Она могла больше узнать, перестав разговаривать. Сейчас она в основном прислушивалась и наблюдала. Удивительно, как понятны становятся люди, как открываются, когда ты следишь за выражением их лица и жестами. Порой слова, срывающиеся с губ, совсем не связаны с мыслями, и чаще всего люди думают не о том, о чем говорят. Особенно мужчины. А тебе нужно только свернуться в кресле, кивать головой и приятно улыбаться, глядя на них понимающим взглядом блестящих глаз, и они уже готовы. Мужские сердца начинают радостно биться, они понимают, что с тобой все в порядке.
Одурачить женщин столь нехитрым образом было труднее, но и на них спокойствие и уверенность в себе обычно производили сильное впечатление. Многие, очень многие женщины были несчастны и неуверенны в себе. Многим женщинам хотелось пожаловаться на жизнь. И стоило подольститься к ним, добиться их симпатии и предложить откровенно выговориться да еще добавить: «Ах вы моя бедная. Я тоже это пережила», как они принимались выкладывать все начистоту, делиться своими чувствами и благодарить. Женщины уходили, умиротворенные и довольные тем, что она именно та жилетка, которая им была необходима.
В клинике долго обсуждали, надо ли выписывать ее домой для полного выздоровления. Врачи даже воспользовались услугами прессы, и корреспондент из Сети задал ей несколько вопросов. У него была приятная внешность, она решила пофлиртовать с ним во время интервью, отчего журналист смущался и немного нервничал. Она взяла с собой крысу и поехала домой на Парнассус-авеню вместе с этим корреспондентом. Он был покорен как агнец. Она ему очень понравилась.
Миа обрадовалась, что ей удастся наконец приготовить что-нибудь вкусное и съесть, потому что в клинике ей говорили о возможных проблемах с аппетитом. Эти проблемы могли стать вполне реальными: когда ее кормили, она всегда ела с удовольствием, но, если блюда не ставили прямо перед ней, совсем не ощущала голода. Она чувствовала урчание в животе, некоторую слабость, и у нее порой кружилась голова, но она не была голодна. Ей казалось, что от пищи у нее слегка портится зрение. Она чувствовала запахи, пробовала пищу и охотно ела, но анализы свидетельствовали – в ее гипоталамусе происходит какая-то реакция. Врачи надеялись, что это скоро пройдет. Ну а если не пройдет, им придется этим заняться.
Готовка привела ее в восторг. Прежде она никогда особенно этим не занималась, относилась к еде равнодушно и продукты иногда просто пропадали. Она слушала, как журналист два часа хвастался своими важными связями. Миа накормила его и предложила выпить настойку. Он был совсем молод, около сорока. Ее так и подмывало его поцеловать, но она знала, что совершит серьезную, быть может, непоправимую ошибку.
Они опутали ее квартиру незримой проводкой, как на пункте телеприсутствия. Она не могла даже незаметно почесаться: каждое движение ее пальца тотчас фиксировалось в режиме реального времени на каком-нибудь медицинском 3D-датчике.
Когда корреспондент стал прощаться, она обняла его в дверях и поцеловала. Так, легкое прикосновение губ, но это был первый, навсегда запомнившийся ей поцелуй. Она не верила, что могла бы существовать, не поцеловав кого-нибудь. Это было бы невообразимо глупо, вроде жизни без воды.
Она осталась одна в своей квартире. Как это замечательно, как приятно и как невероятно – быть одной. Не считая, конечно, всех этих медицинских датчиков. Просто быть с собой наедине. И еще с этими подсматривающими и подслушивающими устройствами. Она убрала квартиру – вычистила и вымыла.
Кончив уборку, она спокойно села за полированный кухонный стол. У нее возникло странное ощущение. Что-то начало расти у нее внутри, и она это почувствовала. Это существо казалось ей большим и независимым. Больше ее тела. Больше всей квартиры. В тишине она ощущала, как ее новая сущность заполняет пространство, вырывается за окно.
Она вскочила с места и поставила музыкальную кассету Миа. Это была жуткая музыка, часто звучащая в наши дни, прерывистая, глуховатая, словно сотканная из пыли. Она посмотрела на стены, оклеенные старыми, чудовищного рисунка обоями. На занавески – они висели, как паруса без ветра. Казалось, кто-то затаился в ее квартире. И этот кто-то был скучный, безжизненный, ссохшийся.
Она попыталась уснуть в постели Миа. Это была отвратительная узкая старомодная кровать с большим уродливым кислородным саваном-покрывалом и ортопедическим матрасом. Но ей больше не требовалась опора для позвоночника. Во всяком случае, теперь у нее был совсем другой позвоночник. К тому же ее датчики попискивали и позвякивали на простынях. Она осторожно прокралась в переднюю, улеглась на полу и закуталась в одеяло.
Крыса, жившая в основном по ночам, проснулась и принялась энергично грызть прутья своей клетки. Грыз – грыз – грыз – раздавалось в темноте. Скреб – скреб – скреб.
Около полуночи в ее голове будто что-то щелкнуло. Она встала, скинула халат и натянула брюки Миа. Надела пуловер Миа. Нашла в гардеробе хороший красный жакет. Он ей идеально подошел. Отыскала туфли Миа, которые немного жали. Обнаружила сумку. Маловата. Достала другую, большую сумку. Сунула в нее нижнее белье. Положила губную помаду. Расческу, щетку, бритву. Темные очки. Книгу для чтения в дороге. Носки. Тушь для ресниц. Карандаш для обводки глаз. Зубную щетку.
Ее нетлинк отчаянно зазвонил. Она же подключила его к Сети.
– Должно быть, они подшутили, – громко заявила она в пустоту комнаты. – Это не моя квартира. Это не я, и это не мое. Я не могу так жить. Разве это жизнь? Ни за что здесь не останусь! – Она подошла к двери и распахнула ее.
На площадке она засмеялась, обернулась, снова открыла дверь и вернулась в квартиру.
– Все в порядке, – сказала она, – давай, выходи, глупышка. – Она отперла клетку и вытащила оттуда крысу. – Пойдем, уж ты-то можешь уйти.
Она выбросила диадему, как только вышла из квартиры. В это же время карета скорой помощи вспыхнула фарами и припарковалась у ее дома. Поднявшись по Парнассус-авеню, она избавилась от серег и десяти колец на пальцах. В ожидании такси сбросила с ног туфли и освободилась от мерзких подследников. Кожа под ними все еще была влажной.
Подъехало такси.
Она села, сняла брюки, сорвала наколенники и огромные повязки-наклепки. Выбросила их в окно. В поезде по дороге к аэропорту она отправилась в дамскую комнату, стащила с себя бюстгальтер и еще несколько повязок. От этих наклеек у нее ныло тело, и после того, как она освободилась от них, ее настроение сразу улучшилось.
Она прибыла в аэропорт. На летном поле стояли сверкающие огнями самолеты. Они легко и красиво расправляли крылья и взлетали в прохладном ночном воздухе, когда им хотелось оторваться от земли. В салонах хорошо было видно сидящих и движущихся людей, потому что обшивка была очень тонкой, почти прозрачной. Некоторые пассажиры включили лампочки, но большинство просто улеглись в надувных креслах
