Клим, танцевавший в это время с Ладой, заметил, как охранник торопливо прошел от трапа к Порфирьеву. Комбинезон в руках охранника говорил о том, что его – Клима – вычислили.
– Прости, пойдем, – он, ничего не объясняя, потащил женщину за собой.
– Что-то случилось? – прошептала Лада.
– Я проехал свою остановку и должен сойти.
Не успела Лада опомниться, как Клим перемахнул через латунный поручень, присел на краю лотка для стока воды, подмигнул ей и, разжав пальцы, почти беззвучно исчез в воде. Еще пару секунд она видела Клима, плывущего к берегу, затем он исчез в темноте.
Лада не спеша достала длинную сигарету, прикурила и вернулась на носовую палубу. Охранник, особо не таясь, ходил между гостей, заглядывал в лица. Особенно тщательно присматривался к тем, у кого на лацканах отливал эмалью депутатский значок.
Порфирьев нервно ходил вдоль поручня, что-то пытаясь объяснить Хайновскому.
– Я тебя прикончу, – тихо сказал олигарх, – если не найдешь этого мужика.
И тут он встретился взглядом с Ладой. Такой насмешливой Михаил Изидорович ее до сих пор не видел. Наконец охранник, потерянный и злой, приблизился к Порфирьеву.
– Николай, нигде его нет.
– Не мог же он раствориться, ты его хорошенько искал?
– Даже в машинном отделении побывал.
– Вот же черт, – выругался Хайновский, – парень, ты ничего не напутал?
– Может, и напутал, – проговорил охранник, – но комбинезон не я в каюту притащил.
– Разберемся, – махнул рукой Хайновский, – Порфирьев, доложишь.
Олигарх подошел к Ладе.
– Скучаешь?
– Если бы собиралась скучать, не пришла бы.
– Я видел тебя с кавалером.
– Мужчины всегда наобещают, наобещают, а потом ищи их. – Женщина вертела в руках окурок. – У тебя на корабле даже пепельниц для всех гостей не хватает.
– Теплоход еще не обжит, всего не предусмотришь. По-моему, ты на меня обиделась.
– Все может быть. Ты совсем не обращал на меня сегодня внимания.
– Дела, Лада. Ты же знаешь, у меня множество проблем.
– Поэтому я и завела себе кавалера на один вечер.
– Он увидал меня и поспешил оставить тебя одну? – Хайновский заглянул женщине в глаза. – Я не ревнивый, ты бы ему объяснила.
– Не будь дураком. Он один из твоих гостей.
– Ты мне покажешь его?
– Помучайся, пока сам не поймешь, – Лада засмеялась и, широко размахнувшись, зашвырнула бокал в воду.
В конце прохода появился Порфирьев и чуть заметно кивнул хозяину, у него был вид побитой собаки.
– Жди здесь и никуда не уходи, – бросил Хайновский Ладе.
– Ты говоришь так, будто я собралась с корабля вплавь.
Олигарх приблизился к начальнику охраны и вперил в него немигающий взгляд.
– Я проверил. Этого человека больше нет на корабле.
– Все гости на борту?
– В том-то и дело, что все до единого.
– Куда же он подевался?
Взгляды Хайновского и олигарха одновременно устремились к берегу.
– Если надо… – начал охранник.
Хайновский оборвал его:
– Поздно, он мог спрыгнуть значительно раньше, чем мы спохватились. Меня больше интересует, как он мог попасть на корабль.
Порфирьев недоуменно смотрел за борт, в воду, подсвеченную бенгальскими огнями.
– Я сам проверял всех у причала.
– Видеосъемка?
– Вы сами распорядились отключить камеры, – напомнил начальник охраны.
– Черт, – Хайновский метнулся к Ладе, схватил ее за плечи, – кто он, черт побери?
– Твой гость, – с надменной улыбкой ответила женщина, – пусти, мне больно.
Михаил Изидорович несколько секунд смотрел в глаза своей любовнице, он прочитал в них многое, но понял, что Лада сама не знает, кто был с ней на палубе.
– Хорошо, – мягко сказал он, разжимая пальцы, – я перед тобой виноват. Согласен. Но у меня тяжелые времена. Не все получается так, как я этого хочу. Если решила предать меня, то скажи сразу, открыто.
– Я не предаю тех, кто не предает меня, – Лада оперлась на перила и положила голову на руки.
– Он мой враг. Выводы делай сама.
Хайновский зло повернулся, но, задержавшись на секунду, коснулся плеча женщины.
– Не делай плохо ни мне, ни самой себе.
Так и не дождавшись ответа, он вернулся к гостям.
– Проблемы? – Семен Липский сидел в кресле у самого борта.
– Когда их у нас не было? – вздохнул Хайновский.
– Какие деньги, такие и проблемы, – улыбнулся Липский. – Да на тебе лица нет.
– Я понял, что остался совсем один, – неожиданно искренне произнес Михаил Изидорович.
– Брось. Так не бывает.
Хайновский прищурился, когда Братин в обнимку с молоденькой фотомоделью спускался по трапу к каютам.
– Ты не задумывался, когда было лучше: раньше или сейчас? – спросил Михаил Изидорович.
– Конечно, раньше. Молодость, ее за деньги не купишь.
– Вот и я думаю, что раньше мог изменить свою жизнь. Мог стать ученым, инженером, эмигрантом, подпольным коммерсантом. А теперь все для меня кончено. Олигарх – это диагноз неизлечимой болезни.
– У тебя есть вакцина от нее – документы.
Клим Бондарев выбрался на берег, лес вплотную подступал к реке. Огни теплохода еще виднелись вдалеке, музыка плыла над водой. Из кармана мокрого пиджака Клим достал завязанные в полиэтиленовый мешок спички и сигареты. Вскоре он уже сидел на лесной полянке у ярко пылающего костра. На воткнутых в землю палках сохла мокрая одежда. Подсыхали и положенные на бревно разобранный пистолет со странного вида мобильным телефоном.
«Берн, – подумал Клим Владимирович, – последний раз мне довелось в нем бывать перед самым распадом Союза. Скучный городок».
Глава 5
Подполковник ФСБ Прохоров сидел на удобном диване в гостиной. Он все время старался смотреть то на акульи челюсти, то на чучело метровой форели над камином, но его взгляд неизменно останавливался на перевернутой лицевой стороной к стене фотографии.
– Антон Павлович, фотография вам мешает сосредоточиться? – поинтересовался Клим Бондарев.
– Нет, что вы! – спохватился подполковник. – Я вас внимательно слушаю.
– Вы не забыли закон Ломоносова – Лавуазье, – Бондарев подвинул к подполковнику пепельницу. – Если мне не изменяет память, то Ломоносов сформулировал его так: если в одном месте чего-то убудет, то в другом непременно столько же и прибудет. Документы исчезли из России, а прибыли в бернский банк.
– И забрать их оттуда могут всего три человека, – продолжил Прохоров.
– Один, – поправил его Бондарев, – только один. Пока с Хайновским ничего не случилось, только он может их получить на руки.
Прохоров потер щеку и вновь посмотрел на перевернутую фотографию.