миловидным медсестрам... Вспомнил – и тут же забыл. Не время было думать о всякой там лирике. На войне как на войне – эту истину майор знал не понаслышке.
Было совершенно очевидно, что фуры вывезут это научное барахло в неизвестном направлении, а вместе с ними и астронома Лаутона. А старикашка-ученый явно знал много, а главное – как обращаться со всей этой навороченной техникой. «Ценный кадр, ему не причинят вреда, он для них как ключ к мощному замку», – размышлял о судьбе Лаутона майор. Да вот только, очевидно, вывоз телескопа и его обслуги никак не способствовал выполнению задания во имя интересов его, Батяни, великой Родины. А значит, по шапке огребет больше всех он. Огреб бы и Лунин, но он исчез – десантник невольно возвращался к набившему оскомину происшествию и все больше злился. – «Сукин ты сын, знал бы, что ты такое дерьмо, не напомнил бы про кислородную маску. А еще лучше стропила перерезал бы при высадке, причем на высоте в километра так полтора. Чтобы дерьмо всмятку, а потом собрал бы в конвертик и отправил на Родину, на деревню к дедушке».
В джипы, стоявшие у въезда в обсерваторию, загрузились камуфляжники с автоматами на изготовку. Это значило, что фуры со стратегическим оборудованием поедут под охраной этих нескольких машин. Этого никак нельзя было допустить. Но можно ли помешать? Один в поле не воин...
Где-то вдали раздался приглушенный грохот – произошел обвал. Глаза Батяни снова загорелись деятельным огнем. У него явно созрел план.
– Ну что ж, снова попрыгаем, как горные козлы, – майор бодро и ловко начал перепрыгивать уже привычные трещины в скалах. За годы службы он научился быстро приспосабливаться к любым условиям, и теперь ориентировался в одинаковых на вид хребтах и скалах, как будто с детства в ползунках лазил по этим камням. Батяня знал точно, что он и один в поле воин.
Глава 19
Из ворот буддистского монастыря на пыльную дорогу ступил молодой монах с небольшой котомкой в руке. Вслед за ним вышел старый настоятель. Они вели оживленный разговор.
– Запомни, будь крайне осторожен и осмотрителен. Это непростое дело, но мы должны его выполнить.
– Я понимаю, святой отец, но мне немного не по себе. Зачем нам вмешиваться в дела мирян? Ведь это все бессмысленная суета, боль и страдания. Мы не должны отвлекаться на суетность мира, если хотим когда-нибудь достичь нирваны.
– Сын мой, открой свои глаза и посмотри на окружающий нас мир! Конечно, мы не должны отвлекаться на мирскую суету, если хотим очиститься и просветлиться. Но стены нашего монастыря и наших храмов материальны, еда, которую ты ешь и одеяния, которые ты носишь, очень даже материальны. Золотые статуи Будды и бодхисатв, дорогие благовония, молитвенные ступы, ритуальные барабаны и сундуки, доверху заполненные подношениями паломников – все те святыни, что нам дороги, все они материальны. А главное, что ценно и материально – это твоя жизнь.
– Но учитель – Будда учил, что жизнь иллюзорна и бессмысленна...
– А сам Будда не жил? Послушай меня, может, именно ты станешь одним из святых мужей, может, именно ты познаешь все благородные истины нашей веры. Может, именно ты выйдешь из бесконечного круга сансары и войдешь в блаженное сияние нирваны. Но маленькая свинцовая пуля или острый нож прервут твой славный путь к освобождению. А все почему? Потому что ты проявил глупое, ненужное упорство и не захотел реально посмотреть на окружающий тебя мир. Так вот, усвой одну бесспорную житейскую мудрость: для того, чтобы мы могли полноценно предаваться думам о вечном и высшем – для этого нам нужны люди, обеспечивающие наши приземленные материальные потребности. А мы должны быть им благодарны и помогать, когда им будет нужна наша помощь. И вот сейчас – именно такой момент. Эти повстанцы верят только в своего бога – Мао, и чтят лишь один канон – цитатник, набитый его бредовыми мыслями. А что будет, если они доберутся сюда? Я скажу тебе: то же, что они совершили с нашими братьями по вере в Тибете. Ты помнишь или тебе напомнить?
Молодой монах виновато опустил голову:
– Я помню, учитель.
– Коммунисты уничтожили там шесть тысяч монастырей, убили и бросили в тюрьмы сотни тысяч лам и верующих мирян. Многие из них сбежали в Непал. А теперь здесь объявились такие же маоисты. Мы обязаны помешать им во имя нашей веры и нашего существования для славы Будды. Я думаю, ты понял.
– Да, учитель.
– А теперь повтори еще раз свое задание.
– Я должен добраться до Катманду, найти там улицу короля Бирендры, дом номер шесть. Там сказать охраннику, что я – по вопросу доставки чая с высокогорий. Он должен меня привести к какому-то англичанину, которому я должен сообщить, что леди с захваченным лазутчиком находится у нас в монастыре.
– Правильно. И обязательно добавь, чтобы поторапливались. Время не ждет. Да и сам поспеши... И еще: с этого момента никому и ни за что не рассказывай о своем задании. Ты – простой паломник, направляешься поклониться святыне Боднат. И все. Ты захватил с собой все необходимое?
– Как вы и говорили, я отправляюсь налегке. Со мной теплое покрывало, чтобы укрываться ночью, и запас еды на день. Если я по какой-либо причине буду задерживаться, буду просить еду у местных жителей, как и должен делать паломник. Они не отказывают бедным монахам. Но я уверяю вас, учитель, я буду спешить так, как только позволят мне мои силы, а их у меня предостаточно.
– Поэтому я и посылаю именно тебя. Ну, все, отправляйся в путь, сын мой. Да пребудет с тобой благословение Будды. Я буду молиться за тебя, пока ты не вернешься обратно.
Сказав это, монах с настоятелем обнялись. Прадип Мулми тепло посмотрел на молодого послушника, ставшего ему родным сыном и которому волей судьбы суждено было стать одной из фигур в сложной шпионской игре.
– Еще раз напоминаю: береги себя!
Монах бодро зашагал по пыльной горной дороге. Через тонкую подошву кожаных сандалий он ощущал каждый попадающийся под ноги камешек. Послушника одолевали тяжелые, неприятные мысли. «И зачем я ввязался во все это? Мне нравится жить в монастыре, читать сутры и молиться. Впрочем, я же в это не ввязываюсь, мне повелел Учитель. Он, наверное, прав, нельзя смотреть все время на небо и не обращать внимания под ноги – того и гляди, споткнешься и упадешь. Но все равно – это грязное дело, я чувствую. Ладно, буду считать, что я просто выполняю поручение настоятеля. Я ему многим обязан. Как минимум тем, что он обучил меня чтению и молитвам».
Над путником расстилалось высокое ярко-голубое небо, светило солнце. Монах очень любил такую погоду. Нарендра Биста фактически вырос в этом монастыре. Родители были слишком бедны, чтобы кормить шестерых детей, поэтому двух младших и отдали: его – в буддистский монастырь, а маленькую сестру – в индуистский храм Шивы прислужницей, а фактически проституткой. Так незамысловато родители надеялись вымолить благодать хоть у какого-нибудь из известных им богов.
«Что бы я увидел, не отдай меня родители в монастырь? Грязную халупу и пухнущих от голода детей? Гниющие раны и мозоли на руках от тяжелой и бесполезной работы? Жизнь моя была бы пуста и безрадостна. А так я увидел его – золотого Будду в храме. Он прекрасен, никогда я не видел ничего великолепнее. А еще он улыбается. В моей семье редко кто улыбался, а он улыбается всегда. Воистину, мои родители были мудры и добры ко мне, они поступили правильно. А святыне Боднат в Катманду я все равно поклонюсь. Такой возможности нельзя упускать».
По сторонам раскинулся высокогорный лес, прекрасно знакомый монаху. Нарендра вспоминал, как собирал здесь любимую им дикую ежевику, а также цветы магнолий для украшения статуй Будды, как лазил по заросшим лесом горам и не раз, падая, отбивал себе все, что мог, приходил в монастырь с синяками, шишками и ссадинами. А затем братья-монахи, с укором глядя на него, отпаривали все повреждения травяными компрессами и припарками.
Воспоминания о своей семье и детстве, а также вид любимого и знакомого леса приятно отвлекали от опасного пути и постепенно изгоняли из головы тяжелые мысли. Он уже совсем перестал думать о своей миссии, просто шел по знакомой, как свои пять пальцев, дороге на Катманду и любовался природой. Ноги бодро несли его вперед, а пустынная дорога казалось такой загадочной и интересной после длительного
