золы в очаге. Тощая Женщина ненавидела своего ребенка, но обожала ребенка Седой Женщины, а Седая Женщина любила ребенка Тощей Женщины, но терпеть не могла своего собственного. Компромисс может разрешить самую сложную из ситуаций, и со временем женщины обменялись детьми, сразу же превратившись в самых нежных и любящих матерей, каких только можно вообразить; и две семьи стали жить в наисовершеннейшей любви, какую только можно найти.
Дети росли в любви и радости. Сначала мальчик был маленьким и толстеньким, а девочка длинной и тощей, потом девочка стала кругленькой и пухленькой, а мальчик вытянулся и стал костлявым. Это произошло оттого, что девочка обычно сидела тихо и вела себя хорошо, а мальчик — нет.
Много лет они жили в глубоком уединении соснового леса, где царил постоянный сумрак, и там привольно играли они в свои детские игры, мелькая между тенистыми деревьями маленькими быстрыми тенями. Временами их матери, Седая Женщина и Тощая Женщина, играли с ними, но это бывало редко, а иногда их отцы, два Философа, выходили и глядели на них через очки, очень круглые и очень стеклянные, с огромными круглыми роговыми оправами. У детей, однако, имелись и другие товарищи по играм, с которыми можно было забавляться весь день напролет. В подлеске бегали сотни кроликов; они полнились весельем и очень любили играть с детьми.
Были там белки, которые с радостью присоединялись к их играм, а нескольким козам, однажды забредшим из большого мира, был оказан такой прием, что они с тех пор приходили всегда, как только выдавалась возможность. Еще там водились птицы — вороны, дрозды и трясогузки, которые были хорошо знакомы с малышами и посещали их настолько часто, насколько позволяла их занятая жизнь.
Недалеко от их дома в лесу была полянка футов десяти в ширину; через этот просвет, как через окно, солнце летом заглядывало на несколько часов вниз.
Мальчик первым заметил странные лучистые стрелы в лесу. Однажды его послали насобирать сосновых шишек для очага. Поскольку их собирали каждый день, возле самого дома их оставалось мало, и потому ему пришлось в своих поисках отойти от дома дальше обычного. Поначалу необычайное сияние поразило его. Он никогда прежде не видел ничего подобного, и ровный, немигающий свет возбудил в нем равно страх и любопытство. А любопытство победит страх скорее, чем храбрость; в действительности, оно заводило многих людей в такие опасности, от которых отшатнулась бы простая физическая смелость, ибо голод, любовь и любопытство — величайшие движущие силы жизни. Едва мальчик обнаружил, что свет не движется, он подошел к нему и, наконец, вдохновленный любопытством, шагнул прямо в него и обнаружил, что это вообще не что-то. Едва попав на свет, мальчик понял, что тот — теплый, и это так напугало его, что он снова выпрыгнул из света и спрятался за дерево. Потом он впрыгнул в него на мгновение и тут же выпрыгнул обратно, и играл в эту игру с солнечным светом почти полчаса. Наконец, он совсем осмелел и встал в свет, и обнаружил, что тот вовсе не жжется, но оставаться в нем ему не захотелось — он испугался, что может спечься. Когда мальчик вернулся с шишками домой, он ничего не сказал ни Седой Женщине из Дун-Гортина, ни Тощей Женщине с Инис-Маграта, ни двум Философам, но рассказал обо всем девочке, когда они ложились спать, и с тех пор они каждый день ходили играть с солнечным светом, а кролики и белки приходили к ним туда и присоединялись к их играм, с интересом вдвое большим, нежели до того.
Глава II
Иногда к одинокому домику в сосновом лесу приходили люди за советами по вопросам, слишком темным даже для таких вершин просвещения, как приходской священник и таверна. Этих людей всегда принимали хорошо, и их сложности немедленно разрешались, ибо Философы любили быть мудрыми и не стеснялись доказывать свою ученость; равным образом, в отличие от многих других мудрецов, они не боялись обеднеть или потерять уважение, делясь своим знанием. Вот какие максимы были у них излюбленными:
Прежде, чем сможешь получать, научись давать. Знание за неделю становится хламом; потому избавляйся от него.
Прежде, чем наполнить ящик, его надо опустошить.
Опустошение и наполнение — это прогресс.
Мечу, лопате и мысли нельзя позволять ржаветь.
Седая Женщина и Тощая Женщина, однако, имели мнение, весьма отличное от этого, и максимы их также отличались:
Тайна — это оружие и друг. Человек — тайна Бога, Власть — тайна человека, Пол — тайна женщины.
Имея много, сможешь поиметь больше.
В ящике всегда найдется место.
Искусство укладки — последняя лекция мудрости.
Скальп твоего врага — это прогресс.
При таких противоположных взглядах, казалось, вполне могло случиться так, что посетители, искавшие совета у Философов, были бы поражены и пленены их женами; но женщины оставались верны собственным доктринам и отказывались делиться знаниями с кем бы то ни было, за исключением особ высокого ранга — таких, как полицейские, гомбины и советники округа и графства; но даже с тех они запрашивали за свои знания высокую цену и процент с любой прибыли, которую можно было извлечь, следуя их советам. Необходимо заметить, что последователей у них было немного по сравнению с теми, кто искал помощи у их мужей, ибо не проходило и недели без того, чтобы кто-нибудь не пришел в сосновый лес, сдвинув брови от затруднения.
Люди эти крайне занимали детей. После их приходов дети обычно уходили и разговаривали о них, стараясь вспомнить, как те выглядели, как разговаривали, их походку и манеру нюхать табак. Через некоторое время они стали интересоваться вопросами, с которыми те приходили к их родителям, и ответами и наставлениями, с которыми родители отпускали их. Долгая выучка дала детям способность сидеть совершенно тихо, так, что когда дело подходило к важной части, о них полностью забывали, и идеи, иначе миновавшие бы их молодые годы, входили в их повседневные разговоры.
Когда детям исполнилось по десять лет, один из Философов умер. Он собрал всех домашних и объявил, что ему пришло время попрощаться со всеми, и он вознамерился умереть так скоро, как только возможно. К сожалению, продолжал он, здоровье его в последнее время окрепло больше обычного, но это, безусловно, не препятствует его решению, ибо смерть зависит не от нездоровья, а от множества других факторов и деталей, которыми он не хочет их отягощать.
Его жена, Седая Женщина из Дун-Гортина, встретила решение мужа аплодисментами и добавила, что ему уже давно пора хоть что-нибудь сделать, что жизнь, которую он вел, была пустой и бесплодной, что он украл у нее четырнадцать сотен проклятий, которые были ему без надобности, и наградил ее ребенком, который был безо всякой надобности ей, и что, учитывая все это, чем скорее он умрет и перестанет болтать, тем скорее все заинтересованные стороны будут счастливы.
Другой Философ мягко произнес, раскурив свою трубку:
— Брат, величайшая из всех добродетелей есть любопытство, и конец всех желаний есть мудрость; поэтому расскажи нам, каким путем ты пришел к этому достойному похвалы решению?
На что Философ ответил:
— Я достиг всей мудрости, которую способен иметь. На протяжении недели мне в голову не пришло ни одной новой истины. Все, что я прочитал, я уже знал раньше; все, что я подумал, — лишь повторение старых и приевшихся идей. Перед моими глазами больше нет горизонтов. Пространство сжалось до ничтожных размеров моего мизинца. Время — тиканье часов. Добро и зло две горошины в одном стручке.
Лицо моей жены всегда одно и то же. Я хочу поиграть с детьми, и в то же время не хочу. Твой
