– Я думаю, мы обойдемся без фотографий, – произнес неизвестный, пряча трубку к себе в карман.
Девушка от досады стиснула зубы.
Вдруг мужчина неожиданно выпрямился, словно что-то услышал. Спустя пару секунд до них донесся хруст веток.
Незнакомец поднес палец к губам, приказывая замолчать. Неожиданно тишину разорвал резкий крик у них за спиной:
– Стоять! Руки вверх! Положить оружие!
На площадке появились Джабелия и его люди. Они направили свои автоматы на человека в маске.
Элен затаила дыхание. Спецназовцы были явно настроены решительно. Джабелия еще раз повторил приказ. Незнакомец медленно положил автомат на землю перед собой и поднял руки над головой. Джабелия двинулся к нему, намереваясь отбросить оружие сторону и стащить с неизвестного маску. Подойдя поближе, грузин уже собирался ногой отшвырнуть автомат, но тут человек в маске неожиданно сделал рывок вперед и, повернувшись, мощным ударом ноги отправил Давида в нокаут. Затем, мгновенно совершив немыслимый кульбит, он подхватил свой автомат. Один из грузинских спецназовцев, находившийся рядом, даже не успел ничего сообразить, как схлопотал сильнейший удар прикладом в челюсть. Незнакомец рванул в сторону зарослей и в два счета скрылся из виду. Несколько спецназовцев успели выстрелить, но это не принесло никакого результата.
Пробираясь через заросли, Батяня – а это был он – наконец-то смог скинуть маску, которая изрядно ему надоела. «Ушел, – подумал майор, – но впредь надо быть осторожней».
Джабелия лежал на камнях, приходя в себя. Элен подбежала к нему:
– Это был не тот! – выпалила она.
– Черт! – выдохнул Давид, вставая на ноги и отряхиваясь.
Спецназовец приходил в себя.
– Самое обидное, что я знал о таком приеме, – произнес он вслух, – меня ему когда-то научил товарищ-десантник. Не думал, что он так распространен...
Очухавшись, Джабелия с интересом стал рассматривать рюкзак, полученный француженкой от неизвестного. В нем оказалась пара бутылок воды и еда. Грузин задумчиво покачал головой.
– Видимо, ты права, это не террорист...
Глава 16
Последние лучи уходящего за горизонт солнца слабо освещали пустынную улицу на краю селения. Деревня в горах и без того никогда не славилась особо бурной жизнью, а здесь, на отшибе, и вовсе царила тишина. Старенькие, обшарпанные домики строились, как казалось, в хаотичном порядке. Некоторые располагались чуть выше на холмах, другие же выглядывали откуда-то снизу. Дома имели солидный возраст – по сто, двести, а то и более лет. Во дворах, как обычно, пересекались веревки, на которых, развеваясь, словно флаги, висело белье. Под деревьями стояли небольшие ведерки, предназначенные для сбора фруктов. Вечерняя тишина лишь изредка нарушалась громким тявканьем собак. Казалось, что люди здесь живут в полной гармонии с природой.
Небольшой домик в стороне от селения выглядел совсем уныло. Потрескавшиеся стены и полуразвалившийся забор выдавали давнее отсутствие здесь жильцов. Сквозь маленькое, давно замусоленное от пыли и грязи окно можно было разглядеть небольшую комнату. В ней было пусто. Повсюду валялись куски бумаги, которые, по всей видимости, ранее служили обоями. Из мебели здесь присутствовала лишь длинная деревянная скамейка. В комнате царила духота.
На скамейке в неудобной позе – согнувшись и прижав голову к коленям – сидела пожилая женщина. Она была одета во все черное, традиционно символизирующее траур в большинстве стран. Однако в Грузии женщин в подобных одеяниях встречается гораздо больше. На это есть свои причины – траур здесь носят ровно год, притом – даже по очень дальним родственникам, иногда – по друзьям и соседям. Учитывая многодетность традиционных грузинских семей, а также клановые и дружественные связи, выходит, что едва ли не половина грузинок траур не снимают по несколько лет и более. Конечно, в крупных городах, наподобие Тбилиси или Кутаиси, эти традиции не всегда соблюдаются. Но в деревнях, как известно, они куда более сильны...
Женщина сидела неподвижно уже довольно долго. Ее плечи слегка вздрагивали: она тихонько плакала. Какой-то шум за стеной привлек ее внимание, и она, быстро поднявшись, прислонилась к стене, стараясь услышать, что там происходит. Но за стеной все было тихо. Она медленно принялась расхаживать по комнате. Походка ее была неуверенной. Грузинка подошла к графину с водой. Осторожно поднеся его дрожащими руками ко рту, жадно сделала несколько глотков, затем плеснула воды себе на лицо и попыталась умыться. После этого женщина вновь подошла к скамейке и уселась на прежнее место.
В глазах Софико Джабелия читались невыносимая тоска и испуг. Она почти не спала уже несколько дней, и от этого глаза ее воспалились и стали красными. Подняв голову, грузинка сложила руки, что-то еле слышно шепча. Все ее мысли были заняты сыном. Женщина надеялась, что он спасет ее и вызволит из этого проклятого дома-тюрьмы. Мысленно Софико постоянно возвращалась к тому злополучному дню...
Утром все было как обычно – она управилась с домашними делами и, немного отдохнув, решила отправиться в горы. Софико нужны были целебные травы, которыми она помогала жителям своей и соседних деревень. Места знала хорошо и рассчитывала управиться до вечера. Несмотря на возраст, здоровье у селянки было хорошим. Проходив почти целый день по горным тропинкам и собрав нужные ей травы, Софико стала собираться обратно. Но за несколько сот метров до дома почувствовала что-то неладное: со стороны селения доносился терпкий запах гари, а впереди поднимался густой столб черного дыма. Женщина, перепугавшись, бросилась бежать туда. Но как только она вышла на дорогу, перед ней открылась ужасная картина – деревня будто подверглась бомбардировке. Все вокруг пылало, дым разъедал глаза. Повсюду валялись мертвые тела сельчан. Те, кто выжил, не сдерживались и рыдали, стоя у своих сожженных домов. Повсюду слышался нескончаемый плач. Софико с трудом помнит, как шла к своему дому, ожидая чуда. Ей до последнего момента не верилось, что и его уже нет. По дороге она видела валяющиеся трупы, среди которых были и дети.
Даже сейчас, вспоминая весь этот кошмар, Софико почувствовала приступ тошноты.
...И вот она стоит у своего порога. От дома почти ничего не осталось, только черные обугленные стены. Вокруг было много людей. Женщина находилась на грани обморока. Чтобы не упасть, она схватилась за дерево и прижалась к нему. Словно в тумане перед ней проплывали какие-то лица. Они пытались с ней заговорить, но Софико их не слышала. Неподалеку женщина увидела грузинских полицейских, пытавшихся заставить людей сохранять спокойствие, но о каком спокойствии могла идти речь? Полицейские без умолку кричали что-то, постоянно переговаривались по рации. Все остальные были заняты поисками выживших и расчисткой завалов. Мужчины, сбив руки в кровь, растаскивали обугленные бревна, и в этот момент Софико почувствовала, как ее подхватили и потащили сторону. Она даже не пыталась сопротивляться. Несколько человек втолкнули ее в машину и повезли. Куда ее везли, припомнить Софико уже не могла, видимо, в дороге потеряла сознание. Очнулась уже здесь, в этой комнатушке. Никто ничего ей не объяснил, да и вообще разговаривали с ней мало: только приносили еду. Похищенная несколько раз пыталась заговорить с людьми, привезшими ее сюда, но те ей ничего не отвечали. Просьбы выпустить ее на прогулку также отклонялись. Она уже совсем отчаялась.
Вновь за стенкой послышался странный шорох. Софико тут же сорвалась с места и принялась вслушиваться, пытаясь выяснить природу этих странных звуков. На этот раз шорохи повторились. Женщина вся напряглась. За стеной послышались шаги и какие-то негромкие, но отчетливые голоса. Точнее, голос был один. Судя по всему, человек разговаривал по телефону. Софико с надеждой подбежала к двери и постучала. Сначала робко: кулаком и осторожно. Никакой реакции не последовало. Тогда она стала действовать смелей и заколотила в дверь ногами. С обратной стороны никто ее не слышал. Женщина не унималась, она принялась громко кричать и бить по двери всем, что попадалось под руку.
– Выпустите меня, прошу вас! Зачем вы меня привезли сюда? Откройте!
У Софико началась истерика. Исколотив дверь до полного изнеможения, она опустилась на пол и, закрыв лицо руками, принялась снова плакать. Теперь у нее уже почти не было сил, заключенная издавала какие-то нечленораздельные звуки. В таком положении женщина просидела недолго. Спустя пару минут ее будто вновь наполнили энергией, и она, подскочив, вновь принялась колотить совершенно безразличную к ее страданиям дверь.
