— У нее был маленький психический шок в связи с использованием бича, вы об этом знаете?
— Я знаю, что взамен она лечила его, — ответил Фурунео.
— Да, но это не устраняет проблемы. Известно только, что она не выносит вида мучений разумных существ.
— И что же?
— Разгадка, конечно, в том, зачем решили использовать калебана.
— Как жертву?! — испуганно воскликнул Фурунео.
Мак-Кей видел, что его начинают понимать. Кто-то как-то сказал, что проблема калебанов заключается в том, что никому не известен их образ поведения. Это конечно, было правильно, только Мак- Кей чувствовал что это еще не вся истина. Легко можно представить себе существо, присутствие которого бесспорно, а при попытке влезть к нему в душу только беспомощно блуждаешь в темноте — вот что такое калебан.
“Они — закрытые окна в вечность”, — сказал поэт Мазарард. В первое время после внезапного появления калебанов Мак-Кей был в курсе всех сведений о них, прослушал о них все лекции. Теперь он вспоминал эти лекции, стараясь отогнать гнетущее чувство, что там найдутся сведения, могущие иметь значение для решения нынешней проблемы. Это было что-то о “трудностях коммуникации во время атмосферных осадков”. Точное название он забыл. “Смешно”, — думал он. Это было связано с влиянием калебанской действительности на память и возникновением оптических иллюзий.
Здесь и заключался источник неприятностей для всех форм жизни, связанных с калебанами. Прыжковые двери, шары, в которых они имели обыкновение находиться — все это было реальным, но никто не видел калебанов собственными глазами.
Фурунео наблюдал за маленьким толстеньким агентом, действительно похожим на недовольную лягушку, и ему вспомнилась старая шутка о том, что Мак-Кей работает в Бюро Саботажа со дня своего рождения. Наконец тот сказал:
— Итак, вы наняли этих головорезов и платите им? Не так ли?
— Так безопаснее.
— В сообщении речь шла о смертельных случаях и сумасшествии… Вы дали своим людям пилюли ярости? — спросил Мак-Кей.
— Да.
— Хорошо. Ярость, кажется, является защитным свойством.
— Что же, собственно, произошло?
— Кажется, калебаны постепенно исчезают, — сказал Мак-Кей. — Каждый раз, когда это происходит с одним из них, случается множество смертельных происшествий и других неприятных последствий — физические и умственные травмы, сумасшествие…
Фурунео кивнул в направлении океана и вопросительно поднял брови.
Мак-Кей пожал плечами.
— Мы должны увидеть этот шар. Будет глупо, если нам будет известен только один калебан, тот, которого наняла Эбнис. Может быть, теперь их уже два.
— Как вы собираетесь браться за это дело? — спросил Фурунео.
— Хороший вопрос.
— Калебан дал Эбнис какие-нибудь объяснения?
— Мы не можем наладить с ним контакт, — сказал Мак-Кей. — Мы не знаем, где она его прячет.
— Я тоже не знаю, — помедлив, сказал Фурунео. — Сердечность — довольно уединенная планета.
— Об этом я тоже думал. Может быть, мы имеем дело с калебаном Эбнис. Тогда нам здорово повезло. Вы сказали, этот шар выглядит сильно изношенным?
— Да. Забавно, не так ли?
— Одна странность из многих.
— Калебаны никогда не удаляются на значительное расстояние от своих шаров, — сказал Фурунео. — И охотно ставят их вблизи воды.
— Как вы пытались с ним связаться? — спросил Мак-Кей.
— Как обычно. Откуда вы узнали, что Эбнис наняла калебана?
— Она похвасталась своей подруге, та рассказала своей знакомой и так далее. И один из калебанов, прежде чем исчезнуть, намекнул на это.
— Вы усматриваете связь между исчезновением калебана и действиями Эбнис?
Мак-Кей встал.
— Мы должны все тщательно изучить, — сказал он. — Пойдем туда и сами осмотрим этот шар.
Когда они с Фурунео выехали на песчаный берег, постоянный планетный агент спросил:
— Почему для расследования выбрали именно вас?
Мак-Кей сказал:
— Люди Бюро знают, как меня использовать, вот и все.
Машина описала крутую кривую и взгляду открылась даль океана и темный скалистый берег. Вдали между глыбами лавы что-то блестело. Мак-Кей заметил две маленькие машины, которые медленно кружили над берегом.
— Что это?
— Что?
— Когда здесь темнеет?
— У нас есть два с половиной часа до заката, — ответил Фурунео.
— Этого должно хватить, — сказал Мак-Кей. — Как ваши люди относятся к ночным гостям?
— Люди, которые здесь живут, привыкли к моей машине, а дело нам предстоит важное.
— Вы думаете, никто еще не знает о происшествии?
— Только охрана этого отрезка побережья. И все они находятся под моим командованием.
— Вы, кажется, хорошо организовали здесь дело, — сказал Мак-Кей. — Вы не боитесь, что для вас это будет слишком опасно?
— Я очень стараюсь, — сказал Фурунео. Он коснулся плеча водителя, и машина остановилась среди скал над плоским лавовым блоком, на котором спокойно лежал шар калебана. Белая пена орошала темные рифы у берега, а дальше, за их границей, сквозь сетку дождя вырисовывались очертания скалистого острова. — Я спрашиваю себя, — продолжал Фурунео, действительно ли мы знаем, что это шар калебана?
— Его жилище, — сказал Мак-Кей.
Фурунео выбрался из машины. Холодный морской бриз пробрался под одежду, и нога сейчас же заболела.
— Уйдем отсюда, — сказал он.
Спускаться по уступам скалы было тяжело, через несколько минут Мак-Кей почувствовал, что ему стало прохладно и разозлился на себя, что не догадался одеться потеплее. А внизу, в облаке пены и прибоя, было еще холоднее и неприятнее.
Фурунео, казалось, чувствовал то же; когда он, пошатываясь, спустился на лавовый блок, то пробурчал:
— По-моему, здесь очень холодно.
Он рукой посигналил пилоту летательного аппарата, и тот отозвался. Мак-Кей последовал за Фурунео по рябой, с выступающими острыми краями лавовой поверхности, перепрыгнул через лужу, в которой кишели крошечные живые существа и промок насквозь в облаке пены, несомой ветром. Спотыкаясь, он побрел дальше. Внизу слышался гром прибоя, разбивающегося о скалистый берег. Мак-Кей и Фурунео должны были кричать, если хотели что-нибудь сказать друг другу.
— Вы видите? — проревел Фурунео. — Он выглядит так, словно столкнулся с чем-то.
— Эту вещь, должно быть, невозможно разрушить, — ответил Мак-Кей.
Шар калебана был приблизительно шести метров в диаметре. Казалось, он прочно лежал на лавовом блоке. В полуметре виднелся край углубления в скале, словно специально выплавленного калебаном для удобства.