в сумку. Отпечатки пальцев в доме уничтожать не требовалось — они работали в перчатках.
— До свидания, господа, — попрощался с бизнесменом и его женой Гордеев. — Освобождать вас не будем, потерпите, пока приедет полиция. Ваш «Мерседес», сударыня, мы позаимствуем на некоторое время. Обещаем, что машина останется в целости и сохранности, правда, в каком месте ее найдут, сказать не могу, пусть это останется нашей с вами тайной.
Женщина замычала и задергалась в кресле.
— Не ругайтесь, мадам, такая уж у нас работа, — с сожалением произнес Гордеев. — Мы могли бы воспользоваться «Майбахом», однако это выглядело бы несколько вызывающе. Да, еще, чуть не забыл. Ваш личный водитель сейчас «отдыхает» в своем автомобиле. Не забудьте про него, на улице довольно прохладно, может простудиться.
— Один вопрос, — подал голос им вслед бизнесмен. — По поводу работы. Если у меня возникнет острая необходимость в вашей… профессиональной деятельности, как вас можно найти?
— Попробуйте воспользоваться номером телефона, по которому вы только что звонили. Возможно, это у вас и получится, — обернувшись, приветливо улыбнулся Станислав.
У Гордеева почему-то возникло предположение, что «объект», возможно, задумал провести контроперацию против своих обидчиков руками тех же исполнителей. А что, Синдикату прибыток, а им без разницы — что сову об пень, что пнем сову…
Стас и Горан вышли через холл в гараж, сели в «Мерседес». Через десять минут неспешной езды машина свернула с трассы в перелесок, где их ждал взятый напрокат «Опель».
На этот раз они возвращались на базу Синдиката порознь. Гордеев принял решение не светиться в Праге вместе с Гораном. Хотя они и действовали в гриме и «объект», которого Стас и хорват обрабатывали, судя по прощальным словам, не заинтересован в их провале, но, как говорится, береженого бог бережет. Поэтому Горан уже через час после завершения операции сидел в поезде, отправлявшемся из Праги в австрийский Линц. А уже оттуда Горан должен перебраться в Германию и прибыть на базу в Ганновере.
Дэн на подходе к офису перед камерами видеонаблюдения также работал в гриме, а внутри для большего страху надел на голову маску с прорезями для глаз. Так что идентифицировать его можно было лишь по фигуре, что в многомиллионной Златой Праге сделать весьма проблематично. Тем более что в связке с Гордеевым и без грима их не видели.
Станислав с Дэном собирались покинуть чешскую столицу лишь следующим утром. Скоростным поездом они планировали отправиться в Берлин и далее, опять же по железной дороге, добраться до Ганновера. Гордееву очень нравился Евросоюз.
Не сам по себе, конечно, а то, что, имея паспорт одной страны европейского содружества или шенгенскую визу, двигай куда хочешь — и границы тебе не помеха.
Ну а свободные день и вечер Станислав с Дэном посвятили отдыху после напряженных будней, а если одним, причем интеллигентным, словом — реабилитации. Чешское пиво, кнедлики с капустой, сливовица, бехеровка, водочка, опять пиво, опять сливовица… В общем, почти целый день и часть ночи прошли не зря.
Причем Стас в основном налегал на пиво, а Дэн предпочитал более крепкие напитки, что соответствующим образом сказалось на состоянии его организма. Еще в Венесуэле Гордеев заметил, что бывший прапорщик, крепко выпив, становился относительно разговорчивым. Причем привычные междометия «е…» и «б…» из его речи практически исчезали. Станислав потому и Горана отправил пораньше, чтобы накачать Дэна и попробовать его разговорить.
Кстати, с Гораном было не все просто. Станиславу показалось, что хорват, особенно в первые дни их совместной работы, во время колумбийской операции, да и позже, как-то ненавязчиво, но старался не выпускать Гордеева из виду, быть по возможности, рядом. А уж если он не мог этого сделать, то подтягивал к командиру Дэна. Стас допускал, что Горану была поставлена задача руководством Синдиката следить за ним. Из ряда вон выходящим подобный шаг считать не стоило. Вероятно, Алекс решил подстраховаться или просто хотел получать информацию о поведении новичка от его подчиненного, так сказать, из первых рук. Вот и сейчас Горан хотя и старался не показывать этого, уезжал в Линц с явной неохотой.
Кроме того, что Гордеев имел желание разговорить Дэна, он еще хотел наконец дать о себе знать генералу Веклемишеву.
Он мог это сделать и раньше, но не стал рисковать. Не только Горан мог за ним наблюдать. Стас помнил о «маячках», засаженных ему в одежду во время бегства из России. Нет, конечно, у Гора были возможности оторваться от наблюдения и позвонить по номеру телефона, который дал ему генерал, и из Венесуэлы или во время перелета из аэропорта, с вокзала… Однако и рисковать не хотелось, да и что полезное Аладдин мог сообщить Джинну? То, что пока еще жив и работает наемником в некоей конторе, именующейся Синдикатом? Единственная стоящая информация, которая могла заинтересовать генерала Веклемишева, так это сведения о том, что старший прапорщик Вагин из нижегородского СОБРа, он же Дэн, его подчиненный, жив и здоров. Что еще? Что руководит организацией человек, который называет себя Алексом, и у него есть зам по боевой части Энтони. Ну, еще расположение штаб-квартиры Синдиката… Все равно маловато будет!
Хотя и эти сведения генералу могли быть полезны. Не было ни полушки и вдруг — алтын! Опять же, как ни крути, а о себе все же стоит напомнить, чтобы дурные мысли Веклемишеву в голову не лезли. К тому же Гордеев надеялся, что он все же раскрутит Дэна, получит от него стоящую информацию о Синдикате.
Бывший собровец пьянел туго, но все же пьянел. К вечеру он уже хорошо набрался, хотя, стоило отметить, что вел себя достойно. На ногах Дэн стоял твердо и в драку не лез. Они со Стасом до поздней ночи, пока хватило сил, путешествовали по пражским пивным, сравнивая сорта пива и качество настоек. Разговорился Дэн, уже когда на Прагу спустились сумерки. Правда, как такового осмысленного разговора не было, бывший прапорщик просто выдавал отдельные тезисы, порой бессмысленные и обычно несвязные, но без своих обычных междометий.
Гордеев для поддержания беседы поддакивал подчиненному и пытался в его словах, как тот петух, рывшийся в куче дерьма и нашедший жемчужное зерно, выловить полезную для себя информацию. И, что самое интересное, кое-что выловил.
Так Дэн, поднимая рюмку сливовицы, выдал тост, чтобы их группа побыстрее «выбралась из пехоты». На наивный вопрос об этой самой пехоте и куда нужно выбираться, бывший собровец ткнул пальцем в потолок и застыл в такой позе на несколько секунд. А потом выдал непривычно длинную для себя фразу о херне, которой они сейчас занимаются, и по-настоящему больших бабках, которые платят тем, кто находится «там».
Из этих слов Стас сделал вывод, что до серьезной работы его пока не допускают. Действительно, разве можно назвать большим делом похищение колумбийского князька и едва ли не бандитский «наезд» на русского бизнесмена. Хотя риск и здесь велик, и деньги платят вроде бы приличные… Но тогда о каких «больших бабках» говорит Дэн? Стас припомнил, что и «соблазнитель» Белявский поминал о гонорарах с пятью нулями и более.
И, кстати, где оно это «там»? Честно говоря, Гордеев и сам сомневался, что в семи домиках на две персоны каждый на бывшей турбазе под Ганновером ютится весь личный состав Синдиката. Слова Дэна навели Станислава на мысль, что его представления о лагере как о штаб-квартире предприятия герра Алекса совсем не верны. И, вероятнее всего, это расположение именно пехоты, а не элитных подразделений Синдиката, если таковые действительно существуют.
В следующей пивной Дэн сам завел разговор о бывшем командире группы, которого он называл «пряником». Вряд ли это был его псевдоним. В Синдикате, насколько понял Стас, присваивали клички по именам: Алан, Энтони, Горан…
Отзывался Дэн о бывшем шефе не очень лестно, вероятно потому, что именно из-за него они не могли выбраться из «пехоты». А еще бывший командир отработал год в Синдикате по контракту и слинял на заслуженный отдых, оставив Дэна и какого-то Урмаса не у дел. И греет сейчас брюхо «пряник» где-нибудь на Канарах, не то что брошенные им подчиненные. Урмаса герр Алекс куда-то пристроил, а Дэн полгода мотался как дерьмо в проруби, работал на подхвате у других. Только месяц назад Горана в напарники дали, а тут и Алан подкатил.
