дуэли была его коньком. – И вот ведь, что интересно: хоть государство и монархи дуэли всегда запрещали, но ни один офицерский корпус не оставил бы в своих рядах человека, отклонившего вызов! Вот как высоко ценилась офицерская честь!
– М-да... – скептически хмыкнул генерал. – Нашим строевикам только что из табельных «иикаров» стреляться не доставало. Из которых застрелиться, – и то лишь при большом везении можно. Ты ведь некурящий, Семен Васильевич? Вот и Николай тоже. Ты пока расскажи Коле еще чего-нибудь интересное про дуэли, а мы с Александром отойдем на бережок, подымим там, чтобы вас никотином не отравлять.
«Вот оно, – понял Селиванов. – А голос-то у Барецкого совершенно трезвый...»
Они отошли к самой воде, неторопливо закурили. Радиостанция, на которую был настроен приемник генеральской «Волги», транслировала концерт джазовой музыки, и тихое журчание речушки как-то на удивление гармонично вплеталось в холодновато-прозрачную композицию великого Эллингтона.
– Вот что, Александр, – сказал Барецкий. – Я хочу предложить тебе заняться настоящим делом. Ты ведь неплохо знаешь капитана Андрея Василевского? Ну, вот... И он с тобой не понаслышке знаком, под огнем вместе побывали. Да-да, именно во время того злосчастного инцидента. Да и раньше ваши дорожки пересекались, я прав? Теперь слушай внимательно, я вкратце введу тебя в курс дела. Но учти: информация эта строго секретная, ну, ты не мальчик, сам все понимаешь. Проблема наша в том, что Василевский...
Генерал-майор умел говорить коротко и сжато, вычленяя самую суть. Селиванов слушал его, и с каждой минутой, с каждой сказанной генералом фразой мрачнел все больше. Выслушав Барецкого, Александр некоторое время угрюмо молчал.
– Если называть веши своими именами, – сказал он, наконец, глухим голосом, – то задача сводится к тому, чтобы отыскать скрывающегося Василевского, внедриться в его группу и ликвидировать Андрея. Так? Что-то, товарищ генерал, не воодушевляет меня подобная задача. Ликвидировать бывшего соратника... Это перебор.
– Послушай меня, Александр! – волнуясь, с болью в голосе произнес генерал-майор. – Не думай, что я в восторге от такого оборота дел, Андрей ведь под моим началом служил. Но именно поэтому я его знаю лучше, чем ты. И опыт у меня богаче, я видел, как люди, подобные Василевскому, слетали с нарезки. Я знаю, что они творили. Василевский сейчас неадекватен, он смертельно опасен, проще говоря. Он, боюсь, объявил войну всему роду людскому, а с его опытом и возможностями... Представь, чем это может обернуться. Если уже не обернулось: я же рассказал тебе про двух исчезнувших сотрудников Би-би-си. Это только начало, дальше он войдет во вкус, и... покатится! Мы не имеем права этого допустить. Особенно сейчас и в том регионе. Лучший вариант, если бы Андрей сдался.
– Он не сдастся, – убежденно сказал Селиванов. – У Василевского девиз такой: «Спецназовцы не сдаются!»
– Вот именно! – грустно кивнул в ответ Павел Николаевич. – Я ведь тоже спецназовец, я не всю жизнь в кабинетах просидел. И ты спецназовец. Но, пойми, для меня это профессия, для тебя, думаю, что призвание, а вот для Андрея Василевского... Как бы не диагноз! Ты понимаешь, о чем я?
Александр медленно кивнул. Понимал, к несчастью. Тоже... насмотрелся на некоторых соратников.
Расхожее выражение «каждый сходит с ума по своему» звучит так, словно поехать крышей это не только святое, неотъемлемое право этого самого «каждого», но и бог весть какое достижение. Даже неудобно чувствовать себя нормальным: вроде, ты ущербный какой-то.
Когда шарики заходят за ролики у рядового нашего соотечественника, ничего хорошего ждать не приходится. А уж если такая неприятность случается с человеком, обладающим хоть какой-то властью, группой единомышленников, да еще и оружием... тушите свет, сушите весла!
И совсем не обязательно, чтобы дело доходило до клинической стадии. Достаточно того, что у человека появляется сверхценная идея, и он стремится воплотить ее в жизнь всеми доступными способами. А какая, скажите, может появиться идея у ветерана всех локальных, объявленных и необъявленных войн, из которых Россия вот уже больше двух десятков лет выкарабкаться не в состоянии?
Есть люди, которые по природе своей не могут оставаться в общей колее, идти привычными и нахоженными тропинками. Нет! Их с тропинки вечно заносит в самую чащобу. И непонятно, то ли судьба ими так распоряжается, то ли они – судьбой.
Александр Селиванов был очень неплохим практическим психологом и действительно хорошо знал Андрея Василевского. Понимал внутренние побуждения своего бывшего товарища по оружию. Как не понять?
Человеку, привыкшему к власти, хотя бы над ротой или взводом, и вдруг неожиданно утратившему ее, очень трудно смириться с подобным поворотом событий. Ему отчаянно больно погружаться в болото бессильной безвестности, становиться «как все». Такой человек зачастую начинает хвататься, как утопающий за соломинку, за любую возможность повлиять хоть на кого-нибудь и на что-нибудь. Даже за тень такой возможности. И чаще всего становится совершенно неразборчив в средствах.
«И, наконец, – продолжал говорить сам с собой Селиванов, пытаясь найти верное решение, – относительно спокойная служба в миротворческом контингенте, конечно же, не для Андрея. Он уже не может без постоянного риска. Без крови – надо называть вещи своими именами. Без каждодневного дыхания смерти за плечом. Без всего этого жизнь для него становится чем-то вроде супа харчо, но без соли, перца и прочих приправ. Есть, конечно, можно, только вот удовольствия никакого. Я его в чем-то понимаю, просто у меня тормоза покрепче. Получается, что Барецкий во многом прав. Андрей действительно может стать опасней любого волка. С его-то опытом и мастерством... Да, как подумаешь, какого шороху Василевский понаделает... Генерала я понимаю, он действует в лучших традициях нашей конторы: если не можешь спрогнозировать ситуацию, попытайся срежиссировать ее. А меня, получается, выбрал на главную роль».
– Ты вот что в расчет возьми, – продолжал убеждать Александра генерал-майор Барецкий, – Андрей, по сути, дезертировал. Ладно, пусть он обижен на командование, но ведь присягу-то Василевский давал России. И нарушил ее. Это тебе как? О какой офицерской чести после такого поступка может идти речь? Он сам изгнал себя из наших рядов, из ГРУ, из офицерского корпуса. Ты знаешь наш закон: мы не строевые части, мы ГРУ! От нас просто так не уходят. Либо с нами, либо...
– Допустим, я согласен с вами, хотя и не во всем, – сказал Селиванов. – Допустим, я дам свое согласие. С чего вы взяли, что Андрей Василевский мне поверит? Он всегда был предельно осторожен, а уж в сложившейся ситуации наверняка удвоил подозрительность. Тоже понимает, что к чему, прикидывает, против каких сил осмелился играть. И ваши ходы вполне может просчитать, разве нет?
– Да. Вот именно поэтому мне нужен ты, а не кто-то еще. Вы были, пусть не друзьями, но боевыми товарищами, соратниками. Василевский знает тебя с самой лучшей стороны. Ты прикрывал его отход. А самое важное то, что у тебя есть все основания быть обиженным на нас, на командование, и он об этом догадывается, – на этих последних словах Барецкий слегка осекся: стоило ли напоминать Селиванову, что после того случая не только Василевскому, но и ему пришлось несладко?
– Я и обижен, – тихо проговорил Александр, подняв на генерала взгляд спокойных серых глаз. – Но это к делу не относится. Время на размышление вы мне даете?
– Да, хоть это не в моих правилах. Даю. Размышляй на здоровье, пока мы бутылку не допьем.
Они вернулись к уютно потрескивающему костру. Окончательно стемнело. Мерцающие искорки звезд сияли на черном бархате ночного неба, и туда, к ним вверх, стремились искры костра. Из чахлого прибрежного леска тянуло запахом дикого шиповника, таволги и жимолости. Где-то на том берегу тявкала лисица.
Селиванов задумчиво цедил коньяк, глядя на переливы огня в углях костра. Чуть ли не впервые за годы своей службы Александр оказался в положении, когда окончательное решение зависело от него, хотя инициатива исходила от достаточно высокого начальства. Но тут особый случай: Барецкому нужно его согласие! Прямой приказ генерал-майор ему отдать не может: слишком деликатна ситуация, слишком нестандартно задание. Он может сказать «нет». Но стоит ли это делать? Угроза жизни Андрея Василевского от его отказа никуда не денется: найдут кого-нибудь другого, пусть не столь хорошо подготовленного и подходящего для решения задачи. Барецкий не отступится, слишком многое поставлено на карту. Так, может быть, имеет смысл...
Звуки джазовой музыки, доносящиеся от генеральской «Волги», сменились позывными радионовостей.
