Джейн.
— А вдруг Сесил что-то знает? Разумеется, подробности ему неизвестны. Такой человек не станет сознательно хранить тонну пороха под собственным троном. Но предположим, до него дошли какие-то слухи, и он хочет с помощью этого заговора наконец доказать виновность Рейли? Допустим, Сесил выжидает, а потом схватит всех заговорщиков, которых сможет отыскать. И кто из них не признается под пытками, что именно Рейли является зачинщиком заговора? Это объясняет многое. Почему Сесил так отчаянно стремится убрать меня с дороги, испытывает передо мной непонятный страх и пускает по ложному следу? Я не скрываю своей преданности сэру Уолтеру. Господи, да я открыто навещаю его в тюрьме! На свете мало людей, способных расстроить заговор, с помощью которого можно представить Рейли изменником, и еще меньше тех, кто, как я, стремился бы к этому всей душой. Может быть, я и есть тот единственный человек.
— Из-за этого и убили Уилла Шедуэлла? — спросила Джейн.
— Разумеется, — ответил Грэшем. — Должно быть, Перси что-то сболтнул спьяну. Интересно, не побежал ли Уилл со всех ног к Сесилу, чтобы поделиться новостью? Славная шутка! Сесил следит, как зреет его маленький заговор, который станет отличным предлогом, чтобы навсегда избавиться от Рейли, а тут прибегает Уилл Шедуэлл и может все испортить своими разоблачениями. Я сам себе льщу, воображая, что Уилл летел ко мне, тогда как, готов поклясться, он улепетывал от Сэма Фогарти и его дружков. Уилл обнаружил погоню и видел во мне единственного человека, способного защитить его от Сесила.
— И все-таки я не понимаю, почему ты не можешь пойти к Сесилу? — спросила Джейн, озадаченно глядя на Грэшема. — Ты разоблачишь заговор и предотвратишь кровопролитие…
— И отдам себя в руки Сесила, как это случилось с Рейли! Его пример служит мне хорошей наукой. Представляешь, что будет, если я приду к Сесилу и изложу подробности этого невероятного заговора — я, яростный сторонник Рейли, преданный ему всей душой? Да меня бросят в тюрьму, как только я открою рот, и вместо того чтобы спасти своего господина, я стану причиной его смерти! Как легко превратить меня из человека, раскрывшего заговор, в одного из его организаторов! Уже есть подложное письмо, представляющее меня католиком, можно подделать и другие письма. Я ведь ужинал с заговорщиками, так? Меня могут в мгновение ока причислить к их компании и отправить на дыбу, пока я не скажу то, что им нужно. Отпадает даже необходимость в открытом суде. Вспомни, как поступили с Рейли. Его главный обвинитель и не появился на процессе!
— Ты никогда не дашь свидетельских показаний против Рейли! — воскликнула Джейн.
— Я никогда не сделаю этого добровольно и находясь в сознании. Но не хватит никакого мужества и выдержки, чтобы вынести все пытки, Джейн. Даже сам Христос отрекся на кресте от отца. На дыбе терзают не только тело, но и рассудок человека. Со временем можно сломить любого.
— То есть ты не можешь говорить, но хранить молчание тоже не можешь. Нет ли еще людей, которым можно доверить эту тайну?
— В этом и заключается ответ. Кстати, молодой Трэшем осложняет дело. Нельзя допустить, чтобы он улизнул. Этот человек по природе импульсивен. Очень скоро он взвесит все «за» и «против» и придет к выводу, что ему лучше удрать во Францию без нашей помощи. На месте Трэшема я бы так и поступил, ведь ему грозят тюрьма и обвинение в измене, если его сумасшедший братец сболтнет лишнее не тому, кому следует.
— Так с кем и о чем ты собираешься говорить?
— У трона обретается достаточно напыщенных дураков, готовых руками и ногами ухватиться за возможность раскрыть заговор, но в нашем случае этого недостаточно. Если порох найдут, не составит труда доказать, что он принадлежит Рейли или любому другому человеку. Нет, нужно сделать так, чтобы след привел к католикам и подтвердил религиозный характер всей ужасной затеи.
— Хорошо, — согласилась Джейн, — тогда возьми перо и бумагу и вспомни всех сочувствующих католиков.
Кто-то из слуг громко плакал, и эти рыдания не могли заглушить царившие в доме суматоха и непрестанное хлопанье дверей. Трэшем еще не пришел в себя после бешеной скачки из Лондона в Нортгемптоншир. Многие слуги провели в его доме всю жизнь, работая на Трэшемов, а теперь им придется покинуть насиженное место, но они еще не понимают, что это гораздо лучше, чем гнев Сесила, который обрушится на дом человека, обвиняемого в государственной измене. Как бы там ни было, он оставляет Раштон, и уже сейчас кажется, что дом принадлежит другому владельцу.
Трэшем все еще верил, что может помешать заговору, и в этом случае двери Раштона снова будут открыты. Он надеялся, что грядущая смерть католиков-дворян станет главным аргументом для отсрочки заговора. Конечно, такой довод не подействует на Кейтсби, но он может убедить других. Фрэнсис все обсудил со своим ангелом-хранителем в черных одеждах, который совершенно не похож на подвыпившего шотландца Александра Селкирка, сопровождавшего Бена Джонсона во время ужина в «Ирландце». Фрэнсис до сих пор не мог поверить, что это одно и то же лицо. Мнимый Селкирк, внимательно выслушав Трэшема, не стал возражать против его доводов и только пристально посмотрел Фрэнсису в глаза.
— Ты должен сделать все, что сможешь, и лучше тебе не знать о другом плане, который расстроит заговор, до его осуществления. Тем приятнее будет сюрприз, когда все удачно завершится. И что бы ни случилось, не отступай от правды.
Трэшем долго думал над словами человека в черном, не понимая их смысла, а потом попросил разрешения съездить на север и привезти в Лондон семью.
— Зачем тебе это надо? — поинтересовался человек в черном.
— Как бы ни обернулись события, я на некоторое время покину Англию. Нужно привести в порядок все дела, собрать деньги и объединить семью, чтобы во время моего отсутствия они могли поддержать друг друга. Следует также учесть и вероятность моего ареста.
— Почему?
— Достаточно одного неосторожного слова самих заговорщиков, и их тут же выдадут. — Трэшем словно повторял мысли Генри. — Я окажусь в числе подозреваемых и в случае ареста стану утверждать, что пытался помешать заговору — а это чистая правда! — и оставался с Кейтсби, только чтобы расстроить его дикий план. Если я перевезу семью в Лондон, это подтвердит мою невиновность, ведь тот, кто боится огня, не сядет рядом с очагом.
— Верно, — согласился Грэшем, — но тот, кто хочет его разжечь, наверняка сядет.
Грэшем удивился оптимизму, который испытывал Фрэнсис по поводу своей дальнейшей судьбы в случае, если заговор будет раскрыт. Что ж, надежда умирает только вместе с человеком, и делу это не вредит.
— Человек менее дальновидный и рассудительный бросил бы на твоем месте дом, вывез все добро и вернулся в Лондон, чтобы потом тихо скрыться, прежде чем поймут, что происходит.
Неужели незнакомец в черном одеянии умеет читать чужие мысли? В голове Трэшема зрел именно такой план.
— Разумный человек не станет всерьез рассматривать такие перспективы по двум причинам: во- первых, сбежавший продолжает жить, а значит, его можно найти, и, во-вторых, за тобой постоянно следят. Эта работа поручена настоящим профессионалам, которые таким образом зарабатывают себе на жизнь и могут как убить, так и отыскать тебя в любом месте. Мы вместе решим, когда ты уедешь из Англии. Пусть это будет наш собственный маленький заговор.
После этого разговора Трэшем сломя голову помчался в Раштон. В доме все стояло вверх дном. Когда снимали портьеры и дорогие ковры, поднялась пыль, осевшая на одежде и постельном белье, которое пришлось трясти, прежде чем упаковывать в многочисленные сундуки, загромоздившие прихожую и лестницы. Весь дом пропитался дымом от горевших каминов, так как двери постоянно открывались и закрывались, когда выносили вещи, чтобы погрузить их на телеги, стоявшие возле дома.
Трэшему предстояло выдержать гнев и непонимание жены, матери и сестер, но самым главным были семейные документы, которые долгие годы собирал и бережно хранил его отец. Фрэнсис позаботился, чтобы их надежно запаковали и спрятали подальше от глаз недоброжелателей. Все эти сборы сильно напоминали похороны.
Закончив все дела, Трэшем направился в Уайт-Уэбз, в дом Анны Во в Энфилд-Чезе. Он знал, что там
