как в нормальном шпионском романе.
Надо отдать должное лондонской резидентуре, все запросы она отрабатывала быстро и качественно. Похоже, агенты обладали массой полезных связей в полиции и различных государственных структурах. Во всяком случае, закрытая конфиденциальная информация шла потоком.
Задача Влада и Тунгуса состояла в предварительной отработке информации и выработке дальнейших планов. Для более глубокого анализа данные сбрасывались в штаб-квартиру «Пирамиды», и там уже за нее брались системные аналитики.
Количество пока не переходило в качество. После Лондона профессор Абрахам Тайлер как сквозь землю провалился. Хуже всего, что по Евросоюзу он мог мотаться без ограничений – долой границы и преграды. Единой регистрации нет, выяснить маршрут практически невозможно. Но чем-то он должен расплачиваться… Его кредитка давным-давно нигде не мелькала – машины в прокат не брал, авиабилетов не приобретал, за сигареты не расплачивался. Вряд ли он все это время жил на наличные. Уже странность. Хотя всякое бывает…
– Ну где же ты, сволочь американская? – Тунгус щелкнул пальцем по экрану ноутбука, на котором застыло изображение беглого профессора. – Слушай, я вот что подумал. А может, зря мы напрягаемся? Может, все проще – человек рванул в Европу в отпуск – и загулял от души. А сам не при делах и ни в чем не виноват.
– Старая дурацкая песня такая была: «Она по проволоке ходила, а он ни в чем не виноват».
– Вот именно. А мы долбим толоконными лбами кирпичную стену. Что подсказывает тебе твоя интуиция? – К интуиции Влада Тунгус относился с уважением, ибо она не раз заявляла о своем существовании и показывала выход из тупика.
– Моя интуиция говорит, что мы его рано или поздно найдем. И все узнаем…
Было воскресенье, и лондонцы – работающие, безработные, гости английской столицы – высыпали на овеянные веками улицы бывшей столицы мира. К вечеру коренные англичане, гордые тем, что родились в самой важной стране на Земле, осядут в бесчисленных пабах, где предадутся любимому занятию – залить в себя несколько пинт пива, погорланить нечленораздельно какие-нибудь кретинские песни, а потом засветить кому-нибудь в глаз. Англия стремительно превращалась в страну надутых пивом, прыщавых неопрятных гопников, которых здесь называют чавами и поголовье которых стремительно растет. Чав – это чудо в растянутой майке, с жидкой бороденкой, рахитичным лбом, с бутылкой в руке. Чав – это жопастая толстомясая и страшная, как атомная война, деваха, рыгающая, сосущая из горла какое-то пойло и гогочущая в компании единомышленников. Чав – это футбольный фанат, уничтожающий все на своем пути. На их фоне индийские мигранты и исламские фундаменталисты выглядят куда как привлекательнее. К вечеру тротуары будут забросаны упаковками кебабов, пустыми бутылками и залиты блевотиной. Когда же чопорная Британия стала Британией бухой?
Тунгус Англию не любил, а англичан вообще не переваривал, считая их отрыжкой некогда великой нации. Но сам город Лондон уважал – в нем еще остались тени британских традиций, которые можно различить в архитектурных узорах старинных зданий, в раскинувшихся зеленых парках, в двухэтажных автобусах, традиционных телефонных будках и почтовых ящиках.
– Нейтронная бомба, – прошептал он, едва не столкнувшись с компанией поддатых чавов, которые, к счастью (для них), еще не налопались столько, чтобы жаждать чьей-то крови, но уже метали в стены пустые бутылки и пока еще осторожно присматривали кандидатов на жертву, которую можно изметелить ногами. Полиция давно уже и не думала бороться с этой гопотой.
Действительно, хорошая вещь – нейтронная бомба. Школа стоит, а учащихся нет. Биг-Бен на месте, а всю быдлоту вымело нейтронным излучением.
Тунгус мечтательно улыбнулся, еще раз проверился и занырнул к тайнику, расположенному в пустом дворе. Извлек оттуда очередную обещанную посылку. Информационный пакет едва влез в достаточно емкий накопитель.
Вернувшись в логово, Тунгус загнал информацию в ноутбук и декодировал ее. И горестно вздохнул, представив, что ему придется перелопачивать этот громадный массив видеозаписей.
– Ты посмотри, сколько здесь всего! Это ж надо обработать. Каторга. Галеры! – воскликнул он.
– Архипелаг ГУЛАГ, – кивнул Влад.
Вся Европа находится во власти видеокамер. Полицейские «глаза» висят на перекрестках и в местах сосредоточения народа. Банкиры и владельцы офисных зданий записывают своих посетителей, а также суету на автостоянках перед офисами. Людей записывают в кабаках, в отелях, в боулингах. Их изображения попадают в какую-то виртуальную реальность, в странный параллельный мир. Все граждане находятся под колпаком, но их это особенно не заботит, если они в ладах с законом. И если не играют в шпионские игры…
Человек в среднем за день попадает в поле зрения равнодушных стеклянных зрачков несколько десятков, а то и сотен раз. Поэтому, теоретически, можно проследить все его маршруты. Чем сейчас Тунгус с Владом и занимались, исчерпав все другие возможности. Главное препятствие в этой кропотливой работе было то, что, как правило, век виртуальных персонажей, живущих на дисковых накопителях, недолог. Нет пока таких электронных мощностей, чтобы постоянно хранить в себе копию реального мира. Но в некоторых заведениях записи хранятся длительное время. Например, в отеле «Беркли». И при определенном усилии эти записи можно купить или изъять при помощи полиции, или вульгарно украсть. Каким из этих способов воспользовался ответственный за это задание агент «Пирамиды», Русича не интересовало. Его интересовал результат.
– Вот он, красавчик наш! – всплеснул руками Тунгус, когда на экран вылезла первая запись. – Как на ладони.
Профессор Тайлер упругой походкой шел через холл и производил впечатление целеустремленного человека.
– Такая деловая колбаса, – хмыкнул Тунгус. – И в руке портфель с ноутбуком. Знать бы, куда ты, пес цепной, намылился с таким целеустремленным видом…
– В королевский институт древней истории, – заявил Влад, глядя на таймер в углу экрана. – В этот день он утюжил мозги своим коллегам-востоковедам.
– Так, поглядим дальше…
Камеры фиксировали профессора Тайлера достаточно однообразно. Утром он спускался в ресторан отеля на завтрак, входящий в счет за проживание. Потом возвращался в номер. Через десять-пятнадцать минут отчаливал по своим делам. Внешние камеры фиксировали, что он обычно брал такси или шел пешком. Со своим портфелем с ноутбуком. Один. Ни женщин, ни собеседников. Вежливо кивал швейцару в старомодном расшитом золотом кителе…
Оперативники отсмотрели все записи отеля и внешних камер и не нашли ничего интересного. На это угробили часа три.
Русич поднялся, шея затекла. Голова у него была какая-то пустая и тяжелая.
– Действительно, галеры.
Он сделал несколько разминочных движений, так что суставы захрустели. Подошел к холодильнику, вытащил банку с газированной водой. Там еще было пиво, Влад вообще не употреблял спиртного, всегда поддерживая свое тело в идеальной форме. Сознание должно быть чистым, а алкоголь в этом сильно мешает. Тунгус мог изредка пригубить пиво, но тоже не увлекался. То ли дело Медведь – вот кто может опустошить цистерну и не заметить этого. Но его здесь не было, поэтому в холодильнике стояла в основном вода да жалкая пара банок английского эля.
– Бьюсь как рыба, а денег не надыбал, – пропел Тунгус. – Ну что, поехали дальше. Надо добить записи.
И они опять уперлись в экран ноутбука.
– Так, – кивнул Тунгус. – Предпоследний день. Эх, Абрашка, ну неужели к тебе все так равнодушны? И даже завалящая шлюха не возьмет тебя под ручку…
Пробегали запись за записью. Дошли до последнего дня пребывания профессора в отеле.
– Вот он, лапуся наша, – Тунгус ткнул в экран. – Что-то пораньше с утречка вышел… Влад, глянь! Барсук в лесу сдох. Он без ноутбука.
– И взведен чем-то, – кивнул Влад. – Весь на нерве.