, не желая искушать судьбу, схватила свою добычу в клюв и улетела.
Официант принес кофе, и следователь решил прервать наблюдения за природой.
— Расскажите, что вам известно о взаимоотношениях вашей жены с Алексеем Фоминым, — сказал он Серову.
— Да я понятия не имею, кто это такой, — пожал плечами Славик в ответ.
— Это муж той женщины, которая стреляла в вашу жену.
— Которая убила мою жену, — уточнил Серов, и сама эта фраза показалась ему неправдоподобной и нелепой.
— Если быть совсем точным, она нанесла вашей жене телесные повреждения, повлекшие за собой смерть.
Следователь был сравнительно недавним выпускником университета и гордился своими знаниями.
— Я не знаю ни эту женщину, ни ее мужа, — сказал Серов, — и у меня неотвязно в голове свербит
