разрешил всеобщее истребление протестантов. «Но убейте их всех, — прибавил он, — чтобы никого не осталось, кто упрекнул бы меня в этом».
В ночь на 24 августа, дня святого Варфоломея, когда забили набат в церкви Сен-Жермен л?Оксерруа, толпы ханжей, дворян и черни, под предводительством Гиза и его друзей, проникли в отмеченные заблаговременно мелом дома гугенотов, и резня началась. Раненый Колиньи был пронзен шпагой дворянином из свиты Генриха Гиза, и его окровавленное тело было выброшено из окна. Генриху Наваррскому дарована была жизнь под условием отречься от кальвинизма. Было убито около 3000 протестантов в Париже и 20000 в провинции, куда были посланы приказания губернаторам. Мишель Лопиталь умер от горя, узнав об этих зверствах. Во всем католическом мире во Франции и за границей, напротив, восхваляли Варфоломеевскую ночь; Карл IX, явившись на заседание в парламент, гордо потребовал оправдания себе за содеянное, не желая предоставить эту славу Генриху Гизу.
Тотчас же последовал взрыв негодования со стороны экзальтированных католиков. Так как король отказывался поддерживать истинную религию, то католикам следует соединиться и самим продолжать до крайности борьбу с ересью. С этою целью они основали Святую Лигу. Северное и восточное дворянство вступило в нее с энтузиазмом и собралось под знамя Генриха Гиза. Лига не особенно разрасталась до 1584 года. Но после смерти молодого брата короля, наследника престола, потому что Генрих III, хотя и давно был женатый, не имел детей, ближайшим наследником престола становился Генрих Наваррский.
Итак, французским королем должен был сделаться гугенот! Не было сомнения, что, вступив на престол, он начнет обращать всех своих подданных в свою ересь! Такая перспектива побудила почти все население больших городов вступить в Лигу, оно побуждалось к тому же пламенными проповедями священников, монахов и иезуитов, которые твердили о священной войне. Париж тотчас же разделился на шестнадцать кварталов, выбравших каждый себе по вождю, а союз шестнадцати составил революционное правительство, опиравшееся на парижскую милицию. Тогда Лига возмечтала посадить на престол своего вождя Генриха Гиза, от которого была в восторге. Его воинственная наружность, которой он отчасти был обязан рубцу на лице, его простое обращение с народом, роль, которую он играл во время Варфоломеевской ночи во главе истребителей, сделали его идолом толпы. «Франция сходила с ума от этого человека, — говорит один писатель того времени, — так как было бы слишком мало сказать, что она была влюблена в него».
В это время новый король Франции, Генрих III, занимался кутежами со своими любимцами (mignons), окруженный двором, который, благодаря распущенности нравов, сделался неприличным местом. Еще более изнеженный, чем Карл IX, он находил приятными только детские или женские забавы; он покрывал себя драгоценностями, обливался духами, проводил целые часы, играя со своими собачками или попугаями. Время от времени им овладевало стремление к набожности: в одежде кающегося, он расхаживал вечером по улицам при свете факелов в сопровождении монахов, которые, по его приказанию, бороздили хлыстом его спину. Преждевременно истасканный удовольствиями, он был не способен принять какое-нибудь мужественное решение, чтобы вывести свое государство из печального положения, в котором оно находилось.
Единственными орудиями его были хитрость и ложь. Поэтому он мог только продолжать коварную политику своей матери: натравливать одну партию на другую в надежде, что они погубят друг друга.
Наконец, члены Лиги заметили, что он не только слабо противится протестантам, но старается противиться проектам герцога Гиза; что он назвался главою Лиги для того, чтобы следить за ней; что он дает слишком мало войска герцогу Гизу, чтобы дать возможность протестантским отрядам разбивать его. Благодаря этому, Генрих Гиз сделался еще популярнее.
Вследствие победы, одержанной им в 1587 г., церковь провозгласила хвалу герцогу и проклятие королю, бывшему заодно с еретиками. Почувствовав в этом угрозу короне, Генрих III решился, наконец, открыто порвать с герцогом. Он воспретил ему показываться в Париже, где тогда находился двор (1588); в тоже время собрал вокруг своего дворца несколько тысяч швейцарских наемников, как-бы для угрозы столице. Вожди парижских лигистов считали себя погибшими; они вызвали герцога, который поспешил явиться, несмотря на особое запрещение короля, и стал угрожать Генриху III в его собственном дворце, между тем как со всех сторон воздвигались баррикады. В толпе заговорили о том, чтобы повесить короля и посадить на его место Гиза. Потребовалось умиротворяющее вмешательство последнего, чтобы успокоить народное волнение. Несколько дней спустя после этого дня с баррикадами, король бежал в сопровождении двора в свой замок Блуа на Луаре. Но внезапно король как бы уступил; он согласился по требованию Лиги созвать генеральные штаты; он назначил герцога Гиза королевским генерал-лейтенантом. Он объявил, что с новою силою возобновит борьбу с ересью. Действительно, штаты собрались в Блуа (1588); они были исключительно составлены из лигистов; там громко говорили о низложении короля и в тоже время объявили решающую власть штатов в вопросе о налогах; они присвоили себе также право объявления войны, заключения мира и контроля над администрацией. Герцог Гиз явился туда, и между ним и королем произошло нечто похожее па примирение. Когда несколько дней спустя герцог был приглашен в покои короля, то дворяне, поджидавшие его рядом в коридорах, искололи его шпагами. Брат его, кардинал Латарингский, был казнен на следующий день.
Тогда Париж восстал по призыву своих проповедников. Генриху III ничего не оставалось более, как соединиться с Бэарнэ, своим ближайшим наследником, который приближался во главе протестантской армии. Они вместе двинулись на Париж и осадили его; но монах Жак Клеман заколол Генриха III кинжалом (1589).
Между тем огромное большинство населения начинало тяготиться этими войнами, которые разоряли и обагряли кровью страну в течении 30 лет. Многие из католиков, которым героическое сопротивление протестантов и жестокости, вроде Варфоломеевской ночи, открыли, наконец, глаза, стали умереннее благодаря этим горьким урокам. Они поняли теперь благоразумие Лопиталя. Они были готовы принять Генриха IV и удовлетворить гугенотов, если бы были уверены, что их не заставят силою перейти в кальвинизм. Их прозвали политиками. Их партия, сперва робко выступавшая после Варфоломеевской ночи, стала увеличиваться с каждым днем. В резком анонимном памфлете «Сатира Мениппэ» буржуа этой партии даже разоблачила Лигу и тщеславие ее вождей.
Что же касается фанатических католиков и духовенства, то им не кого было противопоставить Бэарнэ; бывший во главе Лиги Генрих Гиз не нашел себе заместителя. Его брат Майенн не был популярен. Испанский король Филипп II предложил в королевы Франции свою дочь, внучку Генриха II, генеральным штатам в 1593 г., состоявшим из членов Лиги; но лигисты не осмелились зайти так далеко.
Если бы Бэарнэ согласился перейти в католицизм, то Париж, даже Париж Лиги, готов был от изнеможения сложить оружие. И Бэарнэ это понял. Его вера кальвиниста не была слишком глубока, а
