Гайрабек мог бы попытаться связаться с ним по рации, да только где он сейчас. Не пустить их – чревато. С Министерством шариатской безопасности связываться – себе дороже. Ведь это одна из самых больших банд в Ичкерии.
– Ладно, заводи, – произнес он сурово. – Только оружие сдать надо. Бейтара Магомедова я уважаю. Тебя не знаю…
– Оружие? – возмутился верзила. – Наше? Да я лучше вас всех разоружу!
Тощий потянулся к полевому телефону, но потом отдернул руку. Опять задумался. На его челе отразилась титаническая работа мысли. Время позднее. Будить старшего, скорого на крик и рукоприкладство, не хотелось. Потом все-таки взял трубку, но полевой телефон постоянно барахлил и сейчас, как назло, не работал.
– Где тот шакал? – спросил тощий, глядя на джип с тонированными стеклами, за которыми ничего не было видно.
Верзила махнул рукой, подавая знак.
Задняя дверь распахнулась. Из салона вылез увешанный оружием жилистый мужчина.
– Выходи, свинячий окорок! – прикрикнул он и вытащил за шкирку перепуганного невысокого крепыша то ли славянской, то ли еще какой непонятной наружности в разорванной, грязной, залитой кровью одежде спортивного покроя. Руки его были связаны веревками.
– Не бей, – моляще произнес пленник. – Пожалуйста…
– Тебя еще не били. Тебя гладили. Бить будут завтра, – улыбаясь, произнес жилистый и толкнул пленного в спину в сторону КПП. Тот пролетел вперед несколько шагов и едва не упал.
– Шевелись быстрее, блядь траханая!!! – прикрикнул верзила.
– Гоча, проводи, – кивнул худой молодому бандиту.
– Пошли, – недружелюбно сказал тот, демонстративно махнув в сторону верзилы стволом автомата.
– Ты тут оставайся, – приказал верзила жилистому. – А то пока ходим, от машины и сидений не останется. Очень тут народец шустрый.
– Это ты про чего? – обиделся тощий.
Но верзила его не слушал. Он обогнул шлагбаум и пинками гнал крепыша перед собой. Сзади семенил Гоча, пытавшийся придать себе важности.
Во дворе райотдела пусто. На вышке, построенной еще во время Первой Ичкерской войны, сладко дремал с пулеметом в обнимку часовой. Остальные моджахеды дрыхли без задних ног в казармах. Время позднее, ложатся спать в Ичкерии рано, встают с восходом солнца – древний, из века в век, уклад.
Со стороны хозяйственной пристройки доносились сладострастное пыхтение, шуршание и страстные повизгивания. Верзила понимающе усмехнулся и иронично поинтересовался:
– Чего, коз трахают?
В пристройке явно кто-то кого-то имел.
Гоча потупился, а потом махнул рукой:
– Ты иди… Мало говори.
– Ладно, замяли. В чужой свинарник со своим уставом не лезь, – верзила дружелюбно хлопнул его по плечу. Молодой моджахед отшатнулся, сжав автомат и положив палец на спусковой крючок. Его можно понять. Время такое. Каждый против каждого. Выстрелить легче, чем разговаривать. А дружеское похлопывание по плечу – это знак агрессии.
Пленник брел, тяжело переставляя ноги, но стараясь двигаться быстрее – видно, панически боялся ударов.
В вестибюле ОВД стояли какие-то ящики, лежали мешки с цементом. Щит из пуленепробиваемого стекла прикрывал дежурку, в которой дрыхло пятеро бойцов. Тускло светила мигающая лампа, работающая от генератора. Электричество в районном центре отключили в первые дни мятежа. С приходом к власти воинов Аллаха республика моментально скатывалась в феодализм – технологически и в рабовладение – социально-экономически. Все это срабатывало из раза в раз с точностью часового механизма.
За столом дежурного в большом крутящемся кресле, сложив руки на груди, дремал атлетически сложенный и гладковыбритый абрек. Услышав шум, он приоткрыл глаз, посмотрел на гостей и недружелюбно осведомился:
– Кто такие?
– Мага сказал к тебе вести, – Гоча почему-то говорил исключительно по-русски. – Русский блядь привели. Враг Ислама…
– Враг? Ему башку надо резать, – дежурный отвечал тоже на русском. – Зачем везли?
Гоча пожал плечами. Он тоже не понимал, зачем разговаривать с врагами, когда их можно просто зарезать от греха подальше…
– Хорошо. Веди в тюрьма. Там Бустам сегодня, – дежурный нажал на кнопку.
Со щелчком открылся электрический замок на массивной металлической двери.
Верзила потянул на себя ручку. За дверью резко уходили вниз крутые каменные ступени. Там располагался изолятор временного содержания с одиннадцатью камерами.
Интересно, что распорядок несения службы, посты – все осталось как раньше в райотделе. Заместитель Гайрабека Болтаханова, в недавнем прошлом заместитель начальника РОВД по личному составу, отвечал в банде за организацию службы и не стал придумывать ничего нового. Просто заменил милиционеров на абреков. А некоторых и менять не пришлось – так и остались на своих рабочих местах, проникнувшись идеалами Священного джихада.
Освещение на лестнице и внизу в коридоре было тоже тусклое. В предбаннике за столиком сидело еще двое абреков. На стене висел щит с ключами от камер.
– Принимай русского шпиона, – улыбнулся во весь рот верзила.
– Русский? – с интересом посмотрел на пленного лысый горец, судя по всему, это и был Бустам.
– Москаль, на роже написано, – верзила встряхнул за шкирку пленного, как кутенка.
Второй часовой – горбатый, с длинными обезьяньими руками, обошел пленника, рассматривая внимательно, как статую в музее. Широко размахнулся и ударил в живот. Бедолага скрючился и осел на пол.
– Э, – верзила отодвинул горячего горского парня в сторону. – Не бить. Не обижать. Его завтра допрашивать будут. Помощник самого Бейтара Магомедова приедет. Так что товар не портить.
– Да я его… – горбатый, не в силах сдержать горячую кровь, отвел ногу для удара…
Дальше все произошло стремительно.
Верзила выдернул из-за пояса пистолет «ПСС» для бесшумной стрельбы и выстрелил в видеокамеру под потолком. В этот же момент пленный одним движением освободил связанные за спиной руки и дернул горбатого за сапоги. Горец упал, грохнувшись затылком о выступ стола, и затих.
Тут же верзила ударом рукоятки пистолета выбил навсегда дух из лысого Бустама. Не останавливаясь, впечатал сапог в живот Гочи – тот сложился, как циркуль, даже не охнув.
Три взмаха ножом. В такой войне пленных не берут…
– Минус три, – произнес Фауст, игравший роль пленного, и спрятал десантный нож. Глубоко вздохнул, ощупывая живот, куда его ударил горбатый. Хорошо, что пресс накачанный. Удар был душевный.
Бизон брезгливо поморщился. Он не любил кровь. Посмотрел на разбитый зрачок видеокамеры. Со слов языка, она не работала, но чем черт не шутит. Язык мог быть не в курсе. Или ее могли починить. Поэтому первым же выстрелом он вывел ее из строя. Если кто-то и пялился в экран монитора, то мог бы списать на неполадки в технике. Но это перестраховка.
Фауст снял со щита ключи. Нужна третья тюремная камера, где, со слов языка, должен сидеть Ахмед Хадизов – резидент Главного разведывательного управления Министерства обороны России и личный враг полевого командира Гайрабека Болтаханова.
Ключ вошел в замочную скважину. Проворачивался он трудно, со скрипом. Фауст толкнул тяжелую дверь камеры. Щелкнул выключателем. В камере загорелась лампочка, прикрытая зарешеченным желтым плафоном.
В тесном помещении томилось человек пятнадцать. Нар на всех не хватало, поэтому люди лежали и сидели, скрючившись, на полу. Кто-то, избитый, стонал в углу. Кто-то доживал последние часы.
– Ахмед Хадизов, – произнес Бизон, не входя в помещение. Отчаяние могло толкнуть людей на
