и пустота.
– Прости, мой мальчик. Но все причастные должны умереть. Мы встретимся в следующем перевоплощении! – произнес оберфюрер.
На Зигмунда вдруг накатила злость. Чертов лицемер не мог ничего сделать без патетического вступления. Это было подло!
Гауптштурмфюрер никогда не давал оснований усомниться в своей стойкости и верности. А этот старый негодяй рассудил, что верности и стойкости у него нет. И теперь лишал его возможности умереть достойно. Он не заслужил такого!
Взялся делать – делай, а не болтай, как на лекциях. К этой истине оберфюрер никогда не относился с почтением. Это его и подвело…
Словно в замедленной киносъемке Зигмунд четко увидел, как палец учителя заскользил, вдавливая спусковой крючок.
Мгновение – и гауптштурмфюрера словно двинули кузнечным молотом по лбу. Мир накрыл глухой колпак. Значит, так ощущает себя человек, которому вошла пуля в лоб? В ушах вата, мысли ворочались с трудом. Кому вошла пуля? Ему вошла? Стоп! Оберфюрер Лиценбергер! Он лежит в грязи, его спина – кровавое месиво… А он, Зигмунд, на коленях… Живой!
С трудом он осознал произошедшее.
Оберфюрер, не ведая того, спас его. Прикрыл своим телом, которое приняло на себя осколки от рванувшего рядом снаряда. Смертоносный металл иссек Лиценбергера и портфель со святынями. И почти не тронул Зигмунда. В этом был знак судьбы.
Рядом тряхнул землю еще один разрыв.
И гауптштурмфюрер отключился…
Американцы не обратили внимания на не подающего признаков жизни эсэсовского офицера. Танкисты, уничтожившие большую часть врагов, в темпе собрали трофеи и двинули дальше, на соединение со своими частями.
Портфель Лиценбергера достался лейтенанту Роджеру Пеку. Тот успешно довоевал оставшиеся недели до победы и через год привез добычу в Оклахому, где и продал по дешевке хозяину антикварного магазина, больше походившего на лавку старьевщика. Рукописи и реликвия устремились в свое путешествие по миру, пока не легли мертвым грузом в частном собрании в Лионе.
Зигмунда фон Рихтгофена в бессознательном состоянии подобрали местные жители. Контузия оказалась не слишком тяжелой, но война для него закончилась.
После подписания Германией капитуляции Зигмунд оказался в советской зоне оккупации. Для высокопоставленных деятелей рейха и функционеров СС в конце войны подготавливались пути отхода и легализации под другими именами, но система эта так и не сработала в полной мере. Один шеф гестапо Мюллер, в прошлом сотрудник криминальной полиции, ушлый, умный и знающий все о теневом мире, сумел воспользоваться своим личным планом эвакуации и исчезнуть навсегда. Но Зигмунд фон Рихтгофен был слишком мелкой сошкой и мог рассчитывать только на себя.
Русские, к его удивлению, не стали сводить счеты с немцами и топить Германию в крови, как это можно было ожидать после того, что творилось на оккупированных территориях СССР. Они достаточно быстро навели порядок, железной рукой пресекая факты мародерства и преступлений против мирного населения. Сами немцы, от генералов и до домохозяек, безоговорочно приняли капитуляцию.
В начале июня Зигмунд был задержан группой военной контрразведки «Смерш» у одной старой знакомой в городке Вильдау, где пытался тихонько отсидеться и впоследствии легализоваться под чужим именем. Новым властям его дисциплинированно сдали соседи, искренне полагавшие, что их гражданский долг помогать властям. Любым законным властям.
Затем Зигмунд попал в руки НКВД и удостоился чести отдельным самолетом быть доставленным в Москву. А дальше началась какая-то странная искаженная реальность. Во внутренней тюрьме на Лубянке его не пытали, ни разу не ударили. Но допрашивали изощренно. Неделя за неделей. За него брались новые следователи. Затем возвращались старые. И – вопросы, вопросы, вопросы…
Длилось все это более года. Его выжали досуха, как половую тряпку. Он выложил все, что знал. Любопытно, что больше всего НКВД интересовали восточные экспедиции «Аненербе». Судя по точным и выверенным, как удар стилета, вопросам, русские достаточно широко были осведомлены об этих путешествиях, в том числе на Тибет к адептам религии Бон, по горным монастырям Королевства Суньяма. Да, в этой теме чекисты были вовсе не профанами. И, значит, должны были понимать, что знания Востока – это не только раскрытие загадок прошлого, но и борьба за будущее.
Зигмунд морально был готов к самому худшему. Он был уверен, что его расстреляют. Или, в лучшем случае, до конца жизни он не выйдет из русских застенков. Однако оказалось все не так страшно. Его выпустили на свободу. Конечно, не просто так: в обмен на достаточно необременительные обязательства перед советской стороной. Но Зигмунда это нисколько не смущало. Ведь проигравшие не имеют права выбора.
Он был молод. Впереди его ждала целая жизнь. Очень долгая жизнь…
Вернувшись в разрушенную Германию, он не задержался там надолго – в 1946 году перебрался на место жительства в Бельгию. Продолжил занятия историей, остался верен тайнам Востока.
Шли годы. Зигмунд фон Рихтгофен стал известным востоковедом, профессором ряда университетов, в том числе Сорбонны и Кембриджа. Автором многочисленных, написанных живым языком, но вместе с тем глубоких книг и монографий по истории Востока. Безбедная, размеренная, книжная жизнь… И плен воспоминаний. И жгучее желание вновь прикоснуться к тайне.
Он постоянно возвращался мыслями в тот апрельский день 1945 года. И перед ним, как наяву, вставали тени тех, кого давно уже нет на этой земле. Оберфюрер Лиценбергер, как заведенный, твердивший: «Все только начинается». Монах со словами: «Вас нельзя уничтожить»… Кто тогда даже в самых смелых фантазиях мог представить, что вскоре бывшие враги станут преемниками в установлении нового мироустройства? И с годами, наблюдая, как меняется мир, он ощущал ростки четвертого рейха.
Да, теперь в его основе другие народы. Другие политики. Другие методики и риторика. Но суть одна – управление массами и выстраивание жесткой иерархии, стального мирового порядка. И, конечно же, использование древних технологий, возможно более страшных, чем ядерное оружие…
Глава 3
Убей неверного!
Сквозь шум эфира из динамиков доносились отдаленные голоса. Переводчик переводил синхронно:
– Брат Абдул. Средства массовой информации сравнивают ваш акт с 11 сентября. Один высший полицейский чин убит.
– Мы на десятом-одиннадцатом этажах. У нас пять заложников.
– Все записывается средствами массовой информации. Причините максимальный ущерб. Сражайтесь. Живыми не сдавайтесь. Убейте всех заложников, за исключением двоих мусульман. Не выключайте телефоны, чтобы мы могли слышать стрельбу.
– У нас трое иностранцев, в том числе женщины. Из Сингапура и Китая.
– Убейте их.
Потом голоса, приказывающие заложникам встать в линейку, а двоим мусульманам отойти в сторону. Звук стрельбы.
Переводчик закашлялся и обхватил руками голову, едва слышно бормоча под нос проклятия.
– Не отвлекаться! – прикрикнул полковник Вин.
Взирающий на все это действо Игорь Великанов был привычен ко всему. Он побывал в самых разных модификациях ада на Земле и отлично знал, по каким законам там живут. Но все равно происходящее поднимало из глубин его души глухую злобу. Перемешанную с раздражением – обидно было, что с самого начала у террористов все пошло слишком хорошо, а у тех, кто им противостоял, – с точностью до наоборот. Вся контртеррористическая операция была организована бездарно и халатно. И нет никаких оснований считать, что дальше ситуация выправится. Полицейские силы сейчас в городе силой вовсе не являлись. И террористы творили, что им заблагорассудится.
Опять послышался какой-то неживой, механический голос террориста. Ему вторил спокойный,
