приподнялся, опершись на локоть, но стены надвинулись на меня, и я рухнул обратно на подушку, беспомощно улыбаясь.
— Кто здесь? — спросил я, но получилось что-то вроде «ое». Дурной знак. Ничего не выйдет.
Донесся торопливый стук ботинок по трапу, открылся и вновь закрылся люк. Да это же старина Калотрик зашел за очередной дозой и не стал меня будить. Вот молодец! Как смешно — у него на голове растут грибы… Конечно, Калотрик — и чего я испугался? Я уснул.
Утром оказалось, что бутыль пропала. Мы здорово поругались с Калотриком: он все твердил, что я, мол, зажал ее для себя одного, а я считал, что это он припрятал ее где-то на борту. Третья возможность, что Пламя увел кто-то еще, здорово не понравилась нам обоим. В конце концов мы сошлись на том, что надо глядеть в оба и надеяться на лучшее.
«Выпад» мог оставаться у полуострова Чаек, пока вода не полилась бы изо всех щелей, но нескончаемая череда планет, изгаженных и ставших непригодными для человека, кое-чему научила местных жителей. Мы не стали задерживаться и отправились Долгим Путем, подставив паруса круговым ветрам Пыльного Моря. Погода на Сушняке не отличалась разнообразием. Между центром кратера, находившимся на экваторе, и его северной и южной оконечностью имелась некоторая разница температур, достаточная для поддержания слабой конвекции. Теплый воздух, поднимаясь, перемещался к северу и югу. Остыв по пути, он стекал по утесам и вновь возвращался к экватору. Рыхлая порода у основания склона постепенно выветривалась, и несколько раз в тысячелетие случались колоссальные оползни. Горы обломков на время предохраняли стены кратера от дальнейшего разрушения, но в конце концов ветер вновь добирался до скалы и продолжал свою работу. Казалось, ничто не в силах нарушить заведенный порядок. Впервые я в этом усомнился, когда однажды утром меня разбудил низкий гул туманного горна. Сигнал не был мне знаком; раньше им не пользовались.
Капитан Десперандум выбрался на палубу, кинул взгляд на море и приказал убирать паруса. Присмотревшись, я заметил на юго-востоке неясную серую массу. Какой-то остров, решил я, наверно нас снесло за ночь.
Однако вскоре стало ясно, что мы сближаемся слишком быстро. Команда вовсю трудилась на вантах, сворачивая паруса. Взглянув на марс, я увидел там кого-то из матросов. Далузы нигде не было видно. Я заволновался. Палатки собрали и спустили вниз. Все, что можно, отправили в трюм, остальное тщательно принайтовили. На мои вопросительные жесты мистер Богунхейм ответил односложно: «Шторм».
Матросы один за другим попрыгали в люки. Я отправился за ними. Через камбуз все протопали в трюм и расселись на бочках, раскуривая свои вонючие трубки. Калотрик привалился к переборке; из-за пояса у него торчала пипетка. Завидев меня, он глупо хихикнул.
Далузы здесь не было. Я промчался мимо изумленного второго помощника и выскочил на палубу. Пожав плечами, Грент захлопнул люк — не погибать же всем. На палубе было непривычно пусто. Затем я заметил капитана — он стоял у входа в свою каюту с тетрадкой в руке и наблюдал за приближением шторма. Его розовую маску украшала россыпь синих математических символов.
— Изумительно, не правда ли? — воскликнул он. Динамики маски сильно истончили его выдающийся бас.
Я помахал руками и несколько раз подпрыгнул. Десперандум ошеломленно уставился на меня, а потом понял:
— А, наблюдатель. Разве она не со всеми? — Я помотал головой. — Ну, со мной ее тоже нет. Должно быть, задержалась на утреннем вылете. Жаль, жаль. Ее способности были весьма кстати. — Он с сожалением развел руками. — Не повезло. Такое бывает не слишком часто. Неблагоприятные условия, или землетрясение… Думаю, на том краю залива случилось необычайно сильное повышение температуры. Остается только переждать, и все. Пошли ко мне. Давай, не хватало еще и тебя потерять. — Десперандум взял меня за руку, увлекая за собой. Все равно, что кандалы надел.
Мы спустились в каюту. Капитан стянул маску и взъерошил свои короткие светлые волосы.
— А еще эти стекла, — пожаловался он, кивнув на окно в дальней стене каюты. — Сколько мне стоило достать и вставить их… Когда все закончится, они будут пропускать свет, и только. Все насмарку.
Мне не терпелось вернуться на палубу. Способность связно мыслить покинула меня, вытесненная сумасшедшим желанием помочь Далузе. С показной небрежностью я снял маску, но провести Десперандума оказалось не так просто: как-никак, он жил на этом свете не первую сотню лет.
— Ты взволнован, — заметил он, — расслабься. Хочешь, я расскажу тебе кое-что о Далузе?
— Эй! — воскликнул я. — Да вон же она, за окном!
Как я и рассчитывал, капитан купился на этот старый трюк, я же, нацепив маску, взлетел по трапу и захлопнул люк, оборвав его негодующий вой. По крайней мере, думал я, у него хватит ума не соваться за мной. Но я не учел его любви к хорошей кухне. Люк распахнулся снова, а я едва успел откатиться за контейнер для проб. Десперандум сделал круг по палубе, потом взглянул на море и опрометью кинулся обратно в каюту. Щелкнул замок. Не было ни молний, ни грома; даже ветер утих. Я зачарованно смотрел на приближающуюся стену. Вблизи она уже не казалась такой гладкой, как прежде; языки пыли вырывались вперед подобно щупальцам кракена-исполина, решившего позавтракать маленьким утренним солнцем. Меня прошиб холодный пот: чересчур живое воображение уже рисовало мне, как первый порыв ветра снимет с меня кожу, покроет линзы маски морозным узором, обратит грубую резину в бессмысленные лохмотья, не способные защитить лицо от миллионов бритвенно-острых кристаллов. В считанные секунды от меня останется лишь кучка костей, быстро истончающихся под безжалостным напором пыли. С воплем я кинулся прочь, не разбирая дороги. А потом прямо перед собой я увидел крылатый силуэт на фоне рушащегося неба.
Вокруг завывал ветер, пылинки впивались в мои открытые руки и шею. Свет померк. Далуза уже не сопротивлялась; ее несло и кружило, как лист, к носу «Выпада». Я побежал за ней. Первый сильный залп ветра накрыл корму, отозвавшись басовыми струнами натянутого такелажа. Следующий удар пришелся по мне, но я устоял и оказался на носу как раз вовремя, чтоб еще раз увидеть стремительно теряющую высоту Далузу.
Когда она поравнялась со мной, я прыгнул и исхитрился поймать ее за ноги. Мы рухнули в море и ушли под пыль, но лишь на миг. Плотность у пыли выше, чем у воды, так что утонуть нам не грозило. Я схватил ее за спутавшиеся волосы и погреб к проходу между центральным и левым корпусами «Выпада». Пыль забила респиратор, и мне стоило больших усилий перестать судорожно глотать воздух, а, наоборот, резко выдохнуть. Заложило уши, но фильтр очистился. Далуза тоже задыхалась, в беспамятстве царапая маску острыми ногтями. Упершись затылком в центральный корпус, я приподнялся из пыли и двинул ее кулаком в живот. Из фильтра брызнула пыль, Далуза смогла вдохнуть и конвульсивно обвила меня руками, облепленными пылью. Я и сам был покрыт коркой пыли, прилипшей к открытым участкам тела, так что бояться нечего. Рев ветра усилился, небо окончательно потемнело. Под «Выпадом» не было видно ни зги. Объятья Далузы стали слишком крепкими. Наверно, она не умеет плавать, догадался я, и решил ободряюще похлопать ее по спине. Это оказалось не так-то просто — ее бархатистые, но твердые крылья прочно спеленали меня. Наконец мне удалось высвободить руку, и ее хватка несколько ослабла. Я почувствовал, что корабль медленно движется. Плохо дело. Если его развернет по ветру, ураган доберется до нашего убежища и долго мы не протянем. Помогая себе ногами, я перевернулся на спину и постарался надежнее закрепиться между корпусами. Далуза уже отпустила мою шею и теперь тихо лежала на мне, вытянувшись в полный рост. Я почти полностью погрузился в пыль, выставив наружу только дыхательный фильтр.
Далуза с шелестом соскользнула с меня и пристроила голову мне на грудь; меня вытолкнуло на поверхность. Тепло ее тела ощущалось даже сквозь пыль и одежду, разделявшие нас. Если я вспотею, она может обжечься. Я с силой выдохнул и немного затонул, чтобы свежая пыль прилипла ко мне. Заволновавшись, Далуза обхватила меня за пояс. Вокруг по-прежнему царила непроглядная темень; я ориентировался только наощупь. Где-то снаружи гулко завывал ветер, да песок терся о корпус, как наждачная бумага.
Похоже, на некоторое время мы в безопасности. Успокоившись, я осознал некоторую эротичность нашего положения. Вываленной в пыли рукой я приобнял Далузу за плечи и почувствовал, как мощные летательные мышцы напряглись и вновь расслабились. Ее щека оставалась у меня на груди, а рука вытянулась и принялась поглаживать мою щиколотку, неожиданно напомнив мне о том, насколько она все-
