слежку за коммунистами.
— Мы таких не знаем, товарищ Янта. Не спрашивать же нам, у кого какой партийный билет.
— Ни я, ни Станчик тоже спрашивать об этом не станем. Мы только хотим предупредить вас, потому что лучше знаем ситуацию. Вы уже не в домюнхенской Чехословакии, товарищи. Будьте осторожны.
Некоторые польские газеты в Варшаве, Кракове и Катовице печатают статьи журналистов- эмигрантов. От этого польза двойная: во-первых, не стоит сбрасывать со счетов политический резонанс, а во-вторых, гонорары за статьи — весомый вклад в общую кассу. Глава группы поэт Иржи Тауфер завязывает контакты с местной демократической интеллигенцией.
Неожиданно появляется еще один источник доходов, Молодая красивая чешка, супруга достаточно пожилого польского шляхтича, владельца замка и прилегающей к нему большой усадьбы, расположенной неподалеку, в душе которой внезапно пробудилось чувство патриотизма, знакомит представителей эмиграции со своим состоятельным мужем, кстати, любителем выпить.
— Говорите ему всякую чепуху и пейте вместе с ним, — советует она соотечественникам. — В последнее время у него появились признаки меланхолии и любовь к славянам. Правда, чехов он любил и раньше, в этом ему не откажешь. Денег он вам даст столько, сколько попросите. Он вообще любит ими швыряться, ну а так они хоть на дело пойдут.
Чешка прекрасна: щеки свежие, как персики, пышные каштановые волосы стянуты на затылке в узел, в узких, миндалевидных глазах застыло нетерпеливое ожидание. И вот уже шляхтич бессильно роняет голову рядом с недопитой рюмкой и плетка выскальзывает из его волосатых рук. Пока шляхтич на ногах, она всегда при нем. Но наступает момент, когда его до блеска начищенные сапоги разъезжаются по паркету, и старый слуга и кучер торжественно уносят хозяина в спальню. В тот же миг хозяйка дома поднимается из-за стола и начинает кружиться в танце, запрокинув голову и чуточку обнажив зубы. В своем голубом платье она порхает, словно балерина, А подтянутый, безупречно одетый кавалер бросает выразительные взгляды на высокую грудь пани:
— Пройдемся по саду, землячка. Панове не откажутся прогуляться с нами?
Панове, конечно же, отказываются: они спешат и Катовице. Они благодарят пани и еще раз просят передать их благодарность за щедрый подарок пану.
— Да оставайтесь, панове!
Интересно, что бы он стал делать, если бы им вдруг вздумалось остаться?
Между тем товарищи из руководства краковской группы политэмигрантов решают заняться большой политикой — поездки в Варшаву, где они встречаются с чешским генералом Прхалой, следуют одна за другой. «Еще немного, — утверждают они, — и генерал будет наш. У него, как у всякого военного, непомерные амбиции, но политически он ужасно наивен. Вот увидите, он будет наш. И добиваемся мы этого не зря. Наша цель — создать чехословацкую воинскую часть, поддерживаемую Советским Союзом и возглавляемую генералом, который очень популярен на родине. Народ поднимется на борьбу, как только мы пересечем границу Чехословакии. Бенеш, капитулировав, дискредитировал себя настолько, что ему уже не удастся вернуть свой авторитет. Все решат народ и армия. Вот увидите, какое демократическое правительство мы создадим. Мы изолируем Прхала от реакционеров и окончательно перетянем его на нашу сторону…»
Довольно оригинальная концепция, но в суматохе тех дней удивляться ее появлению на свет не приходилось.
23 августа 1939 года Советский Союз и Германия заключают договор о ненападении. Что же теперь будет? Где искать спасения с детьми и беременными женами от занесенного над их головами фашистского топора?
Эмигранты собираются в самой большой комнате «Пшелота». Они рассаживаются на кроватях, на стульях, на подоконниках и даже на полу. Мало кто сохраняет спокойствие и веру в будущее. Эда Фриш, Владя Эмлер и Густа Чабан пытаются разъяснить им ситуацию. У них мало фактов, но их вера в Советский Союз неколебима.
В своих выступлениях они говорят, что шаг, предпринятый Советским Союзом, без сомнения, помог сорвать заговор империалистов, замышлявших второй Мюнхен, жертвой которого на этот раз должна была стать Польша, и ликвидировать угрозу создания единого фронта империалистов Запада и нацистской Германии против СССР. Искусственно затягиваемые переговоры в Москве, на которые Франция и Англия прислали второстепенных дипломатов, призваны были лишь замаскировать этот коварный замысел. И вот Советский Союз с помощью договора разрушил планы империалистов. Пусть теперь они грызутся между собой, Советский Союз тем временем соберется с силами и внесет решающий вклад в дело сохранения мира.
— Вы спрашиваете, товарищи, кому верить. Верьте Советскому Союзу и товарищу Сталину! — так заканчивает свое выступление один из ораторов.
И люди верят. Не могут не верить, ибо понимают, что свет освобождения придет с Востока.
Однажды «Пшелот» посещают двое военных из броновицкого лагеря. Они предлагают всем военнослужащим и лицам призывного возраста вступить в легион.
— А кто позаботится об оставшихся?
— Этого мы не знаем.
— А почему вы не приняли тех, кто хотел вступить в легион добровольно? Из нашей группы и из Кракова?
— Так то белобилетники.
— Разве вам не известно, что их даже через проходную не пропустили? Так как же определили, что они негодны к строевой службе?
Военные объяснить этого не могут.
Оперативно собирается совещание актива, на котором каждому позволено высказать свое мнение. К сожалению, на этот раз не удается побеседовать лично с командиром легиона подполковником Свободой. С ним наверняка можно было бы договориться, а так… Руководство группы эмигрантов вынуждено обратить серьезное внимание на тревожные факты, свидетельствующие об антидемократической позиции части командного состава легиона, о царящих в легионе шовинистических настроениях и антисемитизме, о высказываниях и действиях некоторых легионеров, направленных на подрыв национального единства. В практике краковского консульства Чехословакии и призывной комиссии отмечен ряд случаев дискриминации, свидетельствующих о реакционной, более того — профашистской и расистской позиции некоторых лиц. Под командованием таких офицеров и в такой атмосфере нельзя сражаться за свободную и демократическую Чехословакию.
В Броновице уезжают только трое или четверо.
Неподалеку от Катовице вдоль границы спешно строятся оборонительные укрепления. Из окопов, вырытых в песке, улыбаются молодые польские пехотинцы. Они уверены, что задержат и разобьют врага. Перед окопами они устанавливают сваренные на скорую руку противотанковые ежи и разматывают мотки колючей проволоки. На открытом пространстве среди бела дня…
В некоторых катовицких домах взрываются мины с часовым механизмом. Немцы, надрывая глотки, орут: «Хайль Гитлер!» и «Дойчланд, Дойчланд юбер алее». Вокруг Немецкого дома летают камни, тут и там возникают драки. Иногда звучат пистолетные выстрелы.
Войска и полиция наводят порядок, и к ночи полностью овладевают ситуацией. В последний раз…
На землю опускается ночь — тихая душная ночь на 1 сентября 1939 года. А утром Ондрей и Владя просыпаются от артиллерийского грохота. Они бросаются к окнам и заспанными глазами вглядываются в небо. Поначалу видят лишь небольшие тучки в голубой дали. Но проходит несколько минут, и они замечают разрывы зенитных снарядов. Воют сирены, однако никто никуда не бежит. Люди стоят на тротуарах, на трамвайных путях и, всматриваясь в даль, громко переговариваются, смеются, размахивают руками. Это, конечно же, не налет, а просто учебная тревога. И стрельба тоже учебная. В небе не видно ни одного
