— Дык яны ж старыя были.
— Горбачев тоже не молодой, ему уже скоро шестьдесят стукнет.
— Эх, молодой ты еще, Стрельцов, — Костенко покровительственно похлопал младшего лейтенанта по плечу, — ще не разумеешь, що шестьдесят лет для мужика — самое то.
— Какое ж то, если в шестьдесят на пенсию отправляют? — фыркнул Стрельцов.
— Вин же Горбачев, кто ж яго на пенсию отправит? То ж самый главный человек в стране.
— А хрен его знает.
— Не знаешь, так не говори. Такого не бывало, шоб Генерального секретаря — и на пенсию в шестьдесят. Буде скрыпеть, пакуль не загнется. И нихто не гаукнет, а гаукнет — Райка яму быстро пасть захлопнет. Та ще баба… Мужик у ней в руках, як это… в ежовых рукавицах.
— Это вы правильно заметили, товарищ капитан, — согласился Стрельцов. — Знаете, кто-то даже шутку придумал на эту тему.
— Яку шутку?
— Что означает: КПСС — мир?
— Шо?
— Кто правит Советским Союзом — Миша и Рая.
— От же свистуны, — снова засмеялся Костенко. — Як ты говоришь — хто правит Советским Союзом? Ну дают. Это хто ж такое придумал?
— Народ, кто же еще.
— От народ у нас, над всем смеюца. Моя б воля, я б яго…
Костенко красноречиво сжал ладонь, поросшую рыжими волосами, и потряс кулаком перед лобовым стеклом «Жигулей».
— Я б гэты народ, як Райка Мишку.
Водитель проезжающего навстречу дохленького «Москвича», увидев протянутый в его сторону здоровенный кулачище, испуганно втянул голову в плечи и сбавил скорость. Костенко махнул ему рукой.
— Проезжай.
После этого капитан с удовлетворенным видом повернулся к своему молодому собеседнику.
— Видал? Только кулак и понимают, едрить их у мать. А ты говоришь — жалко, што сейчас не тридцать седьмой год. Распустились кооператоры хреновы.
Стрельцов вытащил из кармана сигарету, щелкнул зажигалкой.
— Да не особенно их сейчас кулаком напугаешь. Свободы понюхали.
— А шо свобода? Тэ ж мне запах, — презрительно скривился Костенко. — Дай-ка мне цигарку.
Выкурив по сигарете, поругав распущенный народ, кооператоров, демократов и Горбачева, гаишники отвели душу.
— Ну шо, Стрельцов, — капитан стукнул здоровенной пятерней по плечу своего напарника, — трэба грошы для сямьи заробляць? Где наш радар?
— Вон лежит, — Стрельцов покосился на заднее сиденье. — Где ж ему быть?
— Давай-ка махнем на трассу. Будем ловить нарушителей скоростного режима.
Стрельцов подал радар капитану, а сам вышел на обочину сверкающего после утреннего дождя шоссе.
Костенко выставил радар в открытое окно желто-синих «Жигулей» и стал примериваться к проезжающим машинам. Одного явного нарушителя на белом «Запорожце» он пропустил, чем вызвал явное недоумение младшего лейтенанта.
— Товарищ капитан, он же под сто прет, не меньше.
— А шо с него взять? У яго в кармане два рубля, и це деревянные. Глянь-ка лучше на ту фуру, якая прець из Москвы.
Навстречу патрулю мчался черный «КамАЗ» с длинным полуприцепом-фурой, давно не видевшим мойки.
— Тормози, — сказал капитан. Водитель «КамАЗа», заметив слева на обочине гаишников, и сам начал сбрасывать скорость, но было уже поздно. Младший лейтенант Стрельцов решительно взмахнул полосатым жезлом, указывая водителю на обочину напротив патрульной автомашины.
Шумно заскрипев тормозами, грузовик остановился в указанном месте. Стрельцов не торопясь пропустил встречный автомобиль, после чего направился к водителю «КамАЗа», который распахнул двери кабины.
— Младший лейтенант Стрельцов, — гаишник небрежно приложил руку с жезлом к фуражке. — Ваши документы.
Водитель, невысокий чернявый тип с плохо выбритым лицом и взлохмаченными волосами, облизнул губы и зачем-то обернулся к пассажирскому креслу.
Там сидел высокий широкоплечий мужчина с грубым, словно вырубленным из дерева лицом. Проведя рукой по коротко подстриженным волосам, он едва заметно кивнул.
Эта немая сценка должна была сразу насторожить Стрельцова, но он даже не смотрел в кабину.
Водитель вынул из бардачка удостоверение и свернутую вчетверо бумажку, протянул их гаишнику.
— А в чем дело, командир? — произнес он нараспев.
В его голосе явно слышались блатные интонации.
— Правила нарушаем, гражданин… — Стрельцов развернул удостоверение, — Самарин.
— Да ты че, командир, — Самарин заерзал в водительском кресле, то и дело оглядываясь на своего спутника. — Чего я нарушил-то?
Стрельцов, еще не испорченный долгими годами службы в милиции, сурово глянул на водителя «КамАЗа».
— Во-первых, не «ты», а «вы», — с металлом в голосе сказал он. — А во-вторых, не «командир», а младший лейтенант. Вы превысили скорость. Вам на трассе сколько разрешено? Семьдесят. А вы сколько ехали?
— Семьдесят, — не моргнув глазом, заявил Самарин.
— Да? — скептически хмыкнул Стрельцов, перебирая документы. — Пройдемте-ка со мной.
— Командир, а может, так договоримся? Я тороплюсь, продукты у меня скоропортящиеся. Понимаешь? — закричал вслед удаляющемуся гаишнику водитель.
Но Стрельцов уже перешел на другую сторону шоссе и отдал документы капитану.
Водитель выпрыгнул из кабины, захлопнул за собой дверцу и, сунув руки в карманы замызганных пузырящихся брюк, подошел к милицейским «Жигулям».
— Гражданин начальник, — обратился он к Костенко, — тут младший лейтенант говорит, что я скорость превысил.
Его вызывающий тон стал виновато-заискивающим.
— Правильно говорит младший лейтенант. Дывись сюды.
— Чего?
— Гляди, говорю, сюда.
Костенко, не выходя из машины, показал шоферу дисплей радара, на котором отсвечивало красными цифрами трехзначное число.
— Да не может быть! — воскликнул шофер.
— Можеть, можеть, — засмеялся Костенко, — цей агрегат не врет. Ты мне вот шо скажи, як твое корыто на такой скорости не развалилось?
— Не знаю, гражданин начальник.
— Шо ты усе начальник да начальник? В погонах разбираешься?
— Разбираюсь.
— Ну так хто я?
— Товарищ капитан.
— Вот так и говори — товарищ капитан.
— Привычка, гражданин… товарищ капитан.
Костенко пропустил эти слова водителя мимо ушей.
— Груженый?
— Ага.
