теперь зависит его свобода, в нем самом. Самое обидное, когда знаешь в тайге, куда идти, но на это нет сил. Как счастлив, наверное, странник, заблудившийся в лесу и услышавший родную речь. Он среди людей, он спасен.
Литуновский, если окажется среди людей, пропал. Теперь уже навсегда.
Он остановился, прислонился к стволу и сполз на землю.
Дотянулся губами до торчащего пука травы и скусил остатками зубов сочный, хрустящий стебель. Заячья капуста…
Она же – живая трава, она же – сайгачье молодило…
Литуновский втянул в рот несколько стебельков и вяло пожевал губами. Так и есть, заячья капуста – он укололся зубчиками листьев. Значит, нужно копать…
Листья тоже можно жевать, они рекомендованы против цинги, а если листья долго жевать, не глотать, перемешивая кашицу со слюной, то лучшего ранозаживляющего средства не найти. Корни сейчас слабые, неразвитые, но все равно это лучше, чем собирать землянику, коей усыпана маленькая поляна. Заворот кишок или диарея обеспечены на долгое время.
Стерев, как смог, землю с корешков, Литуновский поднялся на ноги, минуту постоял, слушая себя, и, когда все понял, всхлипнул.
Ноги, его ноги, ранее бывшие твердью его и силой, подкосились, как былинки. Он сел на землю, как китайский болванчик, и беззвучно завыл.
Трава, перемолотая редкими зубами, валилась из его рта, как из мясорубки. А он сидел и выл. Сначала это был неуловимый для слуха стон, потом он превратился в монотонный хрип, и через минуту в настоящий вой.
Он не пройдет эти двадцать километров. Он обречен.
И стало даже легче, когда он увидел, как над ним, разметывая в стороны кроны деревьев, завис «Ми-6». Его нашли. Вертолет стоял в небе прямо над ним, и из его двери уже вываливался длинный фал.
Знакомая открытая рампа зияла темнотой и была похожа на ворота СИЗО, распахнутые для приема гостей.
И стало легче на душе. Исчез целый ворох проблем. Когда же Литуновский увидел спешащих к месту небесной остановки Кудашева и троих из конвоя, улыбнулся.
Теперь спешить некуда. Небо с вертолетом перевернулось, и Литуновский вдруг почувствовал, что он находится вверху, а небо внизу.
– Стоп, стоп, – успокоил он сам себя. – Это неправильно.
И перевернулся на живот.
Что осталось?
По веревке, словно альпинист, скользнул сначала один спец в камуфляже, потом второй.
Что осталось? Осталось терпеть боль и стараться делать так, чтобы ботинки попадали в мягкие ткани, а не в кости. И, конечно же, не в голову…
Подумав об этом, Литуновский вдруг оцепенел. Что это? Он превратился в животное. В собаку, которую настигла свора дикарей с подпалинами на боках?
– Так дело не пойдет… – выдавил он вместе с остатками заячьей капусты и встал на колени.
Вот он, Кудашев с бурятами, в десяти шагах. Спешит оказаться рядом с Литуновским быстрее СОБРа. Похвально, майор, похвально… И СОБР спешит. Важно, как изначально будет выглядеть рапорт о задержании рецидивиста. «Я, майор Кудашев, при содействии спецотдела быстрого реагирования…» очень отличается от: «Я, командир взвода быстрого реагирования, при взаимодействии с группой майора Кудашева…» По заслугам чины, и по вере вашей да будет вам.
Помочь людям с определением правильного текста? Зачем им так рвать одежду, спеша первым повалить беззащитного зэка? Пусть поровну премию делят. Как это у нас, в МВД, принято.
Литуновский стоял неподвижно до того момента, пока к нему не подбежал один из малышей-крепышей в масках. Подбежал и, ощущая, наверное, скрытую угрозу, встал в странную стойку. В такой обычно начинают контактный спарринг. Подался вперед.
Литуновский наклонился, поднял с земли иссохший кол и что было сил опустил его на голову крутого бойца.
Вот так. А теперь делите награды, потому что ломать зэка будете все вместе. Кажется, это что ни на есть сопротивление сотрудникам правоохранительных органов. В данном конкретном случае – сотрудникам уголовно-исполнительной системы.
От неожиданности спец, одаренный навыками рукопашного боя, отшатнулся, схватился за голову, которую до удара дрыном прикрывала лишь маска из тонкого хлопка, и заорал как резаный. Смешно, ей- богу. Оказывается, не готов был. Ей-богу, смешно…
Удивительно, но бить его не стали. А бить было за что. За непокорность. За обиду. За поруганную спецназовскую честь. За испуг, который испытали.
Но Кудашев бить не разрешил. И даже наотрез отказался списать кровь на активное сопротивление при задержании. По всей видимости, картина избиения Литуновского надоела Кудашеву до такой степени, что он уже не находил в ней удовлетворения.
– Тащите эту падаль на борт, – не находя, куда теперь списывать адреналин, сказал командир взвода, стирая маской ручьями льющийся с лица пот. – Верников, ты как? Я сколько учил тебя – сначала обманка, потом – атака в колено! Не давать шансов противнику, не давать!
Литуновского сначала поставили на колени, надели наручники, потом подняли на ноги и повели к вертолету. В каждом действии молодых людей читалась какая-то растерянность, проявляющаяся в лишних, совершенно ненужных движениях. Вот, к примеру, зачем так волочь за воротник, если Литуновский и сам спешит к вертолету? А они хотят, чтобы было еще быстрее. Смешно поволокли, как участковый тащит алкаша по улице. Воротник, сжатый крепкой парой рук, задрался вперед, отвороты расползлись до средней пуговицы на робе и упирались в подбородок. Зачем, спрашивается, все это нужно, если Литуновский и сам идет?
Ноги подкосились, поспевать за крепким собровцем ему было не под силу, и Литуновский упал на землю. И тогда его поволокли по майской траве, как мешок. Он и весил столько же, как мешок картошки. Осталось лишь чуть поднапрячься, чтобы забросить его в кузов трактора. Вместо трактора был вертолет, потому что в красноярских лагерях урожай побегов убирают исключительно при помощи вертолетов. Тайга, она для тракторов недоступна…
Он улыбался, когда его затаскивали внутрь, не таил улыбки, когда бросали в угол. Смотрел на мокрых от работы и возбуждения спецов, на успокоившегося замполита, и, казалось, его разбирал смех…
– Чему ты радуешься, Литуновский? – Не выдержав, Кудашев присел над увечным телом.
– Смешно, право.
– Что? Все равно убежишь? – Майор долго тер глаза, словно пытаясь понять смысл услышанного, и встал лишь тогда, когда вертолет стал отрываться от земли.
– А ты знаешь, что мне велено живым тебя не брать? – проорал он в ухо Литуновскому.
И не стало слышно больше ничего, кроме восхищающегося собственной мощью вертолетного двигателя.
Глава 8
– Опять спецназ из Красноярска прилетел, – уныло пробормотал Вобла, прижавшись щекой к щели ставни. – Сейчас вынут Летуна, определят в карцер, соберут документы и – на суд.
Индеец отстранил Воблу от зоны видимости и прижался к щели сам.
– А ведь это не наша «вертушка», – неожиданно сказал он. – Не «уиновская». Наша зеленая, а эта какая-то оранжевая.
Зэки, заинтригованные таким развитием событий, стали толпиться у ставней.
– Точно, не наша, – сказал присмиревший после недавнего шока Зебра. – Это МЧС. Вот только не пойму, кого они спасать прибыли. Может, Винт на кухне прошлогодней капусты перебрал?
В щель было хорошо видно, как на плац спрыгивает Сам, за ним еще один генерал, только в прокурорском, и следом еще двое в штатском. Придерживая рвущиеся с головы фуражки, те, что в форме, и сдерживающие готовые пойти на разрыв полы костюмов, те, что в штатском, поспешили в административное здание вместе со встретившим их Хозяином.
