Теперь предстояло вычислить протяженность дымохода от печи до крыши. Высота одного этажа равнялась трем метрам – эту цифру Сазонов узнал, банально измерив расстояние от пола до потолка в своей камере-боксе. Умножив полученную величину на количество этажей корпуса, то есть на три, Жулик накинул несколько метров на толщину потолочных перекрытий и высоту дымовой трубы. А уж о том, что «печной подвал» расположен именно на трехметровой глубине, в «Сантэ» знал едва ли не каждый: местные надзиратели не раз пугали этой цифрой неисправимое славянское «отрицалово»…
Остановка была за немногим: попасть в «печной подвал» на перевоспитание. В зловещий подземный карцер вело множество самых разнообразных дорог. Однако кровавая разборка с товарищем по заключению выглядела самой надежной. Московский банкир Сережа Вишневский, обвиняемый в махинациях с драгоценными металлами, и был, по мнению Жулика, наиболее подходящим товарищем для имитации такой разборки. Вишневский согласился помочь земляку, но, в свою очередь, дал ему небольшое поручение в России. Он верил, что хитроумный аферист сумеет не только бежать из «Сантэ», но и благополучно добраться до родины.
Сперва следовало убедить надзирателей в полной психологической несовместимости сокамерников. Несколько недель кряду арестанты упражнялись во взаимных оскорблениях. Естественно, усердствовали они лишь в присутствии «вертухаев». Цель была достигнута: надзиратели быстро поверили, что Алексей Сазонов отличается склочным нравом и неуживчивым характером. Никто и не сомневался, что от угроз в адрес сокамерника он когда-нибудь перейдет к их исполнению…
Разборка с Вишневским произошла на следующий день после того, как в «Сантэ» взбунтовались арабы. Детей оазисов и пасынков барханов сразу же разбросали по «одиночкам». Так что единственным местом изоляции зачинщика мог стать только «печной подвал».
Инсценировка драки удалась на славу: и арестанты, и «рексы», и начальник тюремной смены сразу же поверили в реальность конфликта. Сергей, грамотно подставившись под удары, мгновенно заработал репутацию жертвы махрового беспредела. По глазам подошедшего «мсье офицера» Леха определил безошибочно: именно его как зачинщика драки и окунут в страшное подземелье. А уж там за ним наверняка не станут следить.
Да и зачем? Ведь побег из «печного подвала» казался нереальным абсолютно для всех. И для тюремщиков – в первую очередь: отупевшие от служебной рутины охранники мыслили трафаретами, раз и навсегда вбитыми в их резиновые полицейские мозги. Надежность запоров, изощренность сигнализации, а главное – полное отсутствие в подземелье окон, – все это естественным образом усыпило их бдительность.
Что, собственно, и требовалось…
…Убедившись, что до утренней пайки «рекс» вряд ли нанесет визит в карцер, Сазонов сразу же принялся за дело. Поставил самодельную лампадку на пол у печки. Выложил перед собой серые кубики сухого спирта, внешне почти не отличимые от рафинада. Присел у печи на корточки, да так минут десять и просидел, изучая особенности крепления «решки» к старинной кладке.
Мощная решетка выглядела несокрушимой только на первый взгляд. Держалась она на четырех штырях, вмурованных в древний кирпич. Разувшись, Леха достал из-под стельки самодельную «пику», выточенную из обувного супинатора. Она была достаточно острой, чтобы расковырять отверстия в тех самых местах, где металлические штыри крепились к кладке.
Работа требовала терпения, однако Сазонову было его не занимать. Спустя несколько часов все четыре отверстия над штырями были достаточно глубокими, чтобы втиснуть в них кубики сухого спирта. Огонек самодельной лампадки несмело лизнул кубики, и спустя несколько секунд они зажглись ровным синеватым пламенем. Дождавшись, когда сухой спирт выгорит, Леха обильно полил раскаленный кирпич водой из рукомойника. Затем вновь вставил в отверстия серые кубики и поднес зажженную лампадку…
Как и следовало ожидать, средневековая кладка не выдержала резких перепадов температуры. Вскоре цемент и кирпич вокруг штырей раскрошились, и решетку можно было расшатать голыми руками.
Сняв тяжелую «решку», Жулик достал из кармана носовой платок и, смочив его, тщательно вымыл пол у печи. Осторожно залез в топку и, подсвечивая самодельным светильником, задрал голову. Ни дымовой заслонки, ни решетки над топкой не наблюдалось.
– Все в масть, – удовлетворенно улыбнулся Леха; он был на верном пути.
Теперь предстоял самый ответственный момент: соорудить приспособление для подъема. Арестант вылез из топки, отломал пустотелый каблук и извлек из него крюк-тройник, загодя выгнутый из детальки гимнастического тренажера. Несмотря на скромные размеры и малый вес, тройник выглядел достаточно надежным.
Аккуратно отрезав от простыни несколько тонких полос, Жулик связал их в длинный шнур, конец которого привязал к крючку-тройнику. Для прочности и удобства навязал по всей его протяженности узлов. Шнур получился куда длинней необходимых пятнадцати метров. Вскрыв упаковку презервативов, Леха вновь залез в топку. У арестанта еще оставалось несколько кубиков сухого спирта, и это пришлось весьма кстати.
Взяв горящую лампадку, арестант поднес ее к кубикам – те вспыхнули ровным синим пламенем. То и дело наклоняясь к огню, Жулик полной грудью вдыхал зловонный чад и тут же же выдувал теплый воздух в презервативы.
Надув таким образом всю упаковку противозачаточных средств, Сазонов связал их гирляндой. К последнему в цепочке кондому прикрепил крюк-тройник с привязанным шнуром, после чего отпустил его, аккуратно подтравливая обеими руками. Согласно законам физики, надутые теплым воздухом «резинки» медленно поползли вверх по узкому дымоходу. Арестант экспериментировал с крюком еще в камере и потому знал: подъемная сила интимно-гигиенических средств будет достаточной, чтобы вознести тройник со шнуром до уровня печной трубы.
– Русская братва выступает за безопасный секс с французскими тюрьмами, – прокомментировал Жулик, наблюдая, как белая цепочка контрацептивов скользит по закопченному жерлу.
Дождевой козырек над трубой был очень высок. Когда надутые презервативы поднялись до разрыва между печной трубой и нависавшим над ней козырьком, ветер понес их в сторону. Лехе осталось лишь осторожно подтянуть шнур на себя и убедиться, что тройник прочно зацепился за одну из вертикальных скоб, крепивших козырек к трубе.
Установив изнутри решетку в исходное положение, арестант рассовал по карманам все следы своего пребывания в камере: аптекарский пузырек из-под льняного масла, упаковки из-под кондомов, неиспользованный лоскут простыни и картонку из-под «рафинада».
По его подсчетам, теперь было где-то между двумя и тремя часами ночи. Лучшего времени для побега и придумать было нельзя.
– Рожденный ползать бежать не может! – справедливо заметил Леха и, натянув шнур, осторожно полез наверх.
Конечно, риск сорваться был очень велик. Подниматься приходилось в кромешной темноте. Самодельный шнур бритвой резал ладони. Ноги болтались, то и дело проваливаясь в зияющую пустоту. Тело раскачивалось, словно новогодняя игрушка на елке. Несколько раз беглец забывал распрямить ноги и потому ушибался коленями о каменную кладку дымохода.
Но останавливаться было нельзя. Арестант понимал: удержаться на высоте можно только в движении. Малейшее расслабление – и он полетит на чугунный пол печной топки. Несколько раз Лехе казалось, что крючок-тройник вот-вот соскользнет с вертикальной скобы, и лишь огромным усилием воли беглец отгонял от себя эту мысль.
В конце концов, ухватившись истертыми в кровь ладонями за край трубы, Жулик поднял голову… И тут же вскрикнул от боли: он немного не рассчитал и больно ударился темечком о внутреннюю поверхность дождевого козырька. Однако спустя минуту наконец-то ступил на хрустящую черепицу крыши.
Опрокинутый купол парижского неба, подкрашенный по краям неровным желтым заревом, выглядел на удивление праздничным. В далекой перспективе гигантского мегаполиса переливался иллюминацией трехсотметровый силуэт Эйфелевой башни. Мелкие звезды сливались с огнями электричества. Где-то внизу, в уличном ресторанчике, хрипло картавил шансон. Беспечные парижане предавались всем радостям жизни, и никому не было дела до какого-то русского зэка, который с риском для жизни бежал из старинного острога…
