– Согласен, Вова. Но что делать будем?
– Еще минут пять переждем и отправимся продолжать поиски. Нам ведь людей спасать нужно. Ты не забыл об этом, Саша?
– Да не забыл. Но точно так же я не могу забыть, что в нас кто-то стрелял. А мы даже не знаем, кто это был, – пожал плечами прапорщик.
– Когда он нам опять попадется, тогда обязательно узнаем, – в своей манере успокоил товарища сержант.
Они снова замолчали, вслушиваясь в окрестные звуки. Шум моторки противника давно растворился вдалеке и больше не возникал. Десантники переждали оговоренный отрезок времени. Локис ободряюще подмигнул напарнику и завел двигатель лодки. Через полминуты они покинули свое укрытие и отправились по определенному ранее курсу.
16
Наталья Дворецкая резко открыла глаза и безуспешно попыталась подскочить. Воздействие снотворного закончилось. Оно смогло на время успокоить боль, но не застраховало от тревожных снов. Сны измучили женщину. В них она бесконечное число раз возвращалась на исследовательскую базу, и именно в ночь трагедии. Каждый раз это возвращение сопровождалось одним и тем же действием: связист резко выбрасывал ее из мотобота на лед…
Однако сны с горечью неописуемой обиды и слез остались позади. Лаборантка вернулась в явь. Здесь ее ожидали сверлящая боль и новый виток непонимания происходящего. Она осмотрелась по сторонам. Сбоку стояла жестянка с тлеющими остатками ветоши. Глаза никак не могли привыкнуть к полумраку. В глазных яблоках раскатистым эхом пульсировала все та же боль. Она не понимала, да и не пыталась понять, откуда ее болезненные ощущения возникали. Любое усилие мысли порождало дополнительное страдание. Но перестать мыслить совсем она не могла. Женщину пробрал озноб вместе с необъяснимым страхом.
«Дима, ты здесь? Отзовись, если ты здесь…» – простонала она, оставаясь на лежаке. В ответ – почти гробовая тишина. Едва заметный шум исходил от самодельного светильника. Дворецкая заставила себя напрячь слух. Так она сумела разобрать неясные звуки за пределами «постройки». Впрочем, женщина не была в состоянии определить их источник. Слишком далекими и невыразительными они казались. С одинаковым успехом эти звуки могли быть порождены порывами ветра, волнением океанических вод или действиями живых существ. Больная обеспокоилась отсутствием Никитенко. Пусть ей снова и снова представлялось, что связист виновен в ее теперешнем состоянии, однако без него она ощущала себя полностью беспомощной. Да и чего греха таить? Наталья и в самом деле была беспомощной. Любые движения давались ей с большим трудом. Для того чтобы просто поднять руку, ей приходилось превозмогать нарастающую боль.
«Ну, где же он?! Неужели он меня бросил здесь умирать?» – вопрошала лаборантка. Ответов на ее вопросы не находилось. Раненую все больше и больше охватывала паника. Она попыталась лечь на бок, чтобы постепенно начать подниматься. Попытка сопровождалась никуда не исчезающей болью. Бедолага ойкнула и протяжно застонала. Несмотря на мучения, сдаваться она не собиралась. Ей хотелось добраться до выхода из укрытия, чтобы затем оказаться снаружи и оттуда позвать Никитенко. Правда, она все– таки решила отказаться от новых попыток встать на ноги. Стиснув зубы, она повернулась на живот. На какое-то время она замерла. Только тяжелое дыхание было единственным признаком жизни.
Отдохнув, Дворецкая вновь начала двигаться. К ее немалому удивлению, болезненные ощущения прекратили усиливаться. Однако на самом выходе из «постройки» боль вернулась и заставила лаборантку распластаться. Только тогда она поняла, что из раны на голове сочится жидкость. То ли кровь, то ли смесь крови с гноем. У женщины была лишь одна-единственная навязчивая идея – отыскать связиста. Хотя она уже даже не совсем осознавала, зачем тот ей необходим.
Наталья отодвинула два брезентовых занавеса на выходе. Студеный ветер тут же обдал ледяной прохладой ее изможденное лицо. Она отчаянно открывала рот, желая ухватить хоть немного воздуха. Ветер на время утих. Лаборантка лежала на животе прямо на выходе из убежища и жадно дышала. Казалось, что она хочет надышаться свежим воздухом на всю оставшуюся жизнь. Однако за этим занятием от нее не ускользнула главная идея. Дворецкая собралась с силами и крикнула. Точнее – попыталась крикнуть. В действительности изданный ею звук не походил даже на более-менее громкий голос. «Дима! Дима! Дима!» – как заговоренная твердила она, в надежде быть услышанной. Надежда оставалась тщетной. Тогда она в очередной раз собралась с духом и проползла еще немного вперед. Она оказалась на небольшом возвышении, из-за которого ей и пришлось полностью покидать убежище. Только с него можно было достаточно хорошо рассмотреть ближайшие окрестности. Женщина увидела расплывчатую фигуру человека. Зрение ее несколько подводило. Но она была уверена в том, что впереди находится именно Никитенко. Наталья снова попыталась позвать его.
Связист суетливо расхаживал по краю льдины. Казалось, что он чего-то весьма нетерпеливо ожидал. Приглушенный хрипловатый окрик он услышал не сразу. Но, едва сообразив, что лаборантка окликает его, Дмитрий живо направился к постройке.
– Наташа, зачем ты вышла из укрытия? Тебе нельзя делать резких движений. Ты не бережешь себя ни капли, – затараторил он, будто больше всего на свете заботился о ее здоровье.
– Просто я очнулась в темноте. Сильно испугалась. Ведь ты не отзывался. Я подумала, что ты меня бросил здесь одну, – жалостным голосом поясняла она. – Я боюсь оставаться одна. Быть одной – это же так невыносимо. Это так страшно. Одиночество, наверное, страшнее любой болезни. Поклянись, что не бросишь меня. Дай мне честное слово, что не оставишь.
– Глупышка, я никогда в жизни не брошу тебя, – спешил заверить Никитенко. – Я даю тебе честное благородное слово.
Женщина счастливо улыбнулось, будто услышала самые приятные в мире слова. Коллега в ответ тоже изобразил на лице улыбку и помог женщине подняться на ноги. Затем потихоньку проводил ее обратно в убежище.
– Но зачем ты все-таки уходил? – спросила раненая, еле сдерживая стон от очередного приступа боли.
– Ну, перестань выдумывать. Я никуда не ушел. Отсюда никуда и не уйдешь. Мы же на льдине, если ты забыла. Кругом океан. Но по идее нас должны искать спасатели. И резонно предположить, что они скорее заметят человека на льду, а не в укрытии. Поэтому я и отлучился. Не хотелось бы приход помощи проморгать.
– Ты такой заботливый, – прошептала Наталья и попробовала улыбнуться. Мышцы лица ее явно не хотели слушаться. Улыбки не получилось, а получилось нечто вроде звериного оскала.
– Тише, тише… Ничего не говори. Ложись и ни о чем не беспокойся. Хочешь еще таблетку?
– Спасибо, не надо. Мне от них сны страшные снятся. Не хочу опять в них возвращаться, – проговорила Дворецкая.
– Ну, как знаешь, – развел руками мужчина и укрыл собеседницу большим куском брезента. – Оставайся здесь и ни о чем не переживай. Мыслями я все равно с тобой. Я буду находиться совсем неподалеку.
– Дима, мне хотелось, чтобы ты еще хоть чуть-чуть побыл со мной. Когда ты здесь, мне так спокойно становится.
Связист слушал ее и не верил своим ушам. Еще совсем недавно Наталья обзывала его самыми последними словами и была полна ненависти к нему. А сейчас все вдруг так резко переменилось. За этим превращением невозможно было наблюдать без изумления. Он, правда, старался своего изумления не показывать. На очередную просьбу женщины он ласково промолвил:
– Извини, моя хорошая. Мне все-таки нужно идти наружу. К краю льдины. Это все ради тебя. Ради нас двоих. Нельзя оставлять надежды на то, что нас отыщут. Но важно постоянно быть наготове. Я уверен, что помощь где-то рядом. Я убежден, что совсем скоро нас отсюда заберут. Это будет одним из самых счастливых моментов в нашей жизни.
Он наклонился и поцеловал лаборантку в лоб. Она расплылась в блаженной улыбке.
Затем Никитенко подлил в жестянку горючего, поменял сгоревшую ветошь и зажег ее. Самодельный светильник-обогреватель снова закоптил, освещая своим тусклым светом убогий интерьер укрытия.
– Вот тебе свет. Не грусти. Все будет хорошо, – промолвил Дмитрий и вышел наружу, не дожидаясь реакции женщины.
