Пашкин (оттесняет его плечом). Як Палч, мы им говорили... Объясняли... Но ведь экскаватор, Як Палч...
Сухоруков (уже добродушнее). Плохо, значит, объясняли. Растерялись. Ну ладно, на будущее наука...
Виктор. А как объяснишь, что черное — белое?..
Сухоруков. То есть что вы имеете в виду?
Саша. А я считаю, это по сути знаете что? Этот воскресник.
Пашкин отчаянно подмигивает, снова перебивает его, нарочито громко и крикливо.
Пашкин. Мы с товарищем Малышевым решили: раз так получилось — все сейчас сами сделаем! По- комсомольски! Выручим. На экскаваторе. За три часа все сделаем!
Представитель. Что ж, это правильно, товарищи. А крикунов потом обязательно обсудите в своей среде. Желаю успеха!
Саша. Нет, подождите! (Пашкин больно бьет его каблуком по ноге). Ой! Как же вы хотите уйти? Ведь страшная же подлость, этот спектакль! Это я кричал, чтоб все уходили. Лично я!
Представитель. Вы кто?
Саша. Малышев, бригадир... Александр... А то есть еще Алексей.
Представитель. Значит, воскресник, по-вашему, спектакль?
Саша. А что ж он по-вашему?
Представитель (взвинчиваясь). Интересно! Значит, воскресник, или, скажем, субботник, это спектакль? Великий почин — спектакль? Когда, понимаете, Владимир Ильич бревна на своих плечах носил! Вручную, уважаемый товарищ! Без экскаватора! Это, по-вашему, спектакль? Так это по-вашему?
Саша. Для дела я бы в зубах бревна носил.
Сухоруков (врезаясь в разговор). Нет уж, вы не юлите! Отвечайте прямо: значит, наш коммунистический воскресник, по-вашему, спектакль?
Виктор. Яков Палч, он не так говорил!
Сухоруков. Помолчите-ка, адвокат... Так да или нет, товарищ Малышев?
Саша. Что да?
Сухоруков (грустно махнув рукой). Ну, словом, все понятно. Придется вам за срыв воскресника, за удар в спину стройке ответить. Перед коллективом, перед товарищами своими... (Почему-то обращаясь к представителю.) Мы не посмотрим, что вы лучший турбинист! Что у вас характер такой... Невыдержанный, понимаете, вспыльчивый. Пора же сознавать: вам не пятнадцать лет.
Саша. Я-то сознаю, а вот...
Виктор. Мы все сделаем за три часа. Экскаватор же стоит! Зря же?
(Последние слова он говорит представителю.)
Представитель. Да, Яков Павлович, вот у этих товарищей законный вопрос.
Сухоруков. Вот и начинали бы с вопроса. С минуты на минуту экскаватор должен потребоваться в другом месте. (Со значением.) На спец-ра-боте!
Саша (орет). Неважно, какой у меня характер. Но экскаватор сто-ит!
Сухоруков (вдруг разъярившись). Предупреждаю, я сейчас пришлю вахтера. К экскаватору не подходить. (Саше). Мальчишка, понимаете, демагог!
Поворачивается, уходит. Представитель райкома прикладывает руку к велюровой шляпе...
Представитель. Желаю успеха, товарищи. (Уходит.)
Пашкин. Ну чего ты сейчас вылез? Все уже обошлось. Так нет, опять полез!
Саша. А я не хочу, чтоб обходилось! Свинство, чтоб это обходилось! Правильные громкие слова, как подушки, перед собой носят, ты бьешь, а оно — в подушку. Ты кричишь, а оно — в подушку! В субботу в четвертом общежитии ребята эту Евсикову прижали, зав. столовкой. Говорят: не еда — баланда вместо щей. А она, эта морда, понимаешь, встает: «В-вы, что-о эт-то? Советский суп вам баланда? Советский суп баландой называть? Это знаете, чем пахнет? Такие настроения?»
Пашкин. Но канавы все-таки не будет. Срыв воскресника... удар в спину... стройка под угрозой... Считай, мальчик, ты погиб! (Поет на развеселый мотив знаменитой песни «Имел бы я златые горы»):
Ничего, не тушуйся, отбрешемся как-нибудь. Только уж не будь дураком... Не лезь ты... Не писай против ветра...
Саша. А пошел ты!... (Берет лопату, вслед за ним с комическим вздохом берет лопату Виктор, его примеру следует Костя.)
Пашкин. Ба-аюсь, что не я... пошел...
ГЛАВА ВТОРАЯ
Кухня в квартире Малышевых. На столе швейная машинка, куски ткани, уже раскроенной. У переносного трельяжа, стоящего на буфетике, вертится Юлька. Она примеряет сметанное на живую нитку платье. Катя стоит перед ней на корточках с булавками. По кухне разболтанной походочкой слоняется Раймонда. Она в брючках, на голове — конский хвост.
Катя. Раймонда! (Девочка и ухом не ведет.) Раймонда! (Ноль внимания.) Райка! Я кому говорю!
Раймонда. Я же сказала, я не буду откликаться на это стиляжное имя!
Юлька. Да-а...
Катя. Почему стиляжное? Раймонда Дьен! Она была борец за мир... Она легла на рельсы перед военным эшелоном...
Раймонда. Угу, я буду каждому объяснять про рельсы...
Катя. Важно самой знать! И вообще что-то ты стала больно рассуждающая!
Раймонда (нахально). Пожалуйста, я буду не рассуждающая (сует руки в карманы брючек, уходит).
Раздается длинный, настойчивый, явно хозяйский звонок.
Юлька. Ай! (Подхватывает платьишко, убегает в другую комнату, Катя отворяет дверь, входит Алексей с какими-то свертками.)
Алексей. Опять благодетельствуешь? Ей-богу, и так уж говорят: у Малышева жена шьет. Частным образом!
Катя. Так я ж девочкам. За бесплатно. Раз я умею, а в ателье столько дерут...
Алексей (усмехаясь). Дождешься фининспектора! Он же не поверит, что бесплатно. Таких дур больше нету.
Катя. А ты что ж, все за деньги делаешь?
Алексей. Нет. Но я же государственную работу делаю, народную. А ты черт те что...
Катя. А девочки кто? Не народ?
Алексей. Ну, ладно. Каждый раз один и тот же разговор...
Входит чинная, уже переодевшаяся в свое старое платье Юлька. Она церемонно кланяется Алексею.
Юлька. Добрый вечер.
Алексей. Здравствуй, Юлька. (Выходит.)
Раймонда (появляется из комнаты). Эй, моряк, ты слишком долго плавал, я тебя успела позабыть. Мне теперь морской по нраву дьявол, е-го ха-чу лю-би-и-ить!
