– Конечно! – Турок кивнул и отвернулся к окошку. – Я же тут надолго обосноваться хочу. А в таком домике мне будет жить куда уютнее и спокойнее, чем в городе. И до работы добираться близко, и воздух здесь чистый, свежий, и тишина.
– Понятно. – Дорофеев спокойно кивнул и выбрался со своего места.
– Ты куда? – Турок следил за всеми его действиями немного испуганно.
– Водички попить, – преспокойно ответил Дорофеев, направляясь к дому. – А то по такой жаре того и гляди все внутри закипит.
Хозяин дома встретил Дорофеева хмурым, недовольным взглядом. Впрочем, воды попить позволил.
– Мало выторговали? – сочувственно поглядывая на лысоватого мужчину, поинтересовался Дорофеев, выпив кружку холодной воды. – Ну так ничего удивительного. Наш Абу Али – жмот еще тот.
– За что выторговал? – хозяин дома смотрел непонимающе.
– Ну, за дом.
Хозяин дома наконец-то въехал, о чем идет речь, махнул рукой, скроил презрительную гримасу.
– Да пошел он на хрен, козел чернявый! – проговорил он со злостью. – Все планы мне спутал.
– Серьезно? Что же так?
– Да я же обещал этот дом одному хорошему человеку, и за приличную сумму в восемнадцать тысяч долларов! Однако тут этот черномазый появился, захотел осмотреть. Говорит, если понравится, дам двадцать пять тысяч. Однако не понравилось. Вот и получилось, что я и с тем человеком теперь поссорился, и дом на мне висеть остался. Теперь снова ищи хорошего покупателя. А это не так-то просто, между прочим!
– Так вы разве не продали Абу Али этот дом? – Дорофеев постарался особенно не показывать своего удивления.
– Да какое на хрен продал! – Хозяин дома с ожесточением сплюнул на устланный цветной плиткой пол кухни. – Снял он у меня его на два месяца! Не иначе как с какой-нибудь своей кралей встречаться! Иначе зачем он спальню-то осматривал.
Лешка Дорофеев смотрел на хозяина дома озадаченно и подозрительно.
Глядя из окна серой «девятки», как Дорофеев возится с мотором «Лексуса», Муслетдин повернул к сидящему за рулем Мураду свое пухлое, из-за жары блестящее от пота лицо.
– Ладно, поехали уж, – сказал он устало. – Больше ничего интересного мы здесь не увидим.
Мурад послушно завел мотор, стал разворачивать машину в узком переулке, чтобы выехать обратно на главную дорогу.
– Кстати. – Муслетдин обернулся, посмотрел в сторону дома. – Ты адрес-то этого дома запомнил?
– Конечно, Муслетдин-ага! – с готовностью ответил Мурад. – Да зачем нам его помнить? Азамат нам все равно его скажет.
– И то верно, – согласился старый татарин, устраиваясь поудобнее на узком для его широкой туши сиденье машины. – Этот домик Абу Али снял, понятно, не для себя одного. Скажешь Азамату, пусть добудет мне от него ключ. Думаю, он окажется нам весьма кстати.
– Слушаю, мой господин! – ответил Мурад, выворачивая машину из узких переулков на шоссе, ведущее к Севастополю.
Глава 25
Внутри кирпичной башни маяка на мысе Фиолент царил непроглядный мрак. Предусмотренные строителями окна в толстой стене башни в последующие времена были почему-то заделаны, так что никакого источника света в этом каменном колодце высотой в несколько десятков метров не было. Спускаясь на ощупь по обшарпанным полуразрушенным кирпичным ступеням винтовой лестницы, Полундра старался держаться ближе к стене, постоянно касаясь ее одной рукой, потому что в непроглядном мраке каменного колодца эта стена была единственной точкой опоры и единственным возможным ориентиром.
Пробираясь до этого по лестнице вместе с Дорофеевым, у которого в руках был карманный фонарик, Полундра видел, что перил у винтовой лестницы нет, кирпичные ступени жмутся к круглой внутренней стене башни, а с другой стороны от них зияет пропасть. Стоит оступиться на неровных каменных ступенях – и полетишь до самой земли вниз. Ухватиться в этом каменном колодце было совершенно не за что.
Осторожно нащупывая в полном мраке каждую ступеньку под собой, Полундра размышлял, нарочно ли Дорофеев не оставил ему никакого света в потайной комнате, или это было чистым совпадением. Ни спичек, ни зажигалки у Полундры не было, поскольку он не курил, просить спички у своего друга ему показалось неуместным. Выбравшись из комнаты, перед тем как начать спуск вниз, североморец поднялся сначала наверх, где когда-то помещалась ламповая комната маяка. Но там, кроме огромного бронзового каркаса фонаря, не было ничего, только кирпичи и едкая красноватая пыль. Это было бы странно и несправедливо по отношению к давнему другу, но у Полундры создавалось впечатление, что устроившие его в потайной комнате внутри заброшенного маяка люди постарались, чтобы у североморца было поменьше возможности и желания выбраться из нее и побродить по берегу.
Тем не менее Полундра без приключений добрался до самого нижнего уровня башни, где находилась входная дверь. Толкнув ее, спецназовец не без удивления обнаружил, что она не заперта. Это его насторожило, он ведь своими глазами видел, как смотритель маяка только что запер свой домик и уехал на машине куда-то в сторону Севастополя. И что же, он оставил дверь маяка открытой?
Полундра осторожно выбрался наружу. Яркий дневной свет ударил ему в глаза. Привыкнув к нему, старлей торопливо огляделся. Впереди расстилалось до самого горизонта синее море, на безбрежной глади которого белели точки прогулочных судов. Прямо перед Полундрой находился небольшой причал, куда от маяка вела вымощенная крупной галькой дорожка. У причала колыхался на легкой волне быстроходный морской катерок.
«Махнуть сейчас в Севастополь, – вполголоса пробормотал Полундра, глядя на заманчиво покачивающийся внизу катер. – За полчаса обернусь. Если хозяин вернется раньше меня, не убьет же! Я же на него работать обещал! Но с Наташкой поговорить надо. Лучше самому все ей объяснить, иначе она черт знает что думать будет. Я уверен, она поймет, а если поймет, значит, простит».
Не медля более, Полундра устремился вниз по вымощенной гравием дорожке к причалу, где был пришвартован катер. Убедившись, что мотор в полной исправности, а бензобак не пустой, Полундра завел движок, отвязал единственный швартов и через мгновение уже мчался на полной скорости по синей глади спокойного летнего моря.
Он взял курс на Севастополь, однако в саму бухту заходить не стал, а подошел к той оконечности ее, где находился пляж санатория. У причала спасательной станции пришвартовал катерок, выбрался на берег, пошел по пляжу, по хрустящей под ногами серой черноморской гальке. Сердце радостно запрыгало в груди старлея, когда он увидел, как под одним из тентов сидит, скучая, и грустно глядит на море его белокурая жена Наташка, а его Андрюшка рядом на солнышке перебирает прибрежную гальку, ищет среди камешков обломки раковин моллюсков.
По какому-то наитию Наталья подняла голову, когда Полундра подходил к ее тенту, и при виде мужа ее печальное лицо мгновенно озарилось радостной улыбкой.
– Сережка! Ты...
– Папа! Папа вернулся!
Ожидавший увидеть обиженные физиономии и услышать упреки Полундра немного ошалело целовал бросившуюся ему на шею Наташку, потом подхватил на руки и расцеловал в обе щеки сына. Только после этого позволил усадить себя на расстеленное на гальке покрывало под тряпичным тентом.
– Ты надолго? – спросила Наташа, с тревогой заглядывая ему в глаза.
– Я? Нет... На четверть часа. – Полундра отчаянно потирал лоб, от смущения стараясь не смотреть на жену. – Наташа, я тебе все сейчас объясню.
– Да не надо, Сережа! Я все знаю.
– Знаешь? – Старлей удивился, однако на душе у него стало как-то легче оттого, что не нужно ничего объяснять. – Ну вот, тогда...
– Да ладно, Сережка, не расстраивайся! – счастливо улыбаясь, сказала Наталья. – Я же все понимаю!