верил, думал: прошло… Помнишь, я говорил тебе, что готов ради тебя на все? Так вот. Кажется, так и случилось. Я должен буду освободить тебя, даже если это будет стоить мне жизни. Обещаю. Клянусь. И дело тут не в любви, просто это моя работа», – Владимир прикрыл глаза и всеми мыслями перенесся в далекие школьные годы.
В тумане воспоминаний медленно проступили стены с портретами классиков русской литературы, потертый дощатый пол, исписанная мелом школьная доска, возле которой стояла с длинной указкой строгая классная руководительница.
За партами сидели опрятно одетые школьники: мальчики в синих костюмах и белых сорочках с короткими галстуками, девочки в черно-белых кружевных платьях с огромными белоснежными бантами. На спинках деревянных стульев висели оранжевые и красные ранцы. Весь класс заливало необычно яркое весеннее солнце.
Противно зазвенел звонок. Все школьники зашумели и, похватав ранцы, выбежали из класса. Вместе со всей толпой Владимир пронесся по полутемному коридору, сбежал по лестнице и оказался на залитом солнечным светом крыльце школы.
Мальчик провожал взглядом проплывшую мимо него Настю и замер в нерешительности – броситься за ней следом, догнать и все сказать либо снова отложить мучительное объяснение на завтрашний день? Но он понимал, что завтра перерастет в послезавтра. Послезавтра растянется на неделю. А неделя станет месяцем… Так и пройдет целый год. И все-таки мальчик собрался с духом, отбросил последние сомнения и догнал девочку.
«Я тебя люблю. А ты меня любишь?» – с заметным волнением и мальчишеской наивностью спросил он тогда.
Девочка смущенно заулыбалась и бездонно-голубыми глазами посмотрела на Владимира. Этот взгляд Локис помнил и сегодня.
В тот день Настя так ничего ему и не ответила. Но после этого его признания они стали встречаться и проводить свободное от учебы время вместе: ходить в кино, гулять по парку… Вскоре дело дошло и до первого поцелуя. А затем… родители увезли Настю на целое лето в Москву. С каникул она вернулась совершенно другой. Девочка перестала отвечать на звонки Владимира, приходить на неизменное место их встреч – в березовую рощу на окраине парка. Но Локис верил и ждал. Он каждый день приходил в парк, подолгу стоял среди высоких берез, всматриваясь в конец длинной аллеи, в надежде увидеть знакомый силуэт…
– Эй, друг, – Еременко толкнул Локиса локтем в бок, – ты что, уснул?
Владимир от неожиданности чуть не подскочил на месте. Протерев глаза, он посмотрел на улыбающегося сержанта:
– Мы что, уже подлетаем к Бангкоку?
За стеклом иллюминатора уже начинали сгущаться сумерки.
– Ага. Уже разбежался.
– Тогда какого, спрашивается, разбудил? – недовольно пробурчал Локис.
– Скучно, блин, – Еременко вдруг прищурился, внимательно присмотрелся к своему боевому товарищу. – А тебе, я вижу, скучать не пришлось. Наверное, свою девушку снил?
– Какое тебе дело, – не совсем дружелюбно бросил старший сержант Локис.
– Ладно, извини, – Еременко примирительно похлопал Локиса по плечу, – я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Мало того, что девушка от тебя к другому ушла, так ее сейчас еще и спасать придется. Хотя кто знает, может, она после всего этого бросит своего хмыря и вернется к тебе. И заживете вы долгой и счастливой семейной жизнью, воспитаете двух карапузов и умрете в один день. А?
– Дурак ты, – вздохнул Локис.
– Кто спорит? – пожал плечами Еременко. – Давай в камень-ножницы-бумага. А то до Бангкока еще целых два часа лета.
– И игры предлагаешь какие-то детские и дурацкие, – усмехнулся Владимир, сжимая пальцы в кулак. – На счет раз, два, три…
Глава 12
Как и в любой высотке, в ультрасовременном небоскребе в центре Бангкока помимо последнего жилого этажа существовал еще и технический. На нем находилось и машинное отделение лифтов, и система вентиляции, и разводка трубопроводов по стоякам – в общем, инженерное оборудование и коммуникации, без которых здание превратилось бы в безжизненную коробку из стекла и бетона.
По всем официальным документам, на технический этаж имел доступ только персонал, занимающийся обслуживанием оборудования. И он считался общей собственностью всех фирм, имеющих долю в небоскребе. На деле же часть технического этажа безраздельно принадлежала главарю таиландской мафии «Буа-донг», который использовал пустующие помещения для своих темных дел.
А еще технический этаж нужен был Суабану, чтобы иметь запасной, контролируемый только его людьми выход на крышу, где находилась вертолетная площадка. На ней постоянно дежурил его личный вертолет «Sikorsky s-92» – модернизированный и напичканный всеми современными штучками: огромным плазменным телевизором, DVD-проигрывателем, мини-баром, кожаным креслом-массажором. Короче, такой себе VIP- лимузин, только с лопастями вместо колес.
Главарь редко выбирался за город и еще реже посещал отдаленные уголки родной страны. А потому пользовался вертолетом не так и часто, лишь по особым случаям. В основном наведывался на нем в свои базы в джунглях. По Бангкоку же передвигался в бронированном «Роллс-Ройсе» в сопровождении двух джипов охраны.
Но сегодня был как раз тот из немногих особых случаев, когда Суабану потребовался его «Sikorsky s- 92».
Пилот вертолета точно коснулся носовым шасси небольшого крестика, краснеющего в центре желтого посадочного круга. Когда лопасти перестали бешено вращаться, а стали вяло крутиться, из «вертушки» выбрался главарь «Буа-донг». К нему тут же подбежал бугай в черном костюме, принял из его рук серебристый кейс и повел Суабана к маленькой дверце, которая вела на технический этаж.
Через несколько минут главарь таиландских мафиози сидел у себя в кабинете, откинувшись на спинку кожаного кресла. А на стеклянном столе перед ним уже дымилась белая чашечка с черным как смоль кофе. Как только секретарша с пустым подносом бережно закрыла за собой дверь, Суабан выудил из кармана сотовый и пригласил зайти к себе одного из своих заместителей.
– Я только что вернулся с нашей базы в джунглях. Ты хорошо поработал, а главное, оперативно – убедился, вся наша наличка и активы уже действительно туда переправлены. Хвалю, – произнес, глядя заместителю в глаза главарь «Буа-донга». – Думаю, в скором времени мы разбогатеем еще на двадцать миллионов долларов.
– Надеюсь, господин. Но следует заранее предусмотреть механизм их возвращения, после того как мы получим выкуп. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.
– Заложники? – усмехнулся Суабан. – Ты, наверное, шутишь. Конечно, после того как получим выкуп, наше положение станет шатким. Поэтому их надо будет убрать. Кстати, займешься этим лично ты. Или у тебя был другой план?
– Именно это я и хотел предложить.
– Тогда мы, как и прежде, понимаем друг друга с полуслова, – и всемогущий тайский мафиози перевел взгляд на городскую панораму за окном, давая понять, что разговор окончен.
В небольшой и тесной коллекторной, пронизанной вдоль и поперек водопроводными трубами, стояла ужасная сырость. Все четыре стенки, потолок, пол и металлическая дверь аж блестели липкой влагой. Спрятаться от нее всем семерым заложникам, запертым в этом небольшом, плохо проветриваемом помещении, было некуда. С потолка на их головы сыпались и сыпались холодные и противные капли конденсата.
Продюсер Валентин Назаров с понуро опущенной головой сидел на водопроводной трубе, в которой нудно и усыпляюще гудела холодная вода. Из всех заложников ему досталось больше всего: приличный фиолетовый подтек под правым глазам, расквашенный нос, вывихнутый мизинец.
Ксюша Колчак и Андрей Балахов выглядели более-менее презентабельно. У телеведущей – легкая царапина на левой щеке. А у телеведущего – слегка распухшая губа.