этом знать, Джасмин, пока ты не запуталась еще больше. Я люблю своего сына, но мне небезразлично и что станет с тобой, Джасмин. Я не хочу, чтобы ты пострадала.
Джасмин снова помотала головой.
— Нет. Я тебе не верю, — с чувством произнесла она, потом повернулась и вышла. Она поспешила к себе в комнату и, войдя, заперлась изнутри.
Пострадала! Это слово все еще звучало в ее ушах. Ее мать стучала в дверь, кричала, чтобы она вышла, но Джасмин ответила, что хочет остаться одна, и наконец мать ушла.
Джасмин шагала взад-вперед по своей спальне, потом тяжело опустилась на край кровати, в полном шоке, из которого ее вывел только шум подъезжавшего к дому автомобиля. Это был Кейл.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем шаги Кейла послышались в коридоре и замерли у ее двери. Его мать, конечно, уже успела поговорить с ним, предупредить его.
— Джас, открой.
Она кинула взгляд на дверь и заметила свое отражение в трюмо. Лицо белое как мел, осунулось, губы почти без кровинки. Она чувствовала, что вряд ли сможет шевельнуться, встать, пройти через комнату, если бы даже и захотела. Но теперь, когда Кейл пришел, ей и не хотелось встречаться с ним, не хотелось услышать от него правду.
— Прошу тебя, Джас. Открой. Дай мне объяснить тебе.
Его слова резанули как нож и застряли у нее в сердце. Объяснить. Одно это слово выделилось из остальных. Если было что объяснять, значит, был и проступок. Неужели все правда?
Как в тумане, она медленно подошла к двери и повернула ключ. Кейл распахнул дверь, но не попытался войти. Их глаза встретились, и если бы даже она не расслышала предупреждения в его словах, то у него на лице она увидела признание вины.
— Так это правда? То, что мне сказала твоя мать? — спросила Джасмин безжизненным голосом. Единственное, чего она хотела, — это сжаться в комок и отгородиться от всего на свете.
— Она не имела права… — Кейл замолчал и вздохнул. Дрожащими пальцами он пригладил свои темные волосы. — Боже мой, Джас, я искал слова, чтобы сказать тебе, объяснить с самого начала, но… — Он покачал головой. — Я все не мог.
Ее разрывали на части боль и негодование. Голубые глаза Джасмин гневно сверкнули.
— Искал слова! — швырнула она ему в лицо. — Неужели это так сложно? Неужели нельзя было сказать просто правду: у меня есть жена и ребенок. В этом нет ничего непонятного. Я бы уловила смысл твоих слов.
— Джас, ты не поняла, — начал он, но Джасмин его перебила:
— Не настолько же я непонятлива, Кейл. Поверь, я бы поняла. В этом нет ни малейшей двусмыслицы.
— Я имел в виду, что бывает не так, как кажется. Не бывает только черного или только белого.
— Ты хочешь сказать, что ты не женат и у тебя нет ребенка?
— Да, у меня есть сын, но…
— То есть ты не был свободен и не имел никакого права завязывать со мной отношения, так? — срываясь, спросила Джасмин, а он протянул руку, чтобы ухватиться за косяк, как будто потерял равновесие.
Он опустил глаза под ее взглядом.
— Нет, Джас. Не имел… — выдавил он из себя.
— По-моему, нам больше нечего сказать друг другу, так ведь? Осталось только распрощаться. Я уеду отсюда, как только достану билет на самолет до Сиднея.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала.
— А я не хочу оставаться, — холодно ответила она, и все ее чувства покрылись корочкой льда. — Теперь уходи отсюда, Кейл. Мне надо укладывать вещи.
— Джас!
— Не хочу с тобой разговаривать и вообще не хочу тебя больше видеть. — Она твердой рукой закрыла перед ним дверь и повернула ключ в замке. И только после этого беззвучно расплакалась. Слезы лились ручьями по ее щекам и мочили футболку.
И вот спустя пять лет… и бесчисленное количество проплаканных ночей Джасмин опять здесь. Она сказала тогда, что вообще больше не хочет видеть Кейла. Она повторяла себе это все пять лет.
Но она его увидела. Вот почему она вернулась в Трокли: в глубине души она хотела снова с ним увидеться… что бы ни побуждало ее к этому. Она и теперь хотела его видеть. Сознание того, что он не свободен, что она любит его, как прежде, только обостряло боль воспоминаний.
Джасмин высморкалась и села прямее на диване. Ей надо уехать. Однажды она уже уехала и сможет уехать снова. Оставаться совершенно немыслимо. Не станет же она сознательно добиваться разрыва между Кейлом и матерью Тоби!
Она услышала шаги Кейла по навощенному деревянному полу и поспешила взять себя в руки. Однако отвела глаза, когда он подошел и молча сел на диван рядом с ней, не касаясь ее, однако чересчур близко. Она вся затрепетала и снова испытала тоску по тому, что могло бы быть, но не случилось.
Тяжелое молчание затянулось, потом Кейл наконец, вздохнув, взял ее руку в свою.
— Спасибо, что помогла с елкой, — сказал он. — Для Тоби все эти хлопоты с украшением — большое событие.
— Мне это доставило удовольствие, — сухо ответила она и отняла руку.
— В прошлом году у нас была лишь маленькая елочка, — продолжал Кейл, не обращая внимания на ее жест. — Мама с Джеймсом уезжали в Нью-Йорк, и мы не смогли все собраться. Ведь на то и Рождество, верно? Чтобы семьи были в сборе.
Джасмин взглянула искоса на него и увидела, что он чуть повернулся и наблюдает за ней.
Его взгляд остановился на ее губах, и они затрепетали, как если бы он коснулся их. Потом его взгляд скользнул ниже, туда, где расстегнутый ворот блузки открывал сливочного цвета кожу.
У Джасмин быстрее забилось сердце, и она, чуть дыша, сглотнула. В смущении она прикрыла рукой шею, чтобы он не заметил выдававшей ее состояние бешено пульсирующей жилки.
Его рука скользнула по спинке дивана, его пальцы зарылись в мягкие рыжие кудри на ее затылке, и она подумала, что задохнется.
— Джас, — сдавленным голосом сказал он, — я хочу поговорить. О том, что произошло пять лет назад. Но, Боже мой, все мои мысли только о том, как приятно было целоваться с тобой, обнимать тебя и как мне этого хочется снова.
Его теплое дыхание на ее щеке возбуждало Джасмин, его губы чуть касались ее разгоряченной кожи. Она не могла пошевелиться, просто сидела и тоже вспоминала.
Он протянул свободную руку и, нежно взяв ее подбородок, легко повернул лицо Джасмин к себе. Она несмело встретилась с ним взглядом, у нее вдруг закружилась голова, и она прикрыла глаза в ожидании, чтобы мир встал на место.
Джасмин знала, что надо остановить его, надо подняться и уйти, но ее тянуло в манящую пучину его глаз, горящих жаркими черными углями.
— Джасмин. — Ее имя трепетало на его губах, как поток воды, журчащей по гладким камням. Его губы помедлили над ее губами на время удара сердца. И он поцеловал ее.
Фейерверк желания вспыхнул в ней, и она растворилась в нем.
— Все эти пять лет не было дня, чтобы я не думал о тебе, — пробормотал он прямо ей в губы, когда они прижались друг к другу.
В каком-то уголке сознания Джасмин билась мысль, что они сливаются воедино. Любовь, которую она так старательно заглушала, вырвалась, хлынула и перетекает в каждую его клеточку. Джасмин отрывисто застонала.
Ее сознание пронзил эротический накал этого звука, и она удержалась на краю бездны. Она слабо толкнула его в грудь, глотая воздух, когда их губы разделились.
Пальцы Джасмин все еще упирались в его грудь, она почувствовала ускоренные удары его сердца и отдернула руки, будто обожглась. Потом плотно сжала веки от мучительного презрения к самой себе и проглотила комок боли, мешавший дышать.
