противоположную сторону, чтобы не мешать разговору.
– «КамАЗ» нужен. Сможешь сделать? Хорошие деньги плачу.
Есть еще одно золотое правило, единственное, которое может сохранить достоинство и кошелек на восточном базаре. Торгуйся! За каждый лишний рубль, не стесняясь, словно он последний. Цена, которую называет продавец, предназначена для непосвященного идиота. Не помогут никакие объяснения о том, что у покупателя денег немерено и он просто не хочет портить нервы по пустякам. Такой человек для обитателей рынка останется ничтожеством, высокомерным уродом, и ему попытаются всучить самый залежалый товар. Спорить нужно легко, не оскорбляя собеседника недостойными подозрениями в обмане. И спускать не сразу, но цены обязательно будут снижены.
Сумма, которую запросил клетчатый, по московским масштабам выглядела несерьезно, и все же Святой не уступил, пока ее не уменьшили вдвое. За «КамАЗом» пришлось ехать за город. По дороге в горы стоял армейский кордон. Документы не спрашивали. Постовые пристально вглядывались в машины, будто могли рассмотреть скрытое под багажником оружие.
«Если парням не удастся уговорить доктора помочь, проскочить будет невозможно», – решил Святой. Судя по всему, кольцо блокады вокруг столицы смыкалось все сильнее.
Машина остановилась перед воротами дома, похожего на небольшую крепость. Даже окна в нем напоминали бойницы. Но поразило Дмитрия совсем не это, а огромный длинный сарай. Чем бы ни решили заполнить его хозяева, в нем все поместилось бы с избытком. В нищей стране такой сарай выглядел дворцом.
Сделка прошла на удивление быстро. Убедившись, что «КамАЗ» на ходу, Дмитрий ударил по рукам с клетчатым.
– Ты мне, отец, только горючего еще подкинь, – попросил Святой напоследок. – Не доверяю что-то я вашим заправочным.
Получив несколько канистр с бензином, он окончательно успокоился, но не настолько, чтобы забыть о спрятанном за пояс пистолете. И только отъехав километров двадцать и убедившись, что за ним нет «хвоста», Дмитрий мог с уверенностью сказать: «Сделка состоялась». Последнее правило восточного базара гласило: хочешь сохранить жизнь – никогда не показывай, как туго набит твой кошелек. Всегда может найтись человек, который захочет стать его хозяином вместо тебя.
Петров совсем не удивился появлению старых знакомых. На этот раз, услышав пронзительную трель звонка, Андрей открыл сразу.
– Вам повезло, – заявил он, усаживая друзей к столу. – Еще немного – и могли меня не застать. Со вчерашнего дня работаем на режиме повышенной готовности. Сегодня вот опять в ночную.
– Мы по делу, – заявил Гуляй.
– Надеюсь, это ваше дело не касается болезней?
– Нет, – поспешил успокоить фельдшера Пашка.
– Нужно помочь вывезти из города оружие, – сказал Вовка в лоб, без лишних вступлений.
– И вы думали, что я соглашусь?
Дробин хотел объяснить что-то, но Гуляй не дал ему открыть рта.
– Я немного разбираюсь в людях. С тобой лучше говорить открыто. Мы собираемся замочить одного негодяя. Судя по всему, человек он никчемный. Тебе интересно знать, чем он занимается?
– Меня это мало волнует, – холодно сказал Андрей. – Из множества причин убить есть одна самая главная: кто-то вдруг стал лишним на празднике жизни. Беда заключается в том, что все мы рано или поздно оказываемся лишними.
– Ты не понял! – снова вступил в разговор Пашка. – Речь идет о наркодельце, у которого на счету сотни загубленных жизней.
– А на другом счету, швейцарском, он, видимо, держит большие деньги, – ровным голосом ответил Петров. – И вот этот второй счет кому-то не дает покоя гораздо больше, чем просто желание уничтожить зло.
– Это что-то меняет?! – выпалил Гуляй.
– Ровным счетом ничего.
– Тогда в чем причина твоего отказа? – Вовка выжидательно уставился на фельдшера.
Петров не спеша поднялся. Снял с плиты закипевший чайник, так же неторопливо приготовил чай и только после этого ответил, снова усевшись за столом и дуя на чашку:
– Разве я сказал «нет»?
И, уже наклонившись ближе к Гуляю, добавил:
– Ни хрена ты, Вовка, не понимаешь в людях.
Проскочив мимо патрулей, они выехали к Черной скале. Заходящее солнце багровыми отблесками ложилось на древние развалины, видневшиеся высоко над головой. Руины крепости, прилепившейся, словно птичье гнездо, к вершине скалы, напоминали истерзанный ветрами череп своими пустыми глазницами бойниц и седыми зарослями орешника на висках. По этим горным дорогам прошли армии Александра Македонского, Чингисхана, Тамерлана, Скобелева. Под стенами замка у Черной скалы отдыхали перед новым походом боевые африканские слоны и казацкие гнедые кони. Девушки в соседних селениях славились глубиной голубых казацких глаз и греческим профилем античных нимф, которые достались им в память о прошлых завоевателях. Местных красавиц брали в жены еще детьми, в двенадцать-тринадцать лет, когда их красота расцветала весенним цветком. Но они быстро начинали увядать. В Азии все недолговечно: любовь, красота, жизнь.
Холодные голубые звезды высыпали на небе серебряной паутиной. Ночная прохлада заставляла зябко ежиться, застегивать куртку поплотнее.
Петров, молча наблюдавший, как Вовка с Пашкой перетаскивают ящик с оружием из «скорой» в «КамАЗ», собрался возвращаться в город. Он подошел к Святому, крепко пожал протянутую ладонь и сказал:
– У тебя классные мужики. С такими и умирать не страшно. – И добавил уже на прощание: – Если чего надо – знаете, где меня искать.
– Оказывается, и среди урологов бывают исключения, – произнес Дробин, когда машина «Скорой помощи» скрылась за поворотом. – Классный мужик, и доктор что надо. – Он машинально потрогал ширинку.
– Еще не отвалились? – не преминул спросить Гуляй, пристраиваясь рядом с ящиком и канистрой горючего.
Паша собрался было послать друга куда подальше, но тут Святой приказал Дробину лезть в кабину.
Две сотни километров под брезентовым навесом, продуваемым всеми ветрами, были бы мучительными даже на асфальтовом шоссе где-нибудь в Подмосковье. В горах такое путешествие показалось Гуляю кошмаром. Казалось, температура внезапно упала до минус двадцати. Чтобы не замерзнуть окончательно, Вовка начал бегать вдоль кузова, лавируя между канистрой и оружием, но «КамАЗ» так подбрасывало на ухабах, что Гуляй несколько раз едва не вывалился на дорогу. Разбив до крови колено, он наконец сдался и изо всех сил стал колотить по кабине.
– Что случилось? – Святой, поглощенный поиском пути, посмотрел на Вовку так, как будто видел его впервые.
– Ничего, – прохрипел бывший инструктор по пэйнтболу. – Совсем ничего, если не считать, что я сейчас отброшу коньки в этой душегубке, а моя смерть целиком ляжет на вас…
– Ты замерз? – Святой удивился еще больше.
Гуляй рассвирепел.
– Нет! – вздернул он посиневший подбородок. – Принципиально против подобной формулировки. Я не замерз – я околел, оледенел, покрылся инеем, но до этого никому нет дела. Потому что вы, последние скоты и негодяи, сидите в тепле!
Рогожин и Дробин переглянулись.
– Залезай. – Паша кивнул, приглашая Гуляя в кабину.
Быстро отогревшись, Вовка успокоился и подобрел.
– Долбаные горы, – бурчал он незлобно. – С армии их ненавижу. Сколько в таких горах, как эти, положили наших парней?! И все из-за тупорылых генералов, у которых вместо мозгов в голове дерьмо и
