На заборе с ружьем в руках сидел Майгонис. Петерис испугался и сдался без сопротивления. Ребята отвели его в штаб.
— За что? — спрашивал он.
— Зачем сорвали с Янки шапку? — допрашивал Алька.
— Какую шапку? Я ничего не знаю.
— Знаешь, не знаешь — нам все равно. Это твоя шайка. Лучше скажи, где Айвар и Сережка.
— Не скажу.
Мальчишки слегка потузили Петериса, и он процедил сквозь зубы:
— Ушли в кино.
Сережка и Айвар были схвачены возле кино и приведены в штаб. К Сережке приставили часового, а Айвару приказали:
— Сейчас же принеси Янкину шапку! Бегом! А то этих двоих не отпустим, пускай хоть помрут здесь.
— Маменькины сыночки! Накинулись четверо на одного и воображают, будто герои!
Сережка был вне себя от ярости.
— Ну, погодите! Я вас в порошок сотру! Со свету сживу!
Он плюнул прямо на пол.
— Брось, Сережка, — остановил его Петерис. — У них так не принято.
— Да, тебе хорошо говорить, а мне отец велел к шести быть дома. А сейчас сколько? Трепка обеспечена!
— Так тебе и надо! — злорадствовали бригадники.
Айвар все не шел. Петерис тоже стал нервничать.
— Пока не принесет, мы вас не отпустим, хоть всю ночь сидите, — заявил Алька.
Наконец явился долгожданный Айвар.
— Вот она! — Он бросил на стол Янкину шапку. — Всю крышу облазал.
— Смотрите, чтоб это в последний раз! — предупредил Алька, отпуская Сережку и Петериса.
Пленникам пришлось дать честное слово, что никогда больше они не будут срывать шапок.
Сережка уже взялся за дверь, когда Мара потребовала:
— Сначала подотри свой плевок, а потом уходи.
Это уж чересчур! Ему, Сережке, какая-то девчонка велит вытирать пол! А Петерис, его лучший друг и боевой товарищ, только молча смотрит и даже не думает встать на его, Сережкину, защиту! Глубоко уязвленный, Сережка вытер пол и убежал из комнаты, так хлопнув дверью, что она чуть не соскочила с петель. Этого он им не простит, ни за что не простит!
А Петерис попросил разрешения еще немного побыть в штабе.
— Извините, что так произошло. — Он был сама вежливость. — Нельзя ли посмотреть ваше ружье и разок выстрелить?..
Но у него не клеилось со стрельбой. Пули, будто заколдованные, летели куда угодно, только не в цель.
Потом стреляли бригадники, и Петерис разинул рот от изумления. Даже девочки все пули посадили почти в самое яблочко. Вот что значит тренировка!
На другой день ледяная горка оказалась посыпанной песком, а крепости разрушенными. В штабе было разбито окно, а на дверях кривыми буквами написано: «С Алькинай бригадай враги навсигда!».
— Это Сережка, — сказала Ильза. — Я вчера вечером выносила помойное ведро и вижу: кто-то, вроде бы Сережка, подглядывает через забор.
— Ясно. И по надписи видно, что он, — согласился Гунтис.
Алька забрался на забор, чтобы свистнуть Петерису.
Но на том дворе происходило что-то странное. Мальчишки лопатами очищали двор от снега, а сам Петерис из шланга поливал расчищенное пространство водой.
— Каток, — мгновенно понял Алька.
Петерис передал шланг одному из ребят, а сам влез на забор к Альке.
— В чем дело?
Алька рассказал ему все.
— Сережкина работа! Он не может смириться, что вы вчера его поймали и заставили отдать шапку. Я с ним поговорю, — пообещал Петерис.
— Одним разговором тут не поможешь. Мы сами с ним разберемся. Но послушай, Петерис, что вы тут делаете? — не удержался Алька.
— Не видишь, разве? Каток заливаем. Двадцать метров на двадцать. Можно будет и в хоккей сыграть, — похвастал Петерис.
— А на нашем дворе полно снегу. Просто деваться некуда, — Алька, весьма недовольный, слез с забора. Он тоже мечтал о собственном катке.
Сережку схватили по дороге из школы. Несмотря на отчаянное сопротивление, его втащили в штаб. Тедис с Тонисом держали его за руки, а Гунтис и Янка за ноги. Чтобы он не кричал, Алька завязал ему рот своим толстым шерстяным шарфом.
Сережка перепугался не на шутку. Видно было, что Алькины мальчишки рассержены всерьез.
— Отлупить его! Отлупить как следует! Пустите-ка меня! Дам, так больше не захочет! — Майгонис приблизился к пленнику и уже засучил рукава.
— Не стоит об него руки марать. Придумаем что-нибудь другое, — Алька оттолкнул Майгониса.
— Отрезать ему все пуговицы. Пусть пришивает и обдумывает свое поведение. Я читал в одной книжке, — заговорил Гунтис.
— Я знаю! Напишем у него на лбу «хулиган», пусть все знают, что это за птица! — придумал Тонис.
Всем эта мысль понравилась. Но чем писать? Чернилами? Они смываются. Дегтем?
— Дегтем, черным дегтем! — обрадовался Вовка.
Но где взять деготь?
— Мой отец вчера принес бутылочки с красной краской. На этикетках написано «водоустойчивая», — сообщил Янка.
— Так чего же долго раздумывать! Тащи сюда!
Янка принес два пузырька. Мальчики прочитали: «Лак для ногтей. Гарантируется водоустойчивость. Производство артели «Передовик». Как раз то, что нужно.
Сережка только сопел и от злости чуть не разревелся. Он не мог ни говорить, ни пошевельнуться.
Алька собственноручно обмакнул палочку в ярко-красный лак и написал на лбу Сережки «хули». Больше не хватило места.
— Пиши на щеках! На правой «га», на левой «н».
— Ничего. Выглядит здорово. И прочитать можно, — радовались ребята.
— Походи так с недельку, пусть все на тебя полюбуются. Тогда не будешь лезть на нашу территорию и нападать на наших граждан, — прочел нравоучение Алька и велел отпустить пленника.
— В другой раз так легко не отделаешься. Изукрасим тебя татуировкой, как индейца.
По щекам Сережки покатились крупные слезы, оставляя за собой красные полосы.
Все расхохотались: вот тебе и водоустойчивый! Брак, настоящий брак.
— Но ведь там не сказано «слезоустойчивый», — оправдывался Янка. Ему было стыдно за артель отца.
