– Не знаю. Но если мы не вычислим крота – мое дело проиграно.
– Не кисни раньше времени. Ладно, расходимся. Поговорим вечером.
Из курилки Одоева пошла к медэкспертам, а Геннадий – звонить отцу.
– Алло, отец?
– Гена… Что у вас стряслось? Маша…
– Она у тебя? – Геннадий напрягся. Как вчера не догадался отцу позвонить? – Что молчишь?
– Мне с тобой поговорить надо.
– И мне с тобой… Как твой роман?
– Почему спросил?
– Саша твой, издатель, не показывался?
– Да в чем дело?
– Не телефонный разговор. Сейчас приеду. Машка у тебя?
– Пошла прогуляться.
– Тем лучше. Жди.
В коридоре Геннадий столкнулся с Урюпиным.
– Куда лыжи навострил? – улыбаясь, спросил Коля.
Геннадий подозрительно взглянул на него. Может, он ворам продался? Нет, Урюпин не дешевка – совесть на зелень не променяет.
– Дела.
– Ты в делах, как в шелках! Где твоя помощница Каузина?
– Здесь, в управлении… Тебе она на что?
– Забыл? Я – ее жених! – засмеялся Урюпин. – Прячешь ее от меня? Ревнуешь?
– Личные отношения в рабочее время… – усмехнулся в ответ Геннадий.
– Иди, иди, куда шел…
Пока ехал домой к отцу, снова передумал обо всем случившемся – о наезде криминала, о «проколе» отца, о дурости Машки, об Игошине и загадочном содержимом сумок, из-за чего, в сущности, и разгорелся весь сыр-бор.
Открыв дверь своим ключом, вошел в квартиру. Отец сидел за компьютером, строчил текст, который никому на самом деле был не нужен; договор на книги – лишь скрытая взятка ему, Геннадию.
– Все пишешь? – спросил мрачно, усаживаясь в кресло.
– Подожди минуту. Мысль закончу.
– Отец, что тебе наплела Машка? О чем она думает? Время идет – ребенок не болячка, сам по себе не рассосется, если не принять меры. Тут каждый час дорог.
Отец, морщась, отвлекся от монитора и снял очки.
– Гена… Так нельзя.
Геннадий нервно отшвырнул лежавшее на журнальном столике яблоко.
– Нельзя-я! А трахать бл…ей с бандюками можно?!
– Что-о-о?
– Да ничего! Не корчи из себя святого! Ты спутался с ворами, а они тебя подставили! Договор на твои книжонки, подачки баксами – думаешь, все это им так нужно? Они схватили меня за горло – им нужен их дружок, дело которого я веду… Если не отпущу его – тебя ославят в газетах…
– Что-о-о?
– Заладил одно и то же… Меня шантажируют, вот что! По твоей вине. А ты мне собираешься мораль читать? Потом – пожалуйста, а сейчас – уволь. С Машкой я решу сам. Она еще молода, у нее жизнь впереди, и мы вместе должны убедить ее…
– Гена, я не понимаю… – Андрей Андреевич растерянно озирался то на монитор, то на сына, то на свои сухие руки. – Что ты мне говорил о…
– Боже! – вдруг опомнился Геннадий и схватился за голову. – Прости… Я не хотел говорить.
– Что стряслось? Объясни толком.
– Договор на твои книги – ловушка для нас. Твой друг Ондатр…
Андрей Андреевич вздрогнул при упоминании клички авторитета. Яркая картинка былой оргии четко встала перед глазами. Фу! Господи…
– Что ты говоришь?
– Тебе плохо? – Геннадий вскочил с кресла, взял отца за плечи. – Воды дать?
– Нет, все в порядке. Так что, у них есть видеозапись с моим «подвигом»? Неужели это такой страшный проступок?.. Это была приятная молодая женщина… Что же тут страшного? Она – женщина, я – мужчина…
– Ты не все знаешь – ее убили. Ондатр говорит, что если я не выпущу Игошина, их дружка, они настучат, что это ты изнасиловал ее и убил. Уже есть «свидетели» – видели, как ты волок ее в лесополосу. У медэкспертов есть образцы твоей спермы… Дело дрянь, отец. Все очень серьезно.
– Боже мой… Эту девочку убили… За что?!
– Чтобы припереть нас с тобой к стенке. Видимо, этот Игошин спрятал крутой товар до того, как его арестовали, и воры теперь готовы на все, чтобы забрать его. Думаю, это порядочная партия наркотиков.
– И нельзя ничего сделать?
– Выпустить его нельзя – он милиционера убил при задержании… Я пытаюсь, комбинирую – но, скрывать не стану, все очень плохо…
– А эта девочка, кто она? Видимо, нищенствовала, раз ее уговорили, да еще и девственницу…
– Она – шлюха! Проститутка…
– Но она кричала, что девственница… Я был очень пьян, не соображал, что делаю, но это очень хорошо помню… Вот до чего упился – пошел против своей совести, растлил невинную девушку… О боже… какая же я сволочь! Твой отец – сволочь, Гена…
– Прекрати.
Оба надолго замолчали, думая каждый о своем.
– Отец, наведайся к этому Саше на фирму. Мол, зашел кое-что уточнить… Может, заметишь кого из его «сотрудников»? Понимаешь, надо ухватить нить, найти их слабое место. Прежде чем нажать на нас, они разработали план, но в любом плане есть недочеты, прорехи – и их надо выявить. Вдруг кто из «сотрудников» Саши снимал тебя?
– Мы приехали туда только вдвоем.
– Ондатр и Саша – одна команда, и люди Саши – это люди Ондатра. Мы прижмем эту суку… Не знаю, что делать, но бездействие губительно, поэтому мы должны действовать, и очень активно… Поговори с ним о чем-нибудь, но не показывай, что знаешь обо всем, что я тебе рассказал… Посмотри номер его машины. Я еще не придумал, под каким соусом… Вообще, я ничего не соображаю… Но что-то все равно надо делать!
Андрей Андреевич громко вздохнул. Ему стало жалко сына, и вдруг сердце сдавило сильно-сильно… Жизнь все-таки – несправедливая штука. Как дурак бился в стену, уже поверил, что нашел просвет, а оказалось – провалился в еще более глубокую яму… И как жить после всего этого? Убили девчонку. Неважно, кто она – праведница или проститутка, всего лишь молоденькая девчушка, почти ребенок. Убили из-за наркоты, из-за дурмана, который калечит наших детей, а подонкам приносит миллионные прибыли. Убили – а у нее, может, еще бы все наладилось. У нее же была цель в жизни, мечта, она верила в нее, мучилась, путалась с кем попало за кусок хлеба, вот и с ним, с мерзким стариком. А ее убили, закопали и сообщили в милицию – заберите. Какие страшные люди… Да люди ли, если способны на такое? И ради чего? Ради черной икры каждый день, ради того, чтобы летать в Европу и Штаты и обжираться свежевыловленными омарами и свежесорванными плодами маракуйи?..
Андрей Андреевич долго тер грудь. Сердце свербило, ныло, но не болело. Просто стало пусто внутри. Ай, ай, ай! Как же он на это купился? Преступил через свою совесть, через мораль, внутренние табу, полез в навозную жижу за лишним куском сливочного масла… Вот и жри теперь, навозная жижа тоже жирная. Жри, если не вырвет… – Ему стало так муторно, что он сорвался со стула и, держась за стены, пошел в туалет.
