Презрительное выражение, которое судья демонстрировал этим утром, говоря с Сарджентом, вернулось на короткое время.
— Это правда. Но я не понимаю, как это может интересовать вас, мистер Сарджент.
Ответ звучал учтиво, но, тем не менее, был подобен удару хлыстом. Впервые — один Бог знает почему — ему удалось по-настоящему разозлить окружного детектива. Сарджент подождал, пока сможет говорить спокойно.
— Все же это интересует меня, судья. Я иногда читаю книги. Когда вы ее закончили?
— Вам это необходимо знать?
— Да. — Светлые глаза Сарджента прищурились.
— Моя дочь Мэри отпечатала окончательный вариант последней главы два или три дня назад, — с иронической усмешкой ответил судья Куэйл. — Если вас это так интересует, мистер Сарджент, позвольте показать его вам.
Он выдвинул ящик стола.
Мы молча склонились вперед, и судья, должно быть, почувствовал напряжение. Но он не поднял голову, и мы слышали, как его руки шарят среди бумаг с шорохом, как змеи в траве. В библиотеке темнело. Горы за окнами стали пурпурными. На заправочной станции мерцали огни. Было так тихо, что до нас доносились звуки автомобилей, мчавшихся по шоссе.
Руки судьи продолжали машинально перебирать бумаги, хотя он уже закончил поиски и сидел, склонив голову, так что мы не могли видеть его лицо.
Молчание становилось невыносимым. Наконец руки прекратили шуршать бумагами и безвольно опустились. Голос Сарджента прозвучал в тишине слишком громко:
— Возможно, вы положили рукопись в другое место, судья.
— Чепуха и вздор! — фыркнул Рид. — Вы можете все написать заново.
Судья Куэйл неожиданно поднялся. Его руки сделали быстрый яростный жест и опустились вновь. Он стоял неподвижно на фоне темнеющего окна — силуэт без лица.
Чей-то стул скрипнул. Долговязая фигура медленно двинулась от стола к двери и словно нехотя повернулась. Невидящий взгляд устремился на горы.
— Боюсь, вы не понимаете, джентльмены, — заговорил судья хриплым, но спокойным голосом. — Меня не волнует пропажа рукописи. — Он повернулся спиной к нам и взялся за дверную ручку. — Но они, должно быть… очень сильно ненавидят меня.
Дверь закрылась. Мы услышали тяжелые шаги старика, медленно бредущего через холл.
Снова наступило долгое молчание. Эхо странных слов судьи повисло в сумерках, царапая нам нервы. Сарджент оставался у стола, слегка склонив седеющую голову.
— Ну… — произнес наконец коронер. Он попытался фыркнуть, но не достиг успеха.
Окружной детектив поднял голову.
— Я не ел с утра и проголодался как черт, — буркнул он. — Пожалуй, я съезжу в город перекусить. — После паузы Сарджент некстати добавил: — У меня два сына. Один из них в Аннаполисе… Отвезете меня в город, док?
Росситер все еще сидел в кресле. Он не шевельнулся, когда я вместе с Ридом и Сарджентом направился к двери. Рид затянул шарф, как человек, намеревающийся повеситься, надвинул на глаза шляпу и вышел заводить машину. Сарджент заверил меня, что скоро вернется, и рассеянно пожал мне руку, выглядя почти комично в котелке, который был ему мал…
Старый седан коронера затарахтел по подъездной аллее. Я стоял на веранде, с удовольствием вдыхая холодный воздух. Кусты плавали в сумерках, как в грязной воде, но на западе было еще светло, и деревья казались гигантскими. Красноватые отсветы касались высохшего бассейна, его белого дна и каменного парапета. На шоссе мелькали огни автомобилей. Печально прогудел клаксон, затем послышался скрежет, когда кто-то переключил скорость.
Я ходил взад-вперед по веранде — мои ноги постукивали по бурым половицам. Порыв ветра сдул с досок тонкий слой снега. Вместе с темнотой усиливалось чувство страха — интересно, почему?
Я перестал ходить и повернулся. Какое-то мгновение я был готов поклясться, что кто-то находится на тенистой лужайке рядом с чугунной собакой, стерегущей подъездную аллею. Я присмотрелся, но не смог ничего разглядеть. Было жутковато воображать чьи-то глаза, наблюдающие за мной из-за фигуры собаки. Какой-то огонек скользнул по земле недалеко от веранды. Он исходил не с неба…
Потом я вспомнил о подвале, где судья Куэйл оборудовал мастерскую. Вероятно, покинув нас, он спустился туда, чтобы побыть одному, и свет проник из окна погреба. Я также вспомнил, что электричество в библиотеке не работало, когда я пытался включить свет. Нужно бы сменить пробки, подумал я, иначе женщины впадут в истерику… Продолжая цепляться за мелочи, что свойственно людскому уму, я стал гадать, что за свет мог быть в погребе. В итоге я разнервничался. Мои руки онемели от холода, тело сотрясала дрожь. Я воображал сотни чудовищных обликов существа, которое, возможно, притаилось за чугунной собакой.
Наконец я вернулся в дом. Ветер едва не вырвал у меня из рук дверь, которая захлопнулась с грохотом, отозвавшимся в холле гулким эхом…
На всякий случай я нашарил кнопку выключателя и нажал на нее. Результата не последовало. По какой-то причине я внезапно ощутил острую необходимость в свете. На стене у двери библиотеки висел древний газовый светильник с покосившимся рожком внутри стеклянного шара. Я осторожно нащупал его. Казалось, прошло много времени, пока я нашел спички в кармане. Спичка чиркнула, и желто-голубой огонек затрепетал в холле, осветив лестницу, серый ковер, позолоченные рамы картин…
И тогда я услышал крик.
Пронзительный и в то же время сдавленный, он, казалось, исходил откуда-то позади меня, вонзившись в мои нервы внезапно, как порыв ветра, и заполнив весь холл. Моя рука дрогнула на газовом рожке. Я резко повернулся.
Холл по-прежнему был пустым и полутемным. Как будто все обитатели дома вымерли и я остался в одиночестве.
Я побежал к лестнице, но сообразил, что не знаю точно, откуда донесся крик. Его эхо все еще сверлило барабанные перепонки. Снова повернувшись, я увидел Росситера, стоящего в дверях библиотеки с побелевшим лицом.
— Что это было? — спросил он.
Где-то в доме послышались тяжелые шаги, словно звучащие сами по себе. Потом они стали громче, и я понял, что они доносятся из подвала. Шаги начали приближаться — кто-то поднимался по ступенькам…
Росситер рванул вперед и остановился с поднятой рукой. Дверь подвальной лестницы в конце холла медленно открылась. Мы могли разглядеть только очертания массивной фигуры и белесое пятно лица. Шаги заскрипели по полу холла, подступая к нам.
Судья Куэйл возник из недр холла без кровинки в лице и с покрасневшими глазами. Казалось, он идет во сне. Его верхняя губа приподнялась, будто в жуткой усмешке.
— Судья!.. — крикнул я.
Росситер схватил меня за руку. Высокая фигура вместе с тенью, отбрасываемой на потолок, приближалась спотыкающейся походкой в колеблющемся газовом свете, уставясь вперед невидящими глазами, и прошла мимо нас, не сказав ни слова. Чувствуя, как пальцы Росситера сжимают мне предплечье, я посмотрел туда, куда указывала его другая рука…
Топ-топ-топ… Медленный звук шагов судьи словно гипнотизировал. Потом я увидел, что его ноги оставляют на сером ковре маленькие темные пятна. Все с той же жутковатой полуулыбкой он поднял руку и вытер ее о пиджак. В мерцающем свете я разглядел, что рука судьи испачкана кровью.
Глава 16
ТОПОРИК
Росситер очнулся первым. Я почувствовал, как он толкнул меня плечом, пробегая мимо, и устремился за ним к лестнице в подвал. Дыхание обжигало мне легкие. Огромные ботинки Росситера громко стучали по полу. Мы почти одновременно протиснулись в дверь на площадку, пахнущую белилами, и помчались по деревянным ступенькам вниз, в темноту.
— Куда? — задыхаясь, спросил Росситер.
— Вон туда!
В помещении было душно из-за горящей печки; воздух был насыщен запахами яблок, сырости и угля. Далеко впереди я различил слабый свет. На мгновение он стал ярче, и мне показалось, что я вижу кровь на полу…
Мы побежали по каменным плитам. Росситер наткнулся на ведро, отшвырнул его ногой и помчался дальше. Передняя часть подвала находилась в углублении, куда вели три ступеньки. Добравшись до них, мы остановились. У левой стены находился тяжелый верстак с полками над ним. Рядом с полками тянулась стенка ящика с углем, отбрасывающая глухую тень. На крышке верстака горела свеча в оловянном подсвечнике, отсвечивая на лежащих рядом клещах, освещая побеленный угол стен и пыльное стекло высокого окна над полками. Как завороженные, мы смотрели на колеблющееся пламя свечи, потом наше внимание привлекла темная поблескивающая жидкость, плывущая по каменному полу из тени угольного закрома, и такие же темные следы ног, тянущиеся оттуда по направлению к нам.
По коже у меня забегали мурашки. Я чувствовал, что не в состоянии пошевелиться, что вся сцена рассыпается мелкими хлопьями, как чешуйки белил, и что само пламя свечи дышит ужасом. Ничто не казалось реальным. Маленькая струйка крови отделилась от потока и устремилась к нам. Мой желудок походил на мокрую тряпку, которую начали выжимать. Росситер подтолкнул меня, но я не мог сдвинуться с места. Жар печки накатывал влажными волнами…
Массивная фигура Росситера шагнула в тень закрома с углем. У меня подкашивались ноги, но я последовал за ним.
— Здесь рукоятка какого-то инструмента. — Голос Росситера гулко прозвучал в замкнутом пространстве. — На ощупь похоже на топорик.
Он повернулся — лицо его было пепельным — и начал яростно потирать руки.
— Действительно, топорик… Он торчит у нее в затылке. Это Кларисса — жена Туиллса. Лучше подойдите сюда.
Ужасное зрелище напоминало то, что видишь, надевая чужие очки, не имея собственных. Пол словно приподнялся каким-то непостижимым образом, сдвинув все с места. Я слышал слова Росситера, но не мог им поверить. Это было слишком чудовищно. Ноги Росситера захрустели по углю, и несколько кусочков запрыгали по полу. Пламя свечи заколебалось сильнее. Угол стены заплела паутина. Я всматривался в детали, отчаянно пытаясь отогнать страх.
Потом Росситер чиркнул спичкой. После первого шока от увиденного это принесло облегчение…
Кларисса мертва! Это стучало у меня в голове, как шаги судьи в пустом холле. Она лежала ногами к куче угля, все еще одетая в свой черный пеньюар. Ноги в черных шелковых чулках были раскинуты, руки повернуты ладонями вверх; рядом валялась разбитая бутылка. Поток состоял не только из крови, так как в воздухе ощущался тяжелый запах виски. К счастью, длинные волосы скрывали большую часть лица, так как Кларисса лежала, прижавшись щекой к каменному полу. Но кровь продолжала сочиться. Топорик вошел в мозг над правым ухом и застрял там — его вес оттягивал голову вправо, покуда рукоятка не коснулась пола. Хуже всего выглядело бесформенное обмякшее тело — женщина просто осела на пол, как лопнувшая шина, когда топорик проломил череп. Я чувствовал, что мои ботинки промокли в крови и виски, хотя остановился за несколько футов от тела.
Затем я услышал собственный голос — дрожащий и неестественный:
— Она была пьяна и захотела еще виски, поэтому спустилась сюда и…
— Заприте дверь в подвал! — приказал Росситер. — Не позволяйте им входить сюда. Быстро!
Я с трудом поднялся по трем каменным ступенькам, проковылял через подвал и вскарабкался по деревянной лестнице. Кто-то в доме истерически кричал, а в холле слышались шаги.
