больше не могу им быть.
Грэшем вдруг густо покраснел. Анна, казалось, прочла его мысли.
— Ты подумал о том, что Жаку Анри нужна в жены девственница… О, Генри Грэшем…
— Сэр Генри Грэшем, — поправил он с шутливой важностью.
— Сэр Генри Грэшем, — повторила она с наигранной почтительностью. — Мужчины так наивны! Немного крови, стон, как будто от боли… Он поверит в то, во что ему очень хочется верить.
Мог ли он сам верить даже своим впечатлениям от их близости? Но ведь с ним она не играла. Грэшем переживал сейчас сложную гамму чувств: печаль и тоску о будущем одиночестве, гнев — его отвергла та, которую он избрал. Но несмотря на все это, также странное чувство… облегчения. Вспыхнувшая в его душе любовь столкнулась с его извечной потребностью в свободе от привязанностей, и последняя победила.
В дверь осторожно постучали. Смущенный хозяин отворил дверь. За нею стоял Манион. Может быть, он так и стоял у входа всю ночь на страже, закрыв руками уши?
— Молодой Жак Анри ждет вас к обеду, — объявил он.
Оставив Анну наедине с Жаком Анри, друзья отошли в другой конец длинной галереи.
— Она ведь хочет замуж за здоровяка Жака? — спросил Манион.
— Ну да.
— Проклятие! Расстроила она вас, надо думать. Только она права. Вы, как ни жаль, не готовы к семейной жизни.
— Почему «как ни жаль»? — удивился Грэшем.
— Да я надеялся, если вы женитесь, тогда нам не нужно будет то и дело подставлять себя под выстрелы, под угрозы, а то и под пытки.
— Извини. Мне казалось, я только что попал под пытку, — сказал Грэшем.
— Слуга везде следует за хозяином, — подвел итог Манион.
Грэшем вернулся к разговору об Анне:
— Она только телом женщина, но душа и сердце у нее мужские. — «В этом она похожа на королеву», — подумал он. Этим вечером его вызывали ко двору. Может быть, преподнести Елизавете те же слова в виде комплимента? — Почему ты со мной не расстаешься? — внезапно спросил Грэшем. Дружба с Манионом являлась самой прочной из его привязанностей. — Ты ненавидишь Испанию, но помогал мне изображать испанского шпиона по приказу Уолсингема. Ты был со мной, хотя был убежден, что меня повесят либо англичане как испанского шпиона, либо испанцы как английского; ты отправился со мной на море, хотя зарекся это делать. В чем тут секрет?
Манион молчал недолго. Он ответил:
— Все люди умирают, верно? Так вот, по-моему, в компании с вами по крайней мере будет нескучно помирать. — Это все, что он сказал.
Грэшем отправился в библиотеку, но читать ему не хотелось. Вскоре должны были объявить о помолвке Анны и Жака Анри. Дня два эта пара проведет здесь, пока будут упакованы в дорогу вещи Анны, а потом они вместе с горничной Мэри (Грэшем уступил ей эту девушку, которая ни за что не желала расстаться с хозяйкой) отправятся во Францию (на сей раз Дрейк им не помешает!). Перспектива одиночества вызывала у Грэшема душевную боль. С другой стороны, он хорошо знал это чувство — оно сопровождало ею почти всю жизнь, Грэшем знал: он будет видеться с Анной. Их союз, выкованный в жизненных испытаниях, слишком крепок, чтобы он просто распался. При встречах с ней Грэшем будет очень корректен. Он рассчитывал, что Анна станет его женой. Придется довольствоваться тем, что она станет его сестрой. И конечно, с ним останется память о былом. Ему принадлежал великолепный дом в одном из лучших городов Европы, и он обладал тремя из пяти великих земных благ: отличным здоровьем, сказочным богатством, и ему явно сопутствовала удача. Мало кому удавалось выбраться невредимым из того застенка в Тауэре. Не было у него только одного из пяти благ — любви других людей, не считая его слуги и женщины, решившей, будто его любовь — не главное в ее жизни. Можно купить женщину, но любовь купить нельзя. И вот он, Генри Грэшем, уцелевший после стольких испытаний, был наконец у себя дома. Но мысленно он находился рядом с одиноким гордым человеком, стоявшим на корме пострадавшего в битвах корабля. Он может погибнуть у скалистых берегов Ирландии. Если этого не случится, его обвинят в поражении его страны. Это человек чести и, может быть, самый смелый из тех, кого знал Грэшем. Побеждать легко, но требуется настоящее мужество, чтобы сражаться, зная, что потерпишь поражение. Грэшем от всей души желал, чтобы герцог Медина Сидония в свой последний час был уверен — ему удалось сохранить свое достоинство. Во дворе раздался шум, и Грэшем услышал знакомый зычный голос: Джордж явился с поздравлениями.
Историческая справка
Когда мы оглядываемся на прошедшие эпохи, уже зная исход событий, мы невольно сообщаем определенность вещам, которые в свое время ею не обладали. Да, испанская Армада потерпела поражение, но описываемые события — одна из интереснейших интриг истории. Отчего случилось так, что самый могущественный флот Европы не смог соединиться с самой могущественной армией в мире и напасть на Англию? Я надеюсь, в моей книге сколько-нибудь значительно не искажены реальные, установленные факты тогдашней истории. Генри Грэшем, Джордж, Манион, Анна — вымышленные лица, хотя вымысел основан на реальных типах людей того времени. Все остальные основные персонажи, включая продажного оружейника из Лиссабона, — лица исторические. Роберт Сесил, первый граф Солсбери, впоследствии достиг огромной власти. Надеюсь, я не исказил исторических данных в его случае, хотя его характер (если не внешность) во многом списан с некоторых известных мне реальных людей.
Командоры Армады вышли в море, чтобы соединиться с армией герцога Пармского, но направление ветра лишило их такой возможности. Вместо этого они обогнули северное побережье Шотландии, решив вернуться в Корунью, пройдя вдоль западного берега Ирландии, чтобы сохранить большую часть своего флота до лучших времен. Их корабли, уже потрепанные в боях, пережили несколько сильных штормов. Многие современные исследователи считают: испанский флот из-за плохого знания испанцами лоций подошел на слишком близкое расстояние к ирландским берегам. Многие корабли разбились о скалы у берегов Ирландии и Шотландии.
Один из них шпион Уолсингема взорвал в заливе Тобермори. Шестьдесят пять кораблей вернулись в Испанию, включая и флагман «Сан-Мартин», и не менее сорока пяти погибли во время кораблекрушений. Из тридцати тысяч человек, находившихся на Армаде, двадцать тысяч погибли, из них в боях — полторы тысячи, шесть-семь тысяч — во время кораблекрушений, а остальные — от тифа, малярии, гриппа, да и просто от плохого питания. Об огромном количестве больных на кораблях говорилось в одном из рапортов: «Если их перевести на берег, госпитали переполнятся, став рассадником заразы, а если оставить на кораблях, заразятся все здоровые. Со стольким числом больных не справиться».
По иронии судьбы, на английском флоте положение было не многим лучше. Английские корабли не были снабжены достаточным количеством еды и воды и т. п., но следовали за Армадой до Шотландии. Рассказывали даже, морякам на борту некоторых кораблей приходилось пить собственную мочу, чтобы выжить. Вероятно, не более сотни англичан погибли в боях с Армадой. Затем разразилась эпидемия, говоря по-современному, пищевых отравлений, и часть кораблей потеряла половину личного состава. Создалась настолько скверная ситуация, а правительство помогало так несвоевременно, что лорду Ховарду пришлось тратить собственные деньги, помогая голодающим и больным морякам.
Дона Алонсо Перес де Гусман дель Буэно, седьмого герцога Медину Сидонию (1550–1619), король Филипп никогда не считал виновным в неудачах Армады, хотя его мнения не разделяли многие современники и до недавнего времени историки, в пути он пережил эпидемию дизентерии. После возвращения на родину он ушел в отставку, вернулся в имение к своим любимым апельсиновым рощам и прожил еще тридцать один год. Алессандро Фарнезе, герцог Пармский (1545–1592), сделал все возможное, пытаясь отговорить своего короля от организации похода Армады. Ему так надоели обвинения в трусости после провала похода, что он однажды на Гранд Плац в Дюнкерке целый день со шпагой напрасно ожидал своих обвинителей. Будучи не в силах успешно закончить войну в Нидерландах и потеряв свою репутацию
