– Не уходи! – мычала Ника, и повязка ее на щеках становилась влажной.
– Тише! Ты что! Тебе нельзя волноваться! – Он пытался снять с себя ее руки.
– Погоди! – Лицо ее озарилось, мгновенно высохли слезы, и она вновь схватила карандаш и лихорадочно стала писать.
«Все из-за денег, проклятых, – появлялись на листочке кривые строки. – Но ведь у меня есть деньги, возьми! Все равно ведь я хотела тебе их отдать! Так отдай их за машину!»
– Как я возьму! Мне ведь нечем будет отдавать. Отец уже точно сказал, что денег у него нет.
«Да он это просто так говорит! – царапала в ответ Ника. – Как поймет, что дело серьезное, он поможет! Отдашь! Да и мне не срочно, я ведь могу подождать. Все равно ведь сейчас они лежат просто так!» – Она стала покрывать поцелуями его лицо и, хоть рот у нее был в повязке и любое давление приносило боль, прижималась к его щекам, носу, подбородку губами. И даже через несколько слоев марли до него доходил ее жар.
– Тогда пошли! Только быстро! – Он потянул ее за руку.
– Куда? – удивилась она. – Деньги-то здесь!
– К юристу. К нотариусу, – пояснил он. – Сделаем все как положено. Я дам тебе расписку, что деньги взял и обязуюсь отдать.
– Да зачем? – запротестовала она. – Я и так тебе верю!
Но он уже тащил из прихожей ее куртку и шарф.
– Мне, вообще-то, надо лежать… – отпихивалась Ника.
– Мы ненадолго! – заверил Сергей.
Ника оделась, достала старую кожаную сумку, вынула все деньги, швырнула пустую сумку обратно на полку, взяла свой паспорт. Они захлопнули дверь и быстро побежали по лестнице. Каждый ее шаг отдавался в лице ужасной болью.
Ближайшая нотариальная контора была закрыта, на двери висел огромный замок, во второй была огромная очередь. В третьей их приняли, велев предварительно подождать. Ждали два часа. Проходившие мимо люди с удивлением оглядывали странную девушку, замотанную до бровей сиреневым шарфом, из-под которого выглядывало что-то белое, наподобие марли, и сидевшего рядом с ней парня, все время озирающегося по сторонам. Наконец они вошли в кабинет. Нотариус был озабочен предстоящим оформлением купли-продажи четырех квартир, поэтому торопился и не стал вникать в суть дела глубже, чем требовалось для формального подписания документов. Секретарь подготовила документ. Деньги пересчитали, и пачка зеленых бумажек из маленькой ручки Ники тут же перешла в Серегин карман. Две бумажки пришлось разменять для уплаты нотариусу. Как ни торопился нотариус, но и у него они просидели не меньше часа. Под конец Нику стало знобить.
«Скорей бы добраться домой!» – думала она. Несмотря на то что она уже больше суток не ела, ей не хотелось есть, только пить. Попить и зарыться под одеяло на своем диване. В глубине души Ника чувствовала угрызения совести. Хоть она и не сомневалась в Сереже, все же насчет денег надо было бы посоветоваться с матерью. Да и решать пришлось быстро. Матери не было, звонить при Сереже было неудобно. Как поступить?
Когда они наконец вышли, Сергей потянул ее в сторону, противоположную дому.
– Ты куда? – промычала она.
– Сейчас зайдем в одно место! – туманно пояснил он.
– Я хочу домой! – У Ники подкашивались ноги.
– Здесь недалеко!
Таинственным местом, куда ее привел Сергей, оказался ювелирный магазин.
– Деньги разменянные остались, – сказал он Нике. – Давай тебе купим кольцо! – И подвел ее к витрине, где заманчивым золотым блеском благородно сияли обручальные кольца.
Сердце у Ники забилось, в голове разлился туман. Молодая продавщица с тайной завистью наблюдала, как неуклюжими пальцами держит молодой человек тонкую дрожащую ручку, на которую примеряет одно за другим кольца. Наконец окончательный выбор был сделан, чек оплачен, пломба тут же разрезана, и тоненький безымянный пальчик на правой руке девушки украсило золотое кольцо.
«Может, он ее перед этим побил? – подумала продавщица. – Иначе зачем она так замоталась в какой-то дурацкий шарф!» Продавщице стало уже не так завидно, она внимательно наблюдала, как парочка выходит из магазина.
А Ника почти не помнила, как на остаток денег Сергей поймал машину, довез ее до дома, чмокнул в лоб у порога, даже не входя больше в квартиру, и куда-то на этой же машине умчался в вечернюю темноту. Ника смогла только снять куртку и рухнула на диван. Очнулась она уже ночью, оттого что все лицо будто кололо иголками. Инстинктивно она потянулась руками к щекам и не поняла, что нащупала. И щеки, и подбородок, и шея были безобразно раздуты, словно наполненный воздухом рыбий плавательный пузырь, а при дотрагивании под кожей раздавалось какое-то страшное потрескивание, будто лопались мелкие пузырьки.
– Мамочка! – хрипло позвала Ника и вспомнила, что мать должна вернуться только утром. Она повалилась спиной на подушку и стала считать часы до материного прихода. Позвонить Азарцеву она не сообразила. То, что он обещал приехать к ним вечером сам, тоже не вспомнила. У нее оставалась единственная надежда – на мать.
Муж пожилой дамы с голубыми волосами явился в клинику Азарцева прямо с утра в сопровождении бойкого молодого человека.
– Адвокат нашего отдела. – Он назвал какое-то неизвестное Азарцеву структурное подразделение в аппарате правительства.
Азарцев, который только что дозвонился в ЦКБ, нашел там лечащего врача голубоволосой дамы, переговорил с ним и узнал, что той ничего не угрожает и что перевязки ей делают на месте, пребывал в миролюбивом настроении.
Он вежливо предложил посетителям сесть и позвал Юлию, которая вошла легкой походкой, сияя улыбкой, со свежеуложенными черными волосами и в модном костюме с разрезом – в нем она как раз была на празднике экзотических птиц, так она называла тот победный для нее и провальный для Тины вечер. Муж дамы и адвокат внимательно смотрели на нее. Она села и закинула ногу за ногу.
Молодой адвокат покосился на ее ногу, раскрыл свою папку и стал перечислять претензии, которые возникли у его клиентки к косметологической клинике. Закончил он безапелляционным требованием сполна вернуть деньги, внесенные за операцию.
– Как это «вернуть»? – удивился Азарцев. – Операция прошла без всяких осложнений. Результат ее нельзя оценивать, пока внешность больной не вернется в норму, и это произойдет не раньше, чем через месяц или полтора.
– Согласившись оперировать больную, вы подвергли ее жизнь серьезному риску. – Адвокат все косился на Юлины ноги. – Она была переведена от вас в ЦКБ, и только при вмешательстве тех врачей не наступил летальный исход.
– О чем вы говорите! – Азарцев искренне возмутился. – Мы вовсе не переводили ее в ЦКБ, это была ее личная инициатива. И лечащий врач, с которым я только что говорил, не находит у нее никакого серьезного расстройства здоровья. Между нами говоря, эта старушка оказалась здорова, как бык!
Юле захотелось пнуть бывшего супруга, но, к несчастью, он сидел далеко.
– Ах, вы еще оскорбляете пациентов! – внес свою лепту представительный муж.
– Ни в коем случае! – спохватился Азарцев. – Просто я хотел сказать, что жалобы пациентки были необоснованны. Она просто оказалась подверженной панике.
– И тем не менее, вот наши требования. – Адвокат передал Азарцеву два листка бумаги, на которых было что-то тесно напечатано жирным шрифтом.
Юлия поняла, что настало ее время вмешаться.
– Мы не нарушили ни одного пункта договора, – начала она. – Пациентка сама, по своей воле, покинула клинику. Мы не можем нести ответственность за то, что произойдет с ней дальше.
– А где написано, что она покинула клинику по своей воле? – Адвокат нарочно сделал невинное лицо. – В сопроводительной бумаге, с которой она прибыла в ЦКБ, указаны только диагноз и название операции. Больше там ничего не написано. Вот копия документа.
