решил сам разобраться во всём прямо на месте, непосредственно оценить численность сохранившейся популяции. Естественно, с этим связаны определённые неудобства.
Капитан, похоже, не собирался углубляться. Он откинулся в кресле и соединил кончики коротких толстых пальцев.
— Давайте рассмотрим все достоинства и недостатки каждого из вариантов, — вступил я. — Сначала аргументы против: нам придётся свернуть с курса и продлить наш рейс. Мы окажемся на неизведанной территории, где нас подстерегают опасные мели и течения. Вдобавок «Выпад» может подвергнуться нападению со стороны анемонов.
— Ну, это-то пустяки, — спокойно возразил Десперандум. — Даже в лучшие времена крупнейший из анемонов не превышал тридцати футов. Явно недостаточно, чтобы угрожать всему кораблю.
— Но мы рискуем потерять кого-нибудь из команды.
— Не исключено. Мало того, Мерцающая Бухта невелика, и со всех сторон окружена скалами. Солнце заглядывает туда не дольше, чем на час. Я слышал, что тамошние мрачные стены способны вызвать депрессию, меланхолию и клаустрофобию даже у урождённых сушнецов.
Я вскинул брови.
— Поверь мне, такое вполне возможно. Бывал когда-нибудь в Упорстве?
— Нет, сэр.
— Я-то бывал. Там до смерти тоскливо. Они отстроились в полумиле над морем, на западном склоне узкой бухты. Климат отвратительный, и отовсюду напирают тысячи миль нескончаемого камня. Не сомневаюсь, что выбор подобного местечка в качестве правительственного и религиозного центра оказал огромное влияние на сушняцкий характер… — Капитан сложил руки на животе.
— Ну, теперь о положительных сторонах нашей вылазки, — очнулся я, когда на кривеньких ножках подобралась неловкая тишина. — Могу придумать только две. Сведения о популяции анемонов — раз, решение о судьбе вашего экземпляра — два. Как мне видится, первый пункт подразумевает опасность для команды и для судна. Что касается второго — всё зависит от того, насколько редки эти анемоны. Если учесть, что вы в первый же день поймали одного из них единственной сетью, в их вымирание верится с трудом. И вот ещё — мы приближаемся к Упорству. Не проще ли зайти туда и предложить Церкви организовать специальную экспедицию?
Десперандум упёр в меня холодный взор:
— Я уже наступал на эти грабли, четыре года назад. Они терпеливо меня выслушали, а потом попросили предъявить свой диплом Академии.
Я подумал было извиниться, но сдержался. Этим я только разжёг бы в капитане чувство неполноценности, его душевное неспокойство из-за отсутствия официального признания.
— Твои аргументы хороши, но неубедительны, — подытожил Десперандум. — Мы осмотрим бухту.
Иного я и не ожидал.
Получив приказ взять к ветру и лечь на курс норд, команда не выказала ни малейшего удивления. Их мнение никого не интересовало; кроме того, они, вероятно, уже разучились иметь его.
Позже, привалившись к перилам правого борта, я разглядывал щербатые крошащиеся скалы, уступ за уступом вздымавшиеся выше и выше, до самой поверхности планеты. Утро выдалось ясным и сухим. Как и любое другое сушняцкое утро. Однообразие раздражало меня. Залп ледяного ветра, густой туман или яростный град я бы воспринял с облегчением. В носу свербело, потрескавшиеся руки зудели от гадкой смеси, прописанной первым помощником. Эта мазь мне сразу не понравилась. На камбузе, когда я смог снять маску, выяснилось, что она воняет.
Послышался скрежет шипов о железо. Десперандум кормил анемона как на убой, и тот прибавлял в весе так быстро, словно ему не терпелось достичь зрелости и внести свой вклад в обетованное возрождение рода. В аквариуме, похоже, ему стало тесно, так что он постоянно пробовал решётку на прочность, заодно накачивая мускулы.
Далуза улетела на разведку — отыскивать узкий проход в Мерцающую бухту. Десперандум прокладывал курс по картам, снятым с орбиты первыми колонистами пятьсот лет назад. Мерцающей бухты тогда вообще не существовало.
Я заметил, как Далуза показалась с северо-северо-запада. Она спикировала точно на марс, дунула в горн, привлекая внимание команды, и сиганула вниз. Описав крутую дугу, она раскрыла крылья в самый последний момент, чудом не переломав себе рёбра о перила. Ей это нравилось.
Вскоре Далуза превратилась в белую точку на фоне тёмных утёсов. Поймав восходящий поток, она описывала круги, поджидая лениво ползущий «Выпад».
Когда мы достигли необъятного кургана из свалившихся сверху камней, Далуза грациозно обогнула его, удалившись от берега. Внезапно она сместилась к югу и изо всех сил захлопала крыльями, но продвигалась не успешнее, чем пловец, попавший в стремнину. Сильный ветер. Развернувшись к нему лицом, Далуза так и не смогла двинуться в нужном направлении, зато начала набирать высоту. Корабль подошёл ближе. Теперь я разглядел лёгкий покров тумана, стелющегося над самой пылью. Волн не было.
Далуза заметно устала. Она продолжала набирать высоту, хотя её уже заметно отнесло в море.
Неожиданно Далуза оказалась в спокойной области. Она замедлила подъём, и тут её подхватил другой ветер, столь же мощный, но встречный. Она кувыркнулась, попыталась свернуть и угодила в объятья вихревого потока, увлёкшего её в головокружительный танец. Сильный порыв ветра сорвал её единственную накидку.
Придя в себя, Далуза сложила крылья и устремилась вниз. Она набрала скорость, в падении чуть развернулась и лишь тогда распахнула крылья, устремившись к кораблю. На этот раз ей удалось верно оценить силу ветра. Повернув лицо в сторону осыпи — я давно заметил, что шея у неё устроена необычно — она позволила воздушным потокам доставить её к «Выпаду». Изящно скользнув над перилами левого борта, она свернула крылья и безмолвным коконом рухнула на палубу.
Мистер Флак тут же очутился подле неё, хотел было коснуться её плеча, но вовремя опомнился и отдёрнул руку. Плечи Далузы дрожали от усталости. Она спрятала лицо — вернее, маску — под крыло. Флак ничем не мог ей помочь, его медицинские познания не распространялись на чужаков.
— Обеспечьте леди постель, — хрипло выговорил первый помощник, — питьё и покой.
Известная панацея от всего, что выходит за пределы компетенции врача. Взяв у гарпунёра Блакберна плед, я осторожно завернул Далузу. Я без труда поднял её — весила она около сорока фунтов, в основном — мышцы. Её точёные ножки являлись скорее украшением; внешне они походили на человеческие — немного — но были не плотнее пробки.
Я отнёс Далузу вниз, на камбуз, перевернул свой тюфяк, опасаясь возможной аллергии, и уложил её. Она стянула маску.
— Со мной всё в порядке, — сказала она, — не стоило беспокоиться, — и тут же уснула.
Здесь я больше ничего не мог сделать и потому вернулся на палубу.
Обогнув мыс, мы сразу поймали ветер. Пыль наждаком заскрипела по корпусу. Паруса наполнились, снасти зазвенели, а «Выпад» даже слегка накренился — достижение для тримарана таких размеров. Десперандум скомандовал поворот фордевинд и судно легло на правый галс.
Утёсы на севере расступились, открыв внушительных размеров пролом. Пять сотен лет назад здесь высилась каменная стена, отделявшая Сушняк от небольшого кратера-спутника, после образования разлома ставшего Мерцающей Бухтой. Мерцающий Кратер, навещаемый солнцем лишь в полдень, прогревался гораздо хуже, чем основной кратер. Постоянный ток холодного воздуха, насыщенного абразивами, вскоре прорезал в скале небольшие гроты, давшие приют вертикальным вихрям, больше двух веков точившим скалу.
На двести семьдесят третьем году колонии стены Сушняка содрогнулись от грохота — тысячи тонн камня обрушились в пучину. Не успели поселенцы опомниться, как по кратеру прокатилось цунами, почти полностью уничтожившее сушняцкий флот. Уцелело всего пять кораблей — три рыболова, случайно оказавшихся под прикрытием Острова-на-Взводе, списанный арнарский крейсер с Пентакля да китобой с Крошащихся Островов. И ни одного корабля с Упорства. Годом раньше Упорство было сожжено дотла сушняцкой гражданской войной.
Год, последовавший за катастрофой, называют Голодным годом.
