В моей смерти винить президента... (сборник)

Виктор Сергеевич (трагично): – Всё. Не успели. Я расхотел.

Руфина : – Слава те, господи, пронесло.

Виктор Сергеевич : – Док, может, вы с Яниной того, а я посмотрю? Я никогда не видел это со стороны! А ведь я скоро умру и так ничего и не увижу... Только антиквариат, антиквариат и антиквариат. Горы старой мебели, гнилой посуды и поцарапанных статуэток. Господи, ну почему я всю жизнь занимался рухлядью?! Почему я не стал музыкантом? Поэтом? Художником? Космонавтом, наконец! Всю жизнь пыль, плесень и никакого секса.

Руфина, поджав губы, собирает разбросанные на столе фотографии и засовывает их в альбом.

Виктор Сергеевич : – Так вы покажете мне чудеса разврата, док?! Я заплачу вам за это столько, сколько вам не заработать за всю карьеру!

Доктор : – Виктор Сергеевич, вам нельзя волноваться. У вас пульс, давление и метастазы.

Янина : – Дядя Витя, хотите, я станцую аргентинское танго? Хотите, французский стих прочитаю?! Хотите...

Виктор Сергеевич (с трудом садится на диване): – Дядя Витя! Надо же... Меня никто никогда так не звал. Вот она – волшебная сила наследства! Руфь, ты нашла моего адвоката?

Руфина (яростно протирая тряпкой стол, потом зеркало, потом часы) : – Я не Руфь! Я Руфина! Думаете, если у вас в печени эти... клешни, значит, вам всё можно?! Я Руфиной была, Руфиной осталась, хоть у вас рак, хоть простуда!

Виктор Сергеевич : – Да какая разница! Суть-то одна. Где мой адвокат?

Руфина (по второму разу протирая стол, зеркало и часы): – Никто не знает, кто ваш адвокат! Даже Елена Сергеевна!

Виктор Сергеевич (хватаясь за сердце и падая на диван): – Уволю! Всех к чёрту уволю и найму новых людей! Хоть месяц, да поживу с адвокатом!

Доктор, присаживаясь на край дивана, считает Виктору Сергеевичу пульс.

Виктор Сергеевич : – Как там мои метастазы?

Доктор : – Хреново. Пульсируют со скоростью сто ударов в минуту.

Янина садится за стол, открывает фотоальбом, начинает рассматривать фотографии.

Руфина по-прежнему трёт мебель, словно стараясь уничтожить её своей уборкой.

Звонит телефон.

Виктор Сергеевич подскакивает с дивана, хватает трубку.

Виктор Сергеевич : – Да! А-а, Мишаня! Рад тебя слышать, дружище. Рад, что ты обо мне помнишь. Понимаешь, она мне отдалась, но я её в тот момент не хотел, а когда захотел, в гостиной было много народу и я опять расхотел, потому что мне коллективно намекнули, что это безнравственно. Да, безобразие, я тоже так считаю. Какая им разница, а мне удовольствие. Мишань. Я боюсь умирать. Даже через семьсот двадцать часов. Может, мне отравиться, Мишань? Существует же эта... как её... ухты... вахты...

Доктор : – Эвтаназия.

Виктор Сергеевич : – Да, эвтаназия. Пьёшь снотворное и засыпаешь. Навсегда. Мишань, ты можешь представить, что мы с тобой по пятницам никогда не накатим коньячка и не сыграем в покер? Я тоже не могу. Но мои метастазы пульсируют со скоростью сто ударов в минуту! Сто! Ударов! В минуту! Это танго какое-то, а не рак! Миша-аня, я умру своей смертью, я не хочу засыпать от таблето-ок! Не хочу! Я хочу пройти весь свой путь до конца, ощутить всё, до последнего удара сердца, до последнего трепыхания каждой клеточки. И потом, кажется, самоубийцы не попадают в рай. А я хочу непременно в рай, Мишань! Я уже даже кое-что для этого сделал. (Улыбается). Что сделал?! Я знаю, кому всё завещать! (Шёпотом). Ну, этой, которую я не мог захотеть, а потом выпил таблетки и захотел, но в гостиной было много народу, и... Нет, я не сумасшедший. Нет, мозг не задет. Это доброе дело, Мишаня! Очень доброе! Девчонка сойдёт с кривой дорожки, поселится на Рублёвке, займётся бизнесом, выйдет замуж и нарожает детей. А мне местечко в раю гарантировано! Гарантировано! Может быть, даже полтора местечка, в виду особого благородства моего поступка.

Янина (отрываясь от фотографий): – О какой такой кривой дорожке, с которой я должна сойти, он говорит?!

Руфина стучит себя по лбу.

Доктор пожимает плечами и начинает мерить себе давление.

Виктор Сергеевич : – Мишань, ты принесёшь мне на могилу букет белых роз? Спасибо. Ты настоящий друг. Только никаких поминок, я тебя умоляю! Выпьешь с моим персоналом шампанского под музыку Гершвина и расскажешь пару изысканных анекдотов. Кто не засмеётся, того уволишь. Такова моя воля. Нет, совсем не рано мне говорить об этом. Всего месяц остался, всего тридцать дней, всего семьсот двадцать часов... Я и памятник уже заказал, фотографию только не могу выбрать. Слушай, а пришли мне своего адвоката, мы моего не можем найти. Спасибо. Ты настоящий друг. (Кладёт трубку). Оставьте меня одного.

Доктор выходит.

Янина тоже.

Руфина остаётся, упрямо поджав губы.

Сцена вторая

Виктор Сергеевич (мрачно): – Руфина, я просил оставить меня одного.

Руфина : – А вот не оставлю! Вы, Виктор Сергеевич, руки на себя собираетесь наложить. Эту, как её... эхтоназию совершить! Не уйду, хоть режьте!

Виктор Сергеевич (усмехаясь): – Да я никак тебе дорог, Руфина! Ты обо мне беспокоишься?

Руфина : – Я к вам привыкла, Виктор Сергеевич. А беспокойство – это обычное человеческое чувство без претензии на место в раю.

Виктор Сергеевич : – Это ты на что намекаешь?

Руфина : – Ни на что.

Виктор Сергеевич : – Нет, это ты намекаешь, что я место в раю покупаю, а ты зарабатываешь его честным ежедневным душевным трудом.

Руфина : – Ни на что я не намекаю! Я вообще в загробную жизнь не верю!

Виктор Сергеевич : – Ка-а-ак?!!

Руфина : – Вот так. Умер и умер. Никакого рая и никакого ада.

Виктор Сергеевич (хватаясь за голову): – Ты хочешь сказать, что от меня останется только прах и никакой тонкой субстанции?! Никакого энергетического поля?!

Руфина (топая ногой): Ничего такого я не хочу сказать! Я тут пыль вытираю и караулю, чтобы вы не сделали себе эхтуна... Руки на себя не наложили! Грех это!

Виктор Сергеевич (задумчиво): – Ага, значит, в грех мы верим, а в ад и рай – нет!

Руфина : – Не цепляйтесь к словам, Виктор Сергеевич. Это неинтеллигентно. (Хочет убрать фотоальбом в шкаф).

Виктор Сергеевич : – Стой!

Руфина замирает.

Виктор Сергеевич : – Помоги мне выбрать фотографию на памятник. Я сам не могу. Руки дрожат, слёзы глаза застилают.

Руфина заметно оживляется.

Кладёт фотоальбом на стол, открывает его. Садится рядом с Виктором