конденсаторе. Его так засыпало пылью, что он перегрелся.
– Вы утверждаете, что на нем скопилась пыль, – проговорил Весслер. – Но не можете объяснить,
– Нет, сэр, не могу. Но могу посоветовать, как от нее избавиться. Надо раскрутить спутник.
– Раскрутить, – повторил Весслер.
– Раскрутить вдоль продольной оси. Лишняя пыль слетит, и если эти… хм… эпизоды будут повторяться… ну, вращение поможет распределить нагрузку по всей поверхности равномерно. Так что не будет этого питтин-га… э-э… то есть напыления… – У Вана начал заплетаться язык. Он только что сказал «текущая эксплуатационная аномалия», а живые люди так не разговаривают. – Майк, объясни ты!
– Наша птичка крутится, как курица на вертеле, сэр. Не пригорает с одного боку, а румянится.
Но какой смысл иметь спутник, если мы лишаемся стабильной, неподвижной камеры?!
– Нет, – возразил Ван. – Смысл в том, чтобы получать стабильные изображения. Кадры, снятые камерой с вращающегося спутника, можно преобразовать в нормальные.
– Это невозможно.
– Да нет, вполне возможно.
В этом серьёзную помощь могли бы оказать астрономы. Ван не обмолвился Дотти ни словом об этой идее, но знал, что подобного эффекта можно добиться.
– Спецэффекты – как в Голливуде, сэр! – гордо объявил Хикок. – Обработаем при монтаже, вот и всё. Как «Парк юрского периода»!
Весслер поднялся из-за стола и сунул обе руки в карманы. Видно было, что ему очень хочется выпить.
Раскрутив камеру, вы потеряете два, может быть, три процента резкости, – признал Ван. – Но вы уже потеряли столько же на так называемом помутнении ПЗС. Это, кстати, вовсе не ПЗС шалит. Это пыль сдувает со спутника, и она оседает на линзах.
– У нас нет горючего, чтобы раскрутить пташку. – Весслер не останавливался. – На орбите нет заправок с гидразином.
Верно. И вы потеряете месяцев пятнадцать из девяти лет ожидаемой стабильной работы. Но такими темпами, как сейчас… спутник и два года не протянет.
– Наша птичка под угрозой! – вскочив, страстно воскликнул Хикок. – Там что-то творится, сэр! Я не знаю, как это случилось, но то, что проблема возникла во время «войны с террором», никак не может быть случайностью. Какой-то негодяй нас прижучил, сэр. Я это точно знаю.
Весслер снова сел.
– Не каждый день слышишь подобные отчеты.
– Да, – согласился Ван.
– Где вас такого откопали, доктор Вандевеер? Вы отличный специалист, а я никогда о вас даже не слышал.
– МТИ, – ответил Ван. – Стэнфорд. «Мондиаль».
Весслер уставился на него, словно Вана стошнило лягушками.
– Вы из
– Ушам своим не верю! – взревел Весслер, поднимаясь на ноги. – Недоумки сучьи! Моя
Ван не сдержал стона.
– Пострадала вся отрасль…
– Я не могу сказать лучшим своим работникам, чтобы они ковырялись в потрохах сателлита по одному слову какого-то олуха из «Мондиаля»!
– Я знаю! – выпалил Ван, отчаянно взмахнув руками. – Я знаю, что из-за «Мондиаля» пострадало множество людей. Но вы же не обязаны мне верить на слово! Проблема же не в этом! Я не собираюсь приписывать себе все заслуги – нет-нет! Но вы только посмотрите на него. И всё. Посмотрите на спутник. И вы увидите повреждения. Следы разрядов или сажи. И всё!
– Как?
– Отправьте шаттл.
– Вы представляете, сколько стоит один рейс шаттла? А график? Старые челноки скоро развалятся!
– Наведите на него «Хаббл». Поищите опалины.
– Гражданские телескопы не в нашем ведении.
– Да посмотрите на него, вот и всё! – умолял Ван. – С Земли.
– Нет! Наземным обсерваториям категорически запрещено проводить съемки американских спутников- шпионов, и я не собираюсь выдавать им на это разрешение. Кроме того, у них хватит разрешающей способности.
Ответить Вану было нечего. Новому, на адаптивной оптике, телескопу Дотти разрешающей способности
